|
ИСТОРИЯ ЛОШАДИ И НЕ ТОЛЬКО |
|
В наше время увидеть на театральной афише сегодняшнюю премьеру спектакля «Холстомер. История лошади» по повести Льва Толстого – почти шок. Во всяком случае, для театралов, смотревших уникальную постановку 1975 года Георгия Товстоногова и сценариста Марка Розовского в Ленинградском БДТ или его телевизионную версию с неповторимым Евгением Лебедевым в роли Холстомера. Этот спектакль называли «театральное чудо ХХ века», и шел он на сцене более 20 лет. Замахнуться на Холстомера после таких китов у кого поднимется рука?! Конечно, повторить его невозможно, но можно сделать другой, «свой» спектакль.
И такие смельчаки нашлись – в лице Тбилисского русского драматического театра им. А.С. Грибоедова и Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб». Это спектакль-посвящение. «Светлой памяти великих Г.А. Товстоногова и Е.А. Лебедева» - указано в программе спектакля. Память о великом режиссере и педагоге, работавшем в Грибоедовском с 1938 по 1946 г., свято хранит театр, здесь и его мемориальная доска, и память сердца благодарных мастеру людей. Ему, выпускнику московского ГИТИСа, дали возможность поставить на этой сцене свой дипломный спектакль, после чего Акакий Хорава, которому принадлежала тогда «вся театральная губерния» Грузии, поручил 24-летнему режиссеру вести первый актерский курс только что открывшегося Театрального института, которым Хорава руководил.
На нынешнюю премьеру грибоедовцев должна была приехать сестра Георгия Товстоногова и вдова Евгения Лебедева Натела Александровна. Лебедеву в этом году исполнилось бы 95 лет, и память о нем также витает по Тбилиси – именно здесь в русском ТЮЗе он начинал свою актерскую жизнь. Из наших давних бесед с Нателой Александровной выяснились многие подробности. В частности, Товстоногов и Лебедев познакомились не в Тбилиси, как это принято считать – нет, режиссер с актером дружили еще в Москве. Когда Тостоногов уезжал работать в Тбилиси, он предложил другу-выпускнику отправиться вместе с ним в теплые края. И тот согласился – еще и потому, что у него не было зимнего пальто. Лебедев был родом с Волги, отца и мать у него расстреляли, и возвращаться после института ему было не к кому. Молодого артиста взяли в Тбилисский ТЮЗ, и театр снимал для него комнатку, бывшую людскую, в квартире Товстоноговых. Георгий Александрович сразу пригласил его преподавать актерское мастерство на своем курсе, и их студенческие спектакли гремели по всему городу. Тогда еще никто не подозревал, что лет через десять их связь будет не только творческой, но и родственной. Но это случится позже, когда Натела с племянниками переедет жить к брату в Ленинград. А в ту пору для сестры-школьницы, и ее брат, и их постоялец были небожителями – подросткам разница в девять-десять лет кажется космической.
О незабываемом прошлом напоминают размещенные в фойе театра фотографии Евгения Лебедева – к премьере подготовлена специальная выставка из 36 редких фотографий. Здесь и знакомые лица корифеев БДТ, и роли, и, конечно, его Холстомер с глубинным пронзающим взглядом. Вот оно, сплетенье времен, судеб, театральных идей и людей. Так что появление нового «Холстомера» в Грибоедовском кажется неслучайным. Это нечто большее, чем обычная рядовая премьера, на мой взгляд, это лучший спектакль грибоедовцев последних лет. Здесь и память, и громкоголосое звучание нового времени – ведь на сцене все должно быть неизбежно современно.
Постановщик спектакля, он же автор инсценировки – управляющий и художественный руководитель театра Автандил Варсимашвили. Трагическая исповедь по мотивам повести Л.Н. Толстого – обозначил жанр своей сценической версии режиссер. Есть такое понятие – изгой. Неважно, чем ты отличаешься, кто ты – лошадь, овца или человек. Главное, ты не такой, как табун, стадо или толпа. Ты не вписываешься в разрисованную ими картину мира. Холстомер – другой, потому что он пегий. На сцене «пегость» показана броско и символично – белым кругом выделена часть лица актера вокруг глаза.
Шерсть пятнами – для остальных ты урод, чужой. Это в табуне лошадей. А в человеческом табуне, или в толпе – не тот цвет волос или кожи, и ты не наш. Или ты стар, но слишком много знаешь, ты тоже ненужный, лишний, как Холстомер. А если кто-то еще и мыслит иначе, чем толпа, и не так смотрит на мир и его законы, он вдвойне изгой. Ни толпа, ни вожаки, управляющие ею, такого не прощают. «Распни его!» - это на все времена, конфликт личности и толпы стар как мир.
Смысловой стержень спектакля подчеркнут в сценографии заслуженного художника Грузии Мириана Швелидзе. Его оформление, как всегда, лаконично и выразительно. Вращающийся круг сцены напоминает о былом лесе, превратившемся в останки деревьев – теперь здесь возвышаются лишь сухие стволы с безжизненными обрубками торчащих веток. Как символ старости, увядания жизни. Так угасает на наших глазах обреченный на одиночество Холстомер. В центре круга стоит самое большое, почти гладкое дерево с дырой в середине ствола, от которого отходят всего две плоские, горизонтально расходящиеся ветки. Символ ясен, это крест распятия. И он станет основным пристанищем для трагической исповеди старого, загнанного мерина в исполнении Валерия Харютченко, а моментами – и для других героев повести, распятых судьбой.
Для начала режиссер дает короткую картину жизни, окружающую Холстомера. В зыбком дыму бродит пьяный мужик Васька, подносит солому Холстомеру, готовому съесть ее, и тут же выбрасывает, оставляя его голодным. На движущемся кругу сцены появляются поющие цыгане, потом пьяный конюший с кнутом, выгоняющий табун под бравурную музыку. При этом молодая кобыла не упускает случая лягнуть старого Холстомера.
Его старость была «и гадкая и величественная вместе». Трагическая жизнь изгоя, никому не нужного, подается режиссером с самого начала и отслеживается на протяжении всего действия.
Хотя в повести речь идет о лошадях, но мы, зрители, воспринимаем происходящее как изгибы человеческих характеров и судеб в отпущенное им для жизни время, узнаваемое нами. А времена, как известно, не выбирают… Актеры не пытаются перевоплотиться в лошадей, они лишь намеками, жестами напоминают о животной природе. Вот табун молодых лошадей на выгоне – резвых, оголтелых, для них нет никаких внутренних запретов. Полные сил забияки с презрением смотрят на грустно-покорного старого мерина и делают ему всякие гадости – лягают, вырывают сено и отгоняют от кормушки, еще и фыркают, брыкаются. При этом Холстомер Харютченко ничему не сопротивляется, покорно принимает их агрессию, даже сохраняет улыбку, продолжая свой рассказ: «Я – чужой, посторонний». Эта улыбка всепрощения, которая уже не покидает старого мерина, дорогого стоит. По точности и пронзительности актерских реакций для Харютченко это одна из самых сильных его ролей. Он умудряется передать свои ощущения, например, от запаха дыма, он старается найти и выделить детское, слабое, нежное в душе Холстомера, в душе, оставшейся в вечном одиночестве.
Для молодых старость – это уродство, о жалости не может быть и речи, тем более, что Холстомер «пришелец», купленный на ярмарке. Молодые сбиваются в кучу, окружают его, бьют так, что он несколько раз взлетает в воздух на фоне того креста-распятия. Мы видим его терпеливо-страдальческое лицо в дыре дерева-креста – Холстомер как бы распят, мученик. И тогда он открывает молодым свое происхождение. Холстомера узнает старая Вязопуриха в исполнении заслуженной артистки Грузии Людмилы Артемовой-Мгебришвили, они приникают друг к другу лбами, как когда-то в далекой молодости. По стилю игры, по духу героев Харютченко и Мгебришвили очень близки, и эта тонкая связь важна для спектакля – ведь Вязопуриха остается с Холстомером у креста-распятия на протяжении всего действия – свидетелем и соучастником.
Режиссер предлагает в решении ролей неожиданный ход, очень выигрышный в постановочном плане. Холстомера в этом спектакле играют три актера, в зависимости от возраста и событий, о которых идет речь. И две актрисы выступают в роли старой и молодой Вязопурихи. Это дает возможность вживую показать события молодости, их бурные броски, метания, топот копыт и летящий бег ног. Да и с психологической точки зрения тандем совсем юной, а потом уже многоопытной собственной души особенно трогателен – так мы способны увидеть и оценить свои поступки, зная их реальный результат. Старые и молодые герои вместе прокручивают ленту своей жизни, то радуясь, то обжигаясь, и, насколько возможно, поддерживают друг друга.
Эти встречи стариков со своим молодым отражением режиссер выделяет мизансценически, подчеркивает нежным музыкальным акцентом, и это передается зрителю. Запоминаются сцены старой и молодой Вязопурихи, которую играет София Ломджария. Хрупкая, пластичная, легкая в движеньях и чувствах, наивная и неопытная, она поддается ухаживаниям жеребца Милого, ломая жизнь свою и Холстомера. Потому ей так нужна помощь кого-то близкого. И умудренная жизнью Вязопуриха уже не оставляет ее.
Среди молодых особенно интересен Холстомер Лаши Гургенидзе – это детство-юность мерина: первые шаги жеребенка, его полная открытость миру, знакомство с другими животными, осматривающими новичка. Это сыграно этюдным методом, что создает особый эффект. Правда, играя разных животных, молодые актеры-грибоедовцы пока не до конца вытягивают, хотя это элементарные навыки c уроков актерского мастерства в театральном институте – правда, времен Туманишвили. Но юный Холстомер актерски вполне убедителен, главное, он близок по духу характеру Холстомера Харютченко, что очень важно в режиссерском замысле. В его жеребячьей пластике забавно сочетаются мягкость, безоглядная резвость и острота. Хрупкий, длинноногий, тонкая шея вперед, плечи назад, и острый, резкий коленный шаг. При этом высвечивает его доброта, застенчивость, юношеская стыдливость. Трогательны пантомимические сцены встреч с юной Вязопурихой – нежность, трепет прикосновения, чистота обоих, зарождение любви. Но ее измена с Милым толкают влюбленного Холстомера на безумный шаг.
Режиссер, пожалуй, слишком усиливает этот момент близости Холстомера и Вязопурихи, превращая его в насилие, и происходит это за крестом-распятием. В повести сцены насилия нет. Но зато в избытке в современном мире, а дух времени Варсимашвили ощущает точно, и умеет передать его ужасы мановением режиссерской руки. Как это делает, например, в сцене кастрирования Холстомера, когда в дыму вращающегося круга, резких всполохах света и нестерпимом грохоте музыкальных аккордов персонажи крушат все, кажется, и сам этот мир. Как следствие крушения – появление другого Холстомера. Теряя себя прежнего и возможность любить, он обретает славу победителя в скачках. В этой роли Олег Мчедлишвили, играющий звездный час своего героя, в первой сцене, пожалуй, излишне громогласен и переполнен самоуверенностью. А это не вяжется ни с предыдущим обликом юности, ни с характером мудрой старости мерина. Холстомер должен быть един в трех лицах, ведь внутренняя человеческая суть коренным образом не меняется от обстоятельств. В следующих сценах он уже вписывается в образ.
В лошадином мире есть еще один очень заметный герой – это жеребец Милый, на котором потом ездил сам император. Уверенный в себе красавец, спесивый эгоист, не ведающий стыда и совести, - таким его играет Василий Габашвили, и очень органично. Пластика, манера держаться, посадка головы – все точно соответствует заданному образу. Заманивание в любовные сети юной Вязопурихи ему удается без труда. А когда их настигает Холстомер, Милый вынуждает ее подтвердить свою любовь к нему, повелительным жестом указывая на свою щеку. Растерянная возлюбленная целует Милого в щеку, и это в присутствии старого Холстомера и Вязопурихи, которая горько роняет о себе: «Дура была».
Надо сказать, что лошадиное сообщество играет в этом спектакле ведущую роль, поэтому молодым актерам есть над чем поработать и в массовках табуна, и с ролями, и с этюдами в изображении животных. Особое внимание надо бы обратить на технику речи, она хромает. Впрочем, все режиссеры жалуются, что в последнее время у молодых артистов с этим беда и в грузинских театрах.
Кроме табуна, в спектакле есть и люди, они распоряжаются животными и их жизнью. Хотя Холстомеру доставалось от табуна больше, чем от людей, но человеческая жизнь оказывается не менее страшной и жестокой. Васька (Дмитрий Спорышев) – беспробудный пьяница, бродит с бутылкой, шатаясь, а то и ползком. Бывает, бьет Холстомера, но иногда и приласкает. Что с него взять – простой мужик, у которого нет ничего за душой. Подстать ему и конюший Нестор – Сандро Маргалиташвили, который не расстается с кнутом, ведь ему надо держать в руках табун. Владелец всего хозяйства, Генерал (Михаил Аржеванидзе) на вид вполне приличный, в мундире, с пышной бородой, он пытается управлять этим неуправляемым сбродом людей и коней. Для него главное сбыть товар, и он устраивает показ лошадей, чтобы выгодно продать.
Массовые сцены «смотра» лошадей постановочно хорошо выстроены, здесь у молодых актеров есть возможность придумать и показать характер коня или лошади, и свою особую реакцию на происходящее. Как они возмущены, когда гусарский офицер, Князь Серпуховской выбирает не их, красавцев и красавиц, а этого урода, пегого мерина. Даже Генерал не сдержался: «Гонитесь за оригинальностью?»
Да, так оно и есть. Князь Серпуховской (Аполлон Кублашвили) богатый, красивый, взбалмошный, выбирает пегого коня, чтобы выделиться и привлечь внимание общества к себе, любимому. Признательность Холстомера Мчедлишвили безгранична, надо видеть, как он кладет голову на плечо новому хозяину и его ямщику, застывая в блаженстве. Этой мизансценой режиссер нам дает возможность увидеть Холстомера и его эмоции как будто крупным планом. Пегий мерин еще не знает, что счастье его будет недолгим.
Вторая часть спектакля более фрагментарна, сцены калейдоскопом сменяют друг друга – вот счастливый Князь со своей любовницей Матье (Мариам Кития), он носит ее на руках, а потом даже возносит кверху стул, на котором та восседает. Следом идет массовая сцена скачек, где актеры, игравшие ободранных лошадей в табуне, предстают как дамы и кавалеры в богатых костюмах, делают ставки, спорят, кто победит, и в центре внимания Князь, выставивший своего коня. В этой суматохе за любовницей Князя увивается красавчик, гусар-соблазнитель (Арчил Бараташвили). Матье постепенно поддается, и они тайком сбегают, мы видим их уже на верхней освещенной галерее, где они исчезают. Истошный вопль Князя: «Матье-е-е!» в отверстие креста-распятия, шум погони, и исповедь загнанного Холстомера.
Его трагический рассказ, который слушает Вязопуриха, иллюстрирует выразительная мизансцена: наверху высвечивается задний план сцены – и по верхней галерее, по которой убегали Матье и ее соблазнитель, теперь одиноко бредет, тяжело опираясь на трость, постаревший Князь Серпуховской – будто вслед за ушедшей любовью, которую не смог догнать.
Варсимашвили четко выстраивает сложную череду мизансцен, свободно переходящих одна в другую, с использованием актерской пластики, световых эффектов и, конечно, музыки, композитор – Заза Коринтели (Зумба). Музыка здесь не только звуковое оформление – она акцентирует сценическое действие. Вы ее не только слышите, но чувствуете, она создает эмоциональный, психологический фон – тревожный, нежно-лирический или трагический, совсем как в тандеме Стуруа-Канчели. Время точно отражается в музыке, сегодня она ярче всего может демонстрировать триумф агрессии этого мира. И Варсимашвили это использует – в такие моменты он не скупится на мощный звуковой поток. А зрителям хотелось бы несколько снизить дозировку децибел.
Холстомера купил прежний приказчик. «И вот я здесь», - улыбается старый мерин. Табун тепло принимает его, к нему льнут и ласкают – лошади оказались человечнее людей.
Но каким безудержным волнением охвачен старый Холстомер в сцене последней встречи с Князем Серпуховским, когда тот появляется в доме его Хозяина – одряхлевший, согнувшийся, промотавший все состояние. От былой бесшабашности нет и следа. Хозяин (Арчил Бараташвили) показывает гостю своих лошадей, тот равнодушно смотрит на них. Холстомера тоже не замечает. Серпуховской вспоминает, что такой же «пестрый» был когда-то и у него. Лицо Холстомера засветилось надеждой, он вопрошающе смотрит на Князя, опускает голову на его плечо, как тогда, при знакомстве – разве такое может кто-то из них забыть? Увы, узнавания не случается. Убитый этим, Холстомер уходит, тяжело ковыляя. Его лицо появляется в проеме креста-распятия со словами: «Все кончено». Для него все кончилось еще до того, как его зарезали.
В финале старый Холстомер снимает с головы ремень-уздечку, и уже отстраненно от образов звучат заключительные фразы двух Холстомеров и князя Серпуховского. Далекие звуки скрипки и вращение круга… Земля еще вертится.
Вера ЦЕРЕТЕЛИ |
|
Объявленный Тбилисским русским драматическим театром имени А.С. Грибоедова спектакль «Кастинг» состоялся. Ника Квижинадзе, прежде сотрудничавший с грибоедовским театром как сценарист и драматург, представил на его малой сцене свою режиссерскую работу – спектакль по собственной пьесе «Кастинг». Премьера – еще один осуществленный проект Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб».
Зритель, сам того не замечая, оказывается вовлеченным в действие спектакля. Из зрительного зала можно наблюдать залитую светом сцену. Не скрыты занавесом и кулисами безмолвные «участники» готовящегося начаться представления – вешалка с костюмами и париками, ширма, манекен, гримерный столик с зеркалом, стул... Словно в ожидании, пока все рассядутся по своим местам и в зале воцарится тишина, сидит в уголочке Актриса – заслуженная артистка Грузии Ираида Квижинадзе – главная и единственная героиня «Кастинга».
Еще не смолкло движение в зале, не погас свет, еще слышны голоса зрителей, но уже звучит первая реплика героини. Вначале кажется, что она не имеет отношения к спектаклю, который незаметно для всех начался. Но спустя мгновение понимаешь: ты оказался «свидетелем» театрального кастинга. На сцене немолодая Актриса. Мы наблюдаем ее очередную, ставшую для служительницы Мельпомены ее возраста обычной, неудачу.
Гаснет основной свет на сцене. Эта смена света – виртуальный занавес, за которым и разворачивается действие пьесы. По сути, пьеса «Кастинг» – монолог Актрисы. Первая встреча с театром и первые шаги на сцене, маленькие актерские радости и недоброжелательство завистников, любовь и горечь предательства, триумф славы и одиночество – воспоминания о самых светлых и драматических страницах жизни, размышления о величии искусства и низменности человеческих амбиций и страстей, перемежаются «кадрами» из спектаклей – фрагментами сыгранных героиней ролей.
В рамках полуторачасового действия Ираида Квижинадзе представляет нам галерею самых разных характеров и образов. Это – шекспировские Джульетта и принц датский Гамлет, цирковой клоун и Маргарита из «Фауста» Гете, шиллеровская Мария Стюарт и Медея из трагедии Еврипида. Смена сценических образов происходит динамично, как в кино, что требует колоссального психологического напряжения от актрисы. С этим испытанием Ираида Квижинадзе справляется с присущим ей профессионализмом. Обильное «цитирование» классики, к которому прибегнул автор пьесы и режиссер никоим образом не ослабляет динамики спектакля. Напротив, в тесных рамках моноспектакля разыгрывается настоящее театральное действо. Немалая заслуга в этом Татьяны Чумаченко, создавшей костюмы.
Интересная находка режиссера – введение в спектакль двух персонажей в театральных масках. Это – учащиеся театра-студии юного актера «Золотое крыльцо», созданного два года назад при Грибоедовском театре. Воспитанницы Ираиды Квижинадзе, Тамара Бобохидзе и Кристина Беруашвили. Пластические образы создавались юными актрисами с помощью Георгия Осепашвили. Выразительным языком пантомимы нарисованы фигуры искусителя-Учителя, любящего Актрису Одноклассника, Примадонны, Политика, использовавшего героиню в своих «играх», Красавчика... Маскам же отведена и роль Духа Театра. Маэстро – так обращается к нему Актриса. Присутствие Масок в спектакле позволило сделать ее монолог более выразительным. К Маскам – властительницам ее дум, переживаний и воспоминаний направлены реплики героини. На протяжении всей пьесы они находятся в безмолвном диалоге с Актрисой. Маски живут на сцене – спрашивают, смеются, сочувствуют, злорадствуют, успокаивают, признаются в любви...
Спектакль лишен конкретных примет времени. Эта история Актрисы и Театра – бесконечное повторение судеб многих, живших в разное время. Жизнь в театре – маскарад, где актер играет не одну, а множество ролей. От того, насколько хорошо он справляется с ролью, насколько долго ему удается «удержаться в седле» зависит зачастую не только его благополучие, но и жизнь.
«Эта пьеса о судьбе актрисы, о театре. Я написал ее по просьбе моей сестры, - говорит Ника Квижинадзе. - 45-летие своей сценической деятельности она задумала ознаменовать спектаклем, который бы стал своеоб-разным «творческим итогом». Драма вначале носила автобиографический характер, но в процессе работы я решил обобщить образ актрисы, нарисовать типичную актерскую судьбу. В каждом театральном коллективе есть актрисы, с огромным творческим потенциалом, но в силу возраста зачастую невостребованные, незанятые в спектаклях. Мне пришлось перебрать десятки биографий знаменитых актрис, в результате чего и родилась моя героиня».
История жизни Актрисы, поведанная нам Ираидой Квижинадзе, однако, не оставляет на сердце тяжести. Бурлеск, в который превращены разыгранные главной героиней собственные похороны, и «праздничность» финальной сцены – прекрасного белого танца Актрисы и Маэстро Театра (хореография Давида и Гурама Метревели) словно уравновешивают драматическую составляющую спектакля, оставляя ощущение пленительной силы театрального искусства, его одухотворенности и красоты.
«Пьеса «Кастинг» - это своеобразный гимн театру, неувядаемой молодости и неиссякаемой силе искусства. Насколько мне удалось это воплотить в художественных образах – судить зрителю. Благодарю за помощь и поддержку этого проекта моих давних друзей – управляющего и художественного руководителя театра Авто Варсимашвили и президента Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб» Николая Свентицкого», - сказал после премьеры Ника Квижинадзе.
Юлия СИВЕРСКАЯ |
|
|
Два года минуло с тех пор, как президенту Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб» Николаю Свентицкому пришла идея организовать при Грибоедовском театре студию юного актера.
|
|
Подробнее...
|
|
АХ, ЭТОТ АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК! |
|
К 220-летнему юбилею со дня рождения русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова Тбилисский академический русский драматический театр имени А. С. Грибоедова при поддержке Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб» (продюсер – заслуженный деятель искусств РФ Николай Свентицкий) осуществил интересный проект – постановку «Аленького цветочка» по мотивам одноименной сказки. Режиссер спектакля – Вахтанг Николава. Он же является автором инсценировки.
|
|
Подробнее...
|
|
