Кем быть – этого вопроса для Нины не было. Поступать только в медицинский! Здесь сильно влияние матери, Люси Сергеевны Атаевой, майора медицинской службы, постоянного члена призывных комиссий при военкоматах Тбилиси, военно-врачебных комиссий ЗакВО, экспертных комиссий летно-подъемного состава ВВС и Гражданского Флота, ветерана труда… Последним званием, уважаемым в советской стране, была отмечена и дочь.
Нина Атаева избрала труднейшее поле врачебной деятельности – участкового врача, стала главным специалистом по терапии Кировского района Тбилиси, другом и советчиком сотен семейств центральной части Старого города.
В сололакской квартире Нины Аветовны рассматриваем семейный альбом, безошибочно узнавая запечатленных на фотографиях, от старшего поколения до внука хозяйки дома, Алексея Юрьевича Исраеляна, главного врача московской психиатрической больницы №13, кандидата медицинских наук.
Представителей наших фамилий связывают дружеские и родственные отношения, дружба семьями и домами. И начало ей положено сто лет назад. Брат Люси Сергеевны, Сергей Атаев, и мой отец в пятнадцатом году окончили Петроградский политехнический институт. А вот и доказательство – фотография на память. Снято с друзьями у водопада в Ботаническом саду. На переднем плане – мой отец. Во втором ряду – брат и сестра Атаевы. На обороте надпись: «Дорогой друг Левон, аллаверды к тебе. Ура! Твой любящий друг. 7 июня 1920 года. Сергей».
Вдумаемся в эти безмятежные строки молодого инженера, полного сил и радужных надежд, не подозревающего, что через 12 лет его, заместителя начальника Управления морского транспорта Наркомвоенмора СССР арестуют и бросят в стотысячную армию БелБалтЛага, бесперебойно пополняемую этапами «каналоармейцев», строящих первую великую стройку Архипелага, эту дичайшую, по словам Александра Солженицына, стройку ХХ века.
Великая стройка требовала великого литературного памятника. И он был задуман и написан – «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», как ответвление горьковской серии «Истории фабрик и заводов». Буревестник Революции лично отобрал 120 советских писателей, которые 17 августа 1933 года в белых костюмах совершили прогулку пароходом на Беломорканал, готовые воспеть вдохновляющий лагерный труд, его роль в «перестройке сознания и гордости строителя», общались с «каналоармейцами», как отмечает Александр Исаевич, не сходя на берег, изначально уверенные в справедливости всех приговоров и виновности этапированных на канал. Большая часть «инженеров человеческих душ» увильнула от задания, но тридцать шесть приняли участие в коллективном труде. Знакомство с даже сильно укороченным списком авторов вызывает шок. Славы им книга «Беломор» не прибавила – главные работодатели-садисты, удостоенные ликующих оценок, через два-три года были разоблачены как враги народа, весь тираж изъяли из библиотек и уничтожили.
Сегодня невозможно сказать, на каком участке стройки использовались знания и организаторские способности Сергея Сергеевича. Во всяком случае, это не была работа с грабаркой по вывозу скального грунта. Люся Сергеевна добилась свидания с братом – вместе с родственницей съездила в Медвежегорский лагпункт. В 1934-м Сергея освободили «за примерное поведение», но на этом мытарства инженера Атаева не закончились. В тридцать седьмом его повторно арестовали и послали заместителем начальника Управления строительством Волгоканала. В 1944 году семью известили обычной отпиской – справкой о смерти от сердечной недостаточности. Последовавшая через годы посмертная реабилитация мало утешила родных, прибавила боли от загубленной жизни.
Вспоминая Люсю Сергеевну, ее научные труды и командировки в Москву, в Научно-исследовательский авиационный институт РККА, Всесоюзный глазных болезней институт им. Гельмгольца, не могу не сказать об изобретении, ставшем для нее своего рода охранной грамотой, оберегом в те годы. Сошлюсь на документы с грифом «не подлежит оглашению», на приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР № 41 от 5 марта 1935 года «О награждении быв. ординатора Тифлисского Военного Госпиталя тов. Атаевой Л.С. за разработку очков-светофильтров. Бывшего ординатора Тифлисского Военного Госпиталя тов. Атаеву Л.С. за инициативную изобретательскую разработку очков-светофильтров, предохраняющих глаза от ослепления в горах при наличии снежного или ледяного покрова, и представившей это изобретение для реализации в РККА в виде готового конструктивно оформленного образца с научно-исследовательским обоснованием, наградить в сумме 1000 рублей. Зам. Народного Комиссара Обороны Союза ССР Тухачевский».
Следующий документ от 25 марта 1935 года также с грифом секретности. Начальник отдела военных приборов Артиллерийского Управления РККА Наркомата по Военным и Морским Делам сообщает начальнику финансового отдела РККА адрес гр. Атаевой Л.С. для перевода ей наградной суммы.
Характерная тех лет деталь – подпись М.Тухачевского на копии приказа вырезана. Хранить в семье такой документ об особой работе оборонного значения было опасно – в июне 1935 года Маршал Советского Союза Михаил Тухачевский (ему в том году было присвоено высшее воинское звание) стал жертвой репрессий.
Нина Аветовна подтверждает: премия Наркомата обороны была получена. И добавляет: «А еще маму наградили генеральским обмундированием. Серый каракуль папахи пошел на воротник моего пальто. Дома у нас долгое время хранился пилотский шлем с очками».
Стоп! Тридцатые годы были отмечены бурным развитием отечественной авиационной промышленности, постройкой лучших в мире на тот период самолетов, мировыми авиационными рекордами летчиков, штурманов, парашютистов. Большинство из них связано с полетами в неизведанное, со смертельным риском. Вспомним 13 августа 1937 года – трагическую гибель экипажа «Н-209» в составе шести человек во главе с Героем Советского Союза Сигизмундом Леваневским, при выполнении беспосадочного перелета по маршруту Москва-Северный полюс-Северная Америка.
Венцом рекордных достижений стал первый в мире беспосадочный перелет по сталинскому маршруту Москва-Северный полюс-Америка Героев Советского Союза командира краснокрылого самолета АНТ-25 Валерия Чкалова, второго пилота Георгия Байдукова, штурмана Александра Белякова 18-20 июня 1937 года.
Александр Беляков вспоминал: «Для предохранения от солнца у каждого были очки со светофильтром».
Были ли те очки от тети Люси? Не будем исключать такой возможности. Люся Сергеевна в 1964 году скончалась от заболевания почек – сказалась многолетняя работа в районах с низкой температурой воздуха – и не рассказала о происхождении семейной реликвии.
За командой Чкалова последовали рекордные перелеты экипажей Героев Советского Союза М.Громова, В.Гризодубовой, В.Коккинаки. Неслучайно после спасения челюскинцев в 1934 году семь летчиков первыми были удостоены только учрежденной высшей награды Родины – Герой Советского Союза. В 1937 году мир аплодировал четверке папанинцев – участников первой дрейфующей полярной станции «Северный полюс».
Они приходятся на 1937-1938 годы, пик массовых репрессий, когда руководство страны широкомасштабно использовало героику достижений ее сынов и дочерей, талантливых ученых и конструкторов авиационной техники, создателей чудо-машин, нередко в условиях строго засекреченных «шарашек». Несмотря на свирепый быт, их отличала вера в необходимость дела, которому служили.
Хорошо об этом сказал журналистам самый популярный летчик Валерий Павлович Чкалов – в приемной начальника штаба перелета Василия Чекалова: «Вы понимать должны: не три человека летят – Ягор, Саша да Чкалов – летит вся Советская страна и держит экзамен всего мира… Мы ведь понесем на крыльях «АНТ-25» честь Родины!»
Величие подвигов не меркнет с годами.
20 июня 1975 года на аэродроме Пирсон-Филд в американском городе Ванкувере (штат Вашингтон) состоялась церемония открытия монумента в честь первого трансарктического перелета советских летчиков. От американского комитета по сооружению монумента пришло приглашение генерал-полковнику авиации Г.Байдукову, генерал-лейтенанту авиации в отставке А.Белякову и полковнику И.Чкалову, сыну командира корабля, принять участие в юбилейных торжествах.
Гости из Советского Союза прибыли по чкаловскому маршруту, проложенному 38 лет назад!
Вот тогда Игорь Валериевич узнал от Георгия Филипповича о втором, малоизвестном перелете СССР – США и поделился об этом с читателями журнала «Юность» в 1988 году.
«Июль 42-го. Телефонный звонок: «Вас вызывает Верховный Главнокомандующий!» - «Сейчас?» - «Да, Георгий Филиппович, немедленно!»
В кремлевской приемной он встретил Михаила Громова. «И тебя? - кивнул, здороваясь, Байдуков. - В чем дело?»
Сталин приветствовал летчиков на пороге кабинета. Пожал руки. «Знаю, что на фронт рветесь. Успеете! Сейчас мы ставим перед вами не менее важную задачу. По всему выходит, что, кроме вас, выполнить ее некому. И загадочно добавил – К сожалению, по дипломатическим каналам вопрос решить не удалось».
Задание было действительно неожиданным. Необходимо было лететь в США и лично с президентом Рузвельтом обсудить возможность поставок американской авиационной техники для нашего фронта…
В Белом доме все было таким же, как и четыре года назад. Разве только сам хозяин дома осунулся и заметно постарел. Рузвельта давно, еще со времен службы на флоте, мучил тяжелый недуг. Его всегда возили в кресле, но все же тогда, в 1937 году, он захотел встретить героев стоя и попросил поднять себя. Говорят, ни до, ни после этой встречи Рузвельт ни перед кем не вставал.
Как старому знакомому, Рузвельт улыбнулся Байдукову и сказал, что если к нему прислали таких уважаемых представителей, то вопрос важный и требует безотлагательного решения. Он не скрывал разногласий в американском правительстве по поводу оказания помощи Советскому Союзу. «Но мы, - заключил Рузвельт, - будем иметь дело только с друзьями вашего народа и непременно решим этот вопрос».
СТАРАЯ КНИГА
Семье Мовсесян-Ширванзаде
Милой жемчужине Армении –
Вы книгу надписали той,
Кто Маргаритой от рождения
Была не книжной, а живой.
Росла сама в семье писателя,
Отца вознес роман «Хаос».
Война ослушалась Писания –
Несла убийства и хаос.
Песню в полях сменили стоны.
О, Маргарита, где твой Фауст?
Вместо лютни фаустпатроны
Играют смерть, не зная пауз.
Нас память детства не подводит,
Воспоминаниям не рады:
Под бомбами горят подводы,
И танки лезут к Сталинграду.
А теперь еще об одном представителе рода – Сергее Сергеевиче Атаеве-младшем. Выпускник МИСИ им. В.Куйбышева в годы Великой Отечественной войны участвует в строительстве промышленных корпусов заводов, энергетических объектов.
В сорок пятом, после войны, его переводят в Белоруссию руководить восстановлением промышленных предприятий, и вплоть до пятидесятого года он осуществлял техническое руководство сооружением полного промышленного комплекса Минского тракторного завода. Большой начальник в Москве, поручая ответственнейшее задание в крайне сжатые сроки, пригрозил под конец беседы: «Не забывай, чей ты сын». Смертельным холодом Колымы обожгли эти слова. А он не забывал – замученный отец на всю жизнь оставался путеводной звездой, с ним мысленно делился радостями и горестями, просил совета. То правительственное задание выполнил с опережением назначенных сроков.
Мы с Ниной Аветовной вспоминали ее двоюродного брата, Сергея Сергеевича Атаева. Патриарх строительной отрасли скончался 28 декабря 2006 года, на 91-м году жизни. Заслуженный строитель и заслуженный деятель науки и техники Республики Беларусь, лауреат Государственной премии Совета Министров СССР, доктор технических наук, профессор БПИ, академик Российской академии архитектуры и строительных наук, Белорусской инженерной академии, Украинской академии строительства. В 2000 году Международная инженерная академия присвоила ему звание «Выдающийся инженер ХХ века» за особый вклад в развитие науки, техники и технологий, укрепление международного инженерного сообщества. В течение ряда лет он представлял интересы Белоруссии в ООН, был председателем рабочей группы по строительной промышленности в Европейской экономической комиссии в Женеве, выступал с докладами на ооновских семинарах в Будапеште, Варшаве, Осло, Париже, Праге, Софии… Основатель научной школы в Институте строительства и архитектуры Академии наук БССР и Белорусском НИИ организации и управления строительством, которые возглавлял десятки лет.
Наша беседа с хозяйкой дома не раз обращалась к литературе – Нина Аветовна была замужем за Юрием Мовсесяном, внуком народного писателя Армении Александра Ширванзаде (Мовсесяна). В семье сохранились скульптурный портрет дочери писателя Маргариты работы Ерванда Кочара, автографы М.Шагинян на книгах – супруг Мариэтты Сергеевны – Яков Хачатрян – переводчик на русский язык произведений Ширванзаде… Реликвии Дома друзей.
Все-таки куда подевался тот пилотский шлем и кем он был подарен?
Арсен ЕРЕМЯН |
|
ГРУЗИНСКИЕ КОРНИ, РУССКАЯ КРОНА |
В знаменитом грузинском роду Такаишвили на протяжении веков переплелись разные судьбы, фамилии и страны… Признаюсь, даже не знаю, с чего начать мой рассказ. С чего ни начни – все интересно, все неповторимо. Может быть, с того, как однажды в нашу редакцию пришел известный хирург, доктор медицины Давид Хазарадзе, представитель рода Такаишвили, и принес нам в подарок книгу стихов московского поэта Сергея Сургучева, который по происхождению, оказывается, тоже был Такаишвили? А может, начать с того, как в 60-е годы прошлого века ансамбль Сухишвили-Рамишвили гастролировал в Свердловске, и там солист и один из основателей ансамбля Илья Такаишвили случайно нашел своего дядю Кайхосро, деда Сергея Сургучева, о котором много-много лет не слышал никто из родственников? Или сперва рассказать о том, как 50 лет назад молодой московский адвокат Валерий Сургучев, отец Сергея, приехал в Тбилиси, где выяснил, что его настоящая фамилия Такаишвили?
Запутанная история, правда? Давайте распутывать этот узел не спеша. И перед нами, как в детском калейдоскопе, одна за другой начнут представать удивительные картинки. Будут среди них и трагедии, будут и драмы, будут и истории со счастливым концом. Потому что это сама жизнь – настоящая, непридуманная.
Кайхосро Такаишвили и Вероника Фокина были очень красивой парой. Выпускник московского Плехановского института Такаишвили быстро продвинулся по службе, стал видным экономистом и партийным деятелем. Вероника, дочь председателя ЧК Азербайджана Петра Фокина, была мастерицей по изготовлению шляп. Поженились по большой любви. Вскоре родился сын Валерий. Молодая семья была счастлива. Но, как известно, многие несчастья в стране датированы 30-ми годами прошлого века. В Грузии началась волна репрессий, коллеги Кайхосро были арестованы. Такая же участь ожидала и его. Но он уцелел – спасла давняя дружба с Серго Орджоникидзе, который отправил друга в длительную командировку в Свердловск. Правда, в какой-то момент Кайхосро не выдержал – сел в поезд и поехал в Москву, чтобы встретиться с Орджоникидзе и рассказать, какие безобразия творятся в стране. На одной из остановок он услышал сообщение по радио – Григорий Константинович Орджоникидзе скончался. Такаишвили тут же купил обратный билет и вернулся в Свердловск. Забегая вперед, скажем, что оттуда он ушел на фронт. Туда же приехал после Победы. И остался в Свердловске навсегда. И, между прочим, тем самым спас от репрессий всю свою многочисленную родню.
Кайхосро уцелел, а вот семья не выдержала испытания разлукой и распалась. Вероника после развода приехала в Москву и вскоре вышла замуж за Владимира Сургучева, известного полярного летчика. В 1937 году в его летной книжке появилась запись – «имею сына Валерия, пяти лет». Он его не усыновлял, а просто вписал в летную книжку. И когда Валера поступал в школу, его единственным документом было не свидетельство о рождении, а справка из домоуправления. Так Валерий и жил двадцать с лишним лет в полной уверенности, что он Сургучев. И никто не знал, что иногда Кайхосро тайком приезжал в Москву, подходил к дому, где жила Вероника с сыном и новым мужем и издали смотрел на Валерия… Когда потом его спросили, почему он ни разу не подошел к сыну, сказал – я не хотел его тревожить.
Детские годы Валерия прошли в Иркутске, где он вместе с мамой находился в эвакуации. После войны вернулись в Москву. Валерий записался в секцию бокса, стал мастером спорта. Многим он напоминал героя рассказа Джека Лондона «Мексиканец» - боксер, красавец и очень экспансивный человек. Окончил юридический факультет МГУ. Работал следователем, а затем стал отличным адвокатом. Во время учебы познакомился со Светой Михайловой, также студенткой юрфака, дочерью кадрового военного, полковника Дмитрия Михайлова и главного редактора и директора издательства «Московский рабочий» Дины Михайловой. В октябре 1956 года сыграли свадьбу, а 24 августа 1957 года на свет появился сын Сережа.
Как-то раз Валерий с женой приехали в Тбилиси. Он позвонил маме в Москву, сообщить, что добрались благополучно. А в ответ услышал неожиданное: «Сынок, поезжай по такому-то адресу, и ты узнаешь, кто твой отец». Валерий, хоть и был поражен, но сразу все понял, не маленький. И помчался по указанному адресу. Дверь открыл молодой человек, который посмотрел на Валерия и закричал: «Я буду не я, если это не Валерий!» - настолько велико было внешнее сходство Валерия и Кайхосро. Растерянный и взволнованный, Валерий, войдя в квартиру, увидел высокого мужчину, который брился на балконе и с криком «отец!» кинулся ему на шею. «Ты Валерий?» - спросил мужчина. «Да!» - «Я не твой отец, я твой дядя Иван!» Они обнялись, расплакались… До этого у Валерия почти не было родных. И вдруг – целая армия родственников! Его буквально разрывали на части - знакомились, звали в гости, рассказывали о семье, водили гулять по городу...
А параллельно с этими событиями неожиданно пришли новости из Свердловска. Как говорил герой Льва Толстого, «не может быть, чтобы в возу гороха две отмеченные горошины легли бы рядом». И все-таки в жизни такое бывает. Родственники долгое время ничего не знали о судьбе Кайхосро. Никто не знал, где он. Нашел его Илико Такаишвили. На гастролях в Свердловске у него закончились деньги – дело житейское, молодые люди славно покутили. Илико послал в Тбилиси телеграмму – пришлите деньги в Свердловск. Когда он пришел получать перевод, то, конечно, предъявил паспорт. Молодая кассирша удивленно воскликнула: «Ой, ваша фамилия Такаишвили? А у моей подруги муж – тоже Такаишвили». Слово за слово, и выяснилось, что речь идет о его дяде Кайхосро. Илико сразу побежал к дяде. Стоит ли уточнять, что тот чуть с ума не сошел от радости… Спустя недолгое время Кайхосро со второй женой и двумя дочерьми приехал в Тбилиси – впервые за тридцать лет. И тут оказалось, что он совсем забыл грузинский язык. За эти годы он не говорил ни с одним грузином. Но гурийцы заставили его вспомнить язык – все время, что он провел в Грузии, они ему пели. Кайхосро начал подпевать, а потом и заговорил, и разговорился. Из Грузии Такаишвили – целая делегация, 8 человек родственников – поехали в Москву, чтобы Кайхосро и Валерий наконец встретились. Валерий ждал на платформе Курского вокзала. Отец с сыном обнялись, расцеловались... И все поехали к Сургучевым домой, где и провели десять радостных дней.
А вокруг счастливых родных, вновь обретших друг друга, крутился мальчик шести лет, Сережа. Он не только стал всеобщим любимцем, но и неизменно поражал воображение – начитанностью, удивительной памятью, любознательностью. Каким был Сергей? Лучше всех об этом может рассказать мама. К ее воспоминаниям мы и обратимся: «Где бы мы ни бывали, мы с мужем всегда брали Сережу с собой. И вот сидим в гостях у своих родственников в Тбилиси, ему семь лет, взрослые поют, смеются, а он читает на русском языке «Витязя в тигровой шкуре», словари, энциклопедии или Библию… Прекрасно зная историю, религию, он всегда был интересным собеседником не только для своих сверстников, но и для людей значительно старше его. Многие черты его характера просматриваются в его стихах. В 2011 году он был номинирован на национальную литературную премию «Поэт года».
Шло время, и с каждым годом Сергей узнавал о грузинских предках все больше. И тем больше росла в нем гордость за них. И он захотел вернуть себе фамилию Такаишвили. Что он успел узнать о своей родословной? Об этом согласился рассказать Давид Хазарадзе, а рассказав, поставил нас в затруднительное положение, ведь могучее ветвистое фамильное древо, куда вплетены многие славные фамилии Грузии – Пипия, Микеладзе, Абашидзе, Канделаки, Датунашвили, Какабадзе и другие, заслуживает отдельного рассказа.
В 2010 году фамилия Такаишвили была награждена специальным орденом за огромный вклад, который внесли ее представители в культуру, политику, экономику Грузии. Самый знаменитый представитель этой фамилии – Эквтиме Такаишвили, историк, археолог, филолог, причисленный Грузинской Православной Церковью к лику святых.
- Ветвь фамилии, к которой принадлежал Сергей Сургучев, ведет свою родословную от Никифора Такаишвили и Анеты Микеладзе, - начал свой рассказ Давид Хазарадзе. – Они жили в крепости села Лихаури Гурийского региона Грузии. В семье воспитывались пятеро сыновей и три дочери. О них и об их потомках я вам и расскажу. Елизавета Никифоровна, моя бабушка, в юности занималась вокалом у известного русского педагога Вронского. Она не стала профессиональной певицей, но прекрасно играла на гитаре и фортепиано, пела арии из популярных опер, грузинские и русские романсы. Ее старшая дочь, Тина Семеновна Отхмезури – моя мама. Блестяще исполняла полонезы Шопена, писала стихи, в основном, на русском языке. В молодости снялась в фильме «Амок» Котэ Марджанишвили, главную роль в котором сыграла Ната Вачнадзе, а позже, в преклонном возрасте, сыграла в двух фильмах Дмитрия Батиашвили. Врач по образованию, она посвятила себя воспитанию детей – меня и моей сестры, Наны. Нана Владимировна Хазарадзе – историк, действительный член Национальной Академии наук Грузии, председатель Общества историков имени Эквтиме Такаишвили, лауреат академических премий имени Симона Джанашиа, Георгия Меликишвили, премии Фонда культуры. Ее старший сын Георгий Пипия, потомственный хирург, доктор медицинских наук, заведовал кафедрой хирургических болезней, был успешным хирургом-новатором. Снялся в фильмах «Мзиури» Заала Какабадзе и «Когда зацвел миндаль» Ланы Гогоберидзе. Второй сын, Николай, окончил исторический и юридический факультеты ТГУ. В молодости писал стихи, теперь занимается прозой в детективной жанре. Внучка Нана Пипия – доктор социальных наук, главный советник секретариата Президента Грузии. Внук Ираклий Пипия – успешный хирург. У Наны Владимировны трое правнуков: Автандил Моисцрапишвили – менеджер по туризму, шестилетний Георгий Челидзе очень любит поэзию и уже знает наизусть стихи всех известных грузинских поэтов, Никуша Пипия, ему два с половиной года, читает наизусть пролог «Витязя в тигровой шкуре», поет «Очи черные», грузинские песни.
- Расскажите о себе.
- Доктор медицины, заведующий кафедрой хирургических болезней Медицинской академии. С 6 лет занимался музыкой, закончил музыкальную восьмилетку, поступил в десятилетку для одаренных детей. Но как только понял, что не Моцарт, поступил в медицинский институт. Однако с музыкой не расстаюсь. Участвовал в студенческой самодеятельности, а после, уже будучи опытным врачом, исполнил джазовую композицию в шоу «Врачи не шутят» на сцене Большого концертного зала филармонии.
- У вас в роду все, так или иначе, творцы. А в хирургии нужно творчество?
- Вы задали хороший вопрос. Конечно, прежде всего надо овладеть ремеслом. И когда ты вносишь в ремесло что-то свое, с этого момента и начинается творчество. Моим учителем был известный хирург Игнатий Калистратович Пипия. Однажды он читал нам лекцию – с цитатами из античной литературы, из Овидия, которого знал наизусть. И когда закончил, одна студентка задала ему вопрос: «Что надо сделать, чтобы стать таким великим хирургом, как вы?» Пипия покраснел от смущения. Моя сестра была его невесткой, и я точно знаю – он никогда не рассказывал о своих достижениях. А это был человек, язык которого не опережал разум. И он сказал: «Я в детстве учился в Потийской гимназии. По субботам нас водили в церковь. После каждой молитвы осеняли себя крестным знамением. В этом жесте и заключено все, необходимое для того, чтобы стать хирургом – рука, голова и сердце». Кстати, когда он произнес слово «церковь», всем стало не по себе. Но на Пипия никто не донес. Да, были люди! Помню, нам читал лекцию Василий Варази, отец художника Авто Варази, видный ученый, специалист в области физиологии и биохимии. Начал в час дня, закончил в пять. О биохимии он говорил немного. В основном – об искусстве, физике, химии, выдающихся людях. А вы знаете, что Гоги Хоштария у нас, в Медицинской академии имени Шотадзе, читает лекции по искусству? Да, без этого нельзя. Так когда же начинается творчество? Бог его знает... Моцарт в пять лет писал музыку, и все знали, что он гений. А есть и другие гении – которые раскрываются позже. Бетховен, например. Такие люди живут более интенсивно. Для меня день – это день. А для них один день равняется десяти… Я вам одно могу сказать: жизнь – очень печальный процесс. И боли в ней гораздо больше, чем радости.
- Давайте тогда о радостном – о вашей дочери, о внучке.
- Дочь, Нана, окончила Академию художеств и театральный институт, снималась в художественных фильмах и клипах. Сейчас она – ведущая шоу на телеканале Имеди. Воспитывает 10-летнюю дочь, Лилу Нуцубидзе, которая прекрасно танцует и подает надежды как художница. Знаете, почему ее назвали Лилу? Нана была на шестом месяце. Мы все уже знали, что родится мальчик – эхоскопия показала. И вдруг ее муж сообщает: «Мне приснилась Мила Йовович, она сказала, что у нас будет дочка, и ее надо назвать Лилу, как героиню в фильме Бессона». И все сбылось – родилась девочка, и ее назвали Лилу.
- Конечно, мы не сможем в одной статье рассказать обо всех Такаишвили Но, может быть, вы вспомните о самых интересных историях?
- Сделать это сложно – таких историй очень много. Но я попробую. Патико Никифорович Такаишвили, брат Кайхосро, окончил кадетский корпус. В 1922 году эмигрировал в Польшу. Был полковником танковых войск, участвовал в польском Сопротивлении, в варшавском восстании против нацистов. Давид Никифирович Такаишвили был капитаном дальнего плавания. Однажды, в годы революции, после того как он сошел на берег в Батумском порту, его арестовала ЧК. Объявили врагом народа и приговорили к расстрелу. И когда вели по коридору на расстрел, он вдруг увидел матроса, который когда-то проходил службу на его корабле. Теперь этот матрос был большим начальником в ЧК. Они обнялись, расцеловались. Эта случайная встреча спасла Давиду жизнь. Впоследствии он преподавал в Батумском мореходном училище. Семьей так и не обзавелся, причиной чего была трагическая история его первой и единственной любви. Его судно находилось в Шотландии, где он познакомился с молодой леди, дочерью лорда. Молодые люди полюбили друг друга, решили пожениться, и девушка поехала вместе с любимым в Грузию на корабле, которым он командовал. Однако на море поднялся сильный шторм, и корабль затонул. В живых остались только капитан и два матроса. Возлюбленная Давида погибла... Трагически сложилась судьба и у старшего сына Цибуло Никифоровны – Фридона Датунашвили. Он погиб в Берлине, накануне Победы, 8 мая 1945 года. По этой линии родословной не могу не упомянуть Давида Какабадзе, внука великого художника Давида Какабадзе. Выпускник Академии художеств, он сумел восстановить древнейшую технологию изготовления грузинской перегородчатой эмали. Его работы украшают стены тбилисского Собора Святой Троицы. Циала Канделаки, также выпускница Академии художеств – известный портретист. Апофеозом ее творчества стала выставка созданных ею портретов в Голубой галерее Тбилиси – настоящий гимн красоте грузинских женщин. Александр Никифорович Такаишвили, еще один из братьев Кайхосро, по окончании классической гимназии продолжил учебу на лечебном факультете Казанского университета. Будучи студентом третьего курса, ушел в отряд Чапаева, где стал начальником санитарной службы. Его сын – Илья Такаишвили, заслуженный артист Грузии, о котором я вам уже рассказал. По окончании карьеры артиста он вернулся к профессии врача, стал известным хирургом. А вот Иван Никифорович Такаишвили во время Первой мировой войны был штаб-секретарем армии генерала Брусилова. При меньшевистском правлении занимал должность главы Кутаисского округа. Его сын, Отар Такаишвили, почетный нефтяник Грузии. Младший внук, Давид, был талантливым деятелем грузинского кино. Его фильм «Чума» в 1984 году был удостоен Золотой пальмовой ветви Каннского кинофестиваля. К несчастью, он трагически погиб. Еще один заметный представитель этой ветви – Мераб Абашидзе. Его называли «грузинским Достоевским». Он тоже ушел из жизни очень молодым – скончался от сердечного приступа.
- Счастье и трагедии в вашем роду постоянно пересекаются. А каким вы вспоминаете Сергея?
- Как все поэты, он был печальным. И очень хорошим, добрым человеком. Он не раз гостил у нас. Мы сблизились. Он звонил мне в Тбилиси из московской больницы, говорил, что скоро поправится и приедет в Грузию. Не приехал. Сердце остановилось... У Сергея осталась жена, дочь и внучка. Они живут в Канаде. Сергея нет уже три года, а книги его продолжают выходить, проходят вечера его поэзии, звучат новые песни на его стихи. Это – смысл жизни его мамы, Светланы. Когда Сергея не стало, моя сестра Нана написала ей письмо. Из него видно, каким он был в наших глазах. Я приведу вам фрагмент из письма: «Поэзия Сергея потрясла меня, но не удивила. Подсознательно я всегда знала, что он живет в ином прекрасном мире с чарующей палитрой божественных красок и звуков, недоступных простым смертным. Творческий путь больших поэтов тернист и похож на путь Христа на Голгофу, и пройти эту дорогу до конца удается только избранным личностям – таким, как наш Сергей».
Недавно в Тбилиси, в Музее современного искусства Зураба Церетели, прошел музыкально-поэтический вечер, посвященный памяти Сергея Сургучева. Инициаторами его стали Светлана Сургучева и Нана Хазарадзе. Зураб Церетели предоставил для встречи «Зал Аргонавтов» Музея. На вечере звучали стихи Сергея в переводах на грузинский язык, песни на его стихи, написанные народной артисткой Грузии Маргаритой Чхеидзе и заслуженной артисткой России Ириной Грибулиной в исполнении российского певца Владимира Брилева. Гости вечера получили в подарок сборники стихотворений поэта. На книге, изданной в Тбилиси, автор значится как Сургучев-Такаишвили.
Тбилиси принял поэтическую эстафету памяти Сергея Сургучева, о даровании которого удивительно тонко отозвалась Белла Ахмадулина. После смерти Сергея Светлана решилась и позвонила Ахмадулиной. Она представилась и сказала, что ее сын при жизни очень хотел, чтобы Белла просмотрела его стихи. «Есть ли сейчас перед вами его стихи? - спросила Белла. - Прочтите». Перед Светланой на столе как раз лежали четыре последних стихотворения Сергея. Она прочла одно. «Прочтите еще». Светлана прочла все четыре. После недолгого молчания Ахмадулина произнесла: «Это не стихи. Это поэзия. Она заставляет страдать».
Стихотворения Сергея Сургучева, как и положено настоящей поэзии, пережили своего автора. Теперь у них начался собственный путь в мире литературы. Дай бог, чтобы этот путь был долгим и светлым.
Нина ШАДУРИ |
|
|
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЯЗЫК ОБЩЕНИЯ |
В юности Анзор Эркомаишвили мечтал о карьере журналиста, но дед Артем Эркомаишвили настоял на музыкальном образовании. Певческой династии Эркомаишвили больше 300 лет. Ей тогда нужен был достойный преемник, который сохранил бы богатое песенное наследие. И дед в выборе не ошибся – его внук целую жизнь посвятил собиранию и восстановлению забытых народных песен. Не только исполнявшихся предками, но и представителями разных уголков Грузии. Ансамбль «Рустави», руководимый Анзором, оживлял эти песни на сцене, с успехом исполняет их сейчас. Вполне закономерно, что в декабре прошлого года грузинская публицистическая энциклопедия наградила Анзора Эркомаишвили премией «Лица и имена века».
- Батоно Анзор, сколько поколений певцов в роду Эркомаишвили? Начнем со славных имен предков.
- Семь поколений. Хорошо помню прадеда – Гиго Эркомаишвили. Он умер в возрасте 107 лет, я тогда только пошел в первый класс. Прадед учил меня грузинской азбуке, стихам, песням. В свои 107 лет он обладал ясным умом, отличной памятью. Так получилось, что в последние его часы рядом были я и бабушка. Дед Артем и мои родители уехали с концертом в Батуми. Так вот, где-то в три ночи прадед вдруг заговорил. Мы сидели рядышком, но он не обращал на нас внимания, а с кем-то здоровался, называя по именам. «Гиоргий, почему вы меня тут оставили?» Бабушка догадалась, что он обращается к умершим членам своего ансамбля. Вдруг прадед искренне изумился: «Ивлиане, а ты как там оказался?!» У меня сердце ушло в пятки, а бабушка перекрестилась. Дело в том, что Ивлиане Кечакмадзе, участник ансамбля, умер за неделю до этого. Но, конечно, прадеду об этом сообщать не стали, берегли от потрясений. Мистика, иначе не скажешь! А потом прадед пел песни из репертуара своего ансамбля. То басом, то вторым голосом, согласуясь с невидимым нам хором. Так продолжалось три часа. Он допел любимую из песен и ушел…
- Удивительная история. Учителей по вокалу у вас было более чем достаточно.
- Согласен. Дед Артем Эркомаишвили – известный хормейстер, два его брата Владимир и Ананиа – певцы, заслуженные деятели искусств (у Гиго Эркомаишвили было десять детей). Дед знал наизусть более 2000 песнопений. Много гастролировал, участвовал в республиканских конкурсах, различных фестивалях. Дядя моего деда Гиоргий Бабилодзе считался в свое время лучшим исполнителем криманчули. Я пел с малых лет. По крайней мере, с четырех лет. Первое знакомство со сценой состоялось в Махарадзе. Зрители аплодировали нашему трио – деду, отцу и мне. Я же недоумевал: чего хлопают-то? Я так дома каждый день пою, и никто мне не аплодирует. В семь лет я в составе детского хора (руководитель – Ладико Эркомаишвили) выступал в оперном театре. Проводилась первая детская олимпиада. Тогдашний министр культуры вручил мне и моему другу Тристану часы «Луч», выпущенные в Москве. Большая по тем временам роскошь! Надо сказать, в деревне Макванети, где я жил и учился до восьмого класса, никто не имел часов. Ориентировались во времени по гудку чайной фабрики: он звучал строго в девять утра, в 12.00 и 18.00. Еще крестьяне пользовались «солнечными часами» по старинке. Часы мне были великоваты, носить их не мог. Зато, когда в Макванети намечалась свадьба, жених непременно одалживал у меня часы. Атрибут достатка, солидности, так сказать. Я отвечал за внешний вид женихов в верхнем Макванети, а Тристан – в нижнем. К нему тоже постоянно бегали за часами. Повзрослев, мы с Тристаном шутили, что подняли демографический уровень в Макванети: сколько прекрасных семей было создано, сколько детей родилось благодаря нашим часам! Свадьбы в Макванети напоминали музыкальные конкурсы. Потому что за столом собирались обладатели красивейших голосов. Там ведь много музыкальных фамилий – Цецхладзе, Варшаломидзе, Тоидзе, Билиходзе, Чануквадзе, Бабилодзе, Сихарулидзе.
- Почему дед выбрал именно вас в качестве хранителя традиций, ведь у него были и другие внуки?
- Он считал меня самым одаренным в музыкальном плане. Отец мой погиб совсем молодым, в автокатастрофе. Надо сказать, дед принял это обстоятельство стоически. Переборов себя, он все-таки провел на следующий день после похорон назначенный концерт. Провел, но за кулисами упал без чувств. Вот такой недюжинной силы это был человек. Его дело, его слово – для меня закон. Во время первых каникул в консерватории, я стал записывать песни деда на нотной бумаге. Когда вернулся, показал учителям, сокурсникам, они были единодушны: «Это должны услышать все». Вместе с друзьями создали ансамбль «Гордела». В 1968 году я возглавил «Рустави», которому служу уже 45 лет. «Рустави» взрастил три поколения певцов. Мы объездили с ансамблем больше 70 стран мира, дали 5 000 концертов. Во времена Союза давали по 150 концертов в год. Мы записали 740 народных песен (чем не гиннессовский рекорд)! И собранные по регионам, и найденные в архивах фирмы «Граммофон» (из репертуара Гиго Эркомаишвили).
- Как фирма «Граммофон» вышла на вашего прадеда?
- В 1901 году эта лондонская фирма открыла в Тифлисе свой филиал. Были также ее представительства в Москве, Петербурге. В Грузии она проработала до 1914 года, до Первой мировой войны, продавала граммофоны, выпускала пластинки. Чтобы заинтересовать покупателей, записывали прославленных грузинских певцов – Вано Сараджишвили, других исполнителей. В 1907 году пригласили Гиго Эркомаишвили и его хор, записали тогда 49 гурийских песен. На память о сотрудничестве фирма подарила прадеду граммофон. Он хранится в моем доме, завожу его для гостей. К тому моменту, когда я по совету деда стал восстанавливать музыкальную летопись нашей семьи, в Грузии не сохранилось ни одной мало-мальски качественной пластинки. Я нашел старые записи в Москве, Риге, Ленинграде, Лондоне и Париже. Грузинское телевидение, наше Министерство культуры всячески мне помогали. Сам Отар Тактакишвили, великий композитор, писал рекомендации, чтобы меня допустили к работе в архивах. В Москве, на улице Бауманской, я работал несколько месяцев. Там хранились матрицы, с которых печатались грампластинки. На старых картонных карточках, прилагаемых к матрицам, небольшая информация – название песни, исполнитель, год. Я обнаружил там немало ценных находок. Эта коллекция хранится сегодня в архиве Грузинского радио и телевидения или, возможно, в центральном архиве. В 90-е годы я издал книгу «Первые грампластинки Грузии». Небольшой тираж моментально разошелся.
- Теперь записать песню не представляет сложности. Но как вы раньше справлялись?
- До 70-х годов, пока не появились магнитофоны, приходилось нелегко. Сейчас, естественно, все проще. Но ведь надо было до сих пор дотянуть. И я знаю один надежный способ: если хочешь, чтоб народная песня жила, научи петь детей.
- Вы про «Мартве», фольклорный хор мальчиков?
- Именно так. Дети раньше не пели народных песен, особенно городские. Был потрясающий эстрадный ансамбль девочек «Мзиури». Для мальчишек – никакой альтернативы. И я решил заполнить пустоту. Начал искать одаренных детей, моих первых «орлят» («Мартве» в переводе с грузинского – орленок – М.А.). Со временем ситуация изменилась – желающих стало хоть отбавляй. «Мартве» гастролировал по всему Союзу, без его участия не обходился ни один правительственный концерт. Мы создали прецедент, а дальше количество детских фольклорных коллективов росло в геометрической прогрессии.
- Правда, что «Мартве» сосватал вас с будущей женой?
- И причем очень удачно! Моя жена Лали Сетуридзе – музыковед, работает на радио. Она дебютировала в эфире с передачей о «Мартве». Так и познакомились. Лали – очень понятливый, добрый человек. Иначе как ужиться с таким как я мужем? 24 часа в сутки занят, на гастролях пропадаю, гостей привожу постоянно – встречай, накрывай, мол, угощай.
- Писательский потенциал вы все-таки реализовали. О чем ваши книги?
- Про «Первые грампластинки Грузии» я уже сказал. Потом вышли в свет книги «Дедушка», «По следам двух ансамблей», «Дороги, песни, люди». Рассказываю истории из творческой, гастрольной жизни. Раскрываю секреты артистических будней. На нас ведь ложится большая нагрузка. Случается проезжать по 800 км в день, за окном тридцатиградусный мороз, а вечером будь добр отработать концерт. Артисты не имеют права расслабляться. Зато сколько любви мы получаем взамен! В Италии после концерта один из зрителей сделал нам замечательный комплимент: «Горжусь, что являюсь членом человечества, создавшего такую музыку!»
- Артему Эркомаишвили сделал комплимент писатель Ромен Роллан. Как все это было?
- Ромен Роллан по приглашению Максима Горького находился в Москве. Дед поехал туда с гастролями, и Горький пригласил французского классика на концерт. Ромен Роллан, известный знаток музыки, услышав деда, сказал: «Счастлива страна, где живут такие люди, счастливы люди, у которых такая песня». Игорь Стравинский, гениальный композитор ХХ века, в интервью журналу «Америка» признался: «Одно из важнейших музыкальных потрясений – это записи грузинского народного полифонического пения... Это великолепная находка, которая может дать для исполнения больше, чем все приобретения новой музыки». Вот какую силу воздействия имеет народная песня! Добавлю, что когда в 1977 году американцы запустили в открытый космос два зонда-близнеца «Voyager-1» и «Voyager-2», в послании братьям по разуму среди прочей земной музыки была и грузинская песня «Чакруло». Народная песня на все времена, это универсальный язык общения и на Земле и за ее пределами.
Медея АМИРХАНОВА |
|
НЕСНЯТЫЙ ФИЛЬМ ВАХТАНГА МИКЕЛАДЗЕ |
27 июня исполняется 110 лет со дня рождения выдающегося музыканта, дирижера Евгения Микеладзе, расстрелянного в 1937 году. Его жизнь и блестящая музыкальная карьера оборвались в 34 года, но он успел оставить в искусстве глубокий след. Сейчас, в юбилейные дни, мы решили рассказать о том, что печальная судьба великого сына Грузии имеет свое светлое продолжение и развитие. Дух, нравственная и творческая составляющие генетического кода маэстро ярко проявились в биографии и деяниях его сына – известного кинодокументалиста Вахтанга Евгеньевича Микеладзе, который живет и работает в Москве.
В жизни каждого романтика есть свой Монмартр. Таким возвышающим душу местом для нас, тбилисцев, был и есть проспект Руставели. Красивая, вся в зелени, улица имени поэта, много веков назад знавшего ответы на вопросы, которые для большей части человечества по сей день остаются неразрешимыми. «Все, что спрятал, то пропало. Все, что отдал, то – твое…» Этот и многие другие, имеющие непреходящую ценность афоризмы гения эпохи великой царицы Тамар часто звучали в одном из уютных домов на проспекте Руставели, в плавных речах наших трогательных в своей утонченной интеллигентности бабушек, чудом уцелевших в кровавой «фиесте» конца тридцатых годов мятежного ХХ века. У них у всех, таких хрупких, беззащитных и отчаянно смелых, были потрясающе красивые тонкие пальцы, белоснежные кружевные жабо, заколотые фамильными геммами, и гордые, звучные имена: Ниночка Ахметели, Тамуна Асатиани, Мия Цицишвили, Олимпия Дадиани… Вечерами они собирались за большим, покрытым белоснежной скатертью обеденным столом, на котором алели изящные вазочки с кизиловым и вишневым вареньем. Благоухали фиалки, вкусно пахли свежеиспеченные «Наполеон» и «Жозефина». Занимаясь в соседней комнате своими детскими делами, мы слышали тихую музыку их приглушенных голосов. По стенам беспокойно метались нежно-золотистые блики горящих свечей, вонзенных в бронзовые подсвечники навечно, казалось, умолкшего старинного пианино. Чаще других и с безнадежной горечью произносились имена тех, кого им так не хватало – Кетуси Орахелашвили и Евгения Микеладзе.
«Евгений Микеладзе…В толстенном альбоме среди множества очень благородных симпатичных лиц одно поражало своей непохожестью ни на кого другого. Оно увлекало в загадочный мир необъяснимой схожестью с портретом Джорджа Гордона Байрона, что красовался на обложке с детства мной любимого фолианта со странным тревожным названием «Корсар» - партитуры балета, по которой великий музыкант Евгений Микеладзе дирижировал оркестром блистательного Тбилисского театра оперы и балета…»
Так начинается мой новый, подготовленный к изданию детективный роман «Неснятый фильм Александра Березкина». Прототипом главного его героя стал Вахтанг Микеладзе – сын подло и зверски уничтоженного в 37-ом году выдающегося музыканта Евгения Микеладзе, которого Дмитрий Шостакович назвал «гордостью советской дирижерской школы».
Вахтанг Евгеньевич – один из лидеров российского документального кино и создателей жанра телевизионного документального детектива, лауреат Государственной премии, заслуженный деятель искусств России и Грузии, народный артист Ингушетии, признанный мэтр в мировом сообществе кинодокументалистов.
Для нас, наших сверстников и тех, кто чуть помладше, легендой Вахтанг стал еще в те далекие годы, когда имя его отца вместе с именами Тициана Табидзе, Паоло Яшвили, Сандро Ахметели и других уничтоженных властью Сталина и Берия прекрасных грузинских творцов, аристократов духа, то и дело отзывались эхом в опасливых нотках притушенных, едва слышных голосов старших, беседующих за вечерним чайным столом. Но тогда исключительной казалась выпавшая на его долю, наполненная трагическими событиями судьба.
После гибели отца маленького Вахтанга вместе с мамой Кетусей Орахелашвили и пятилетней сестрой Тинико отправили в ссылку. И он отбыл отведенный судьбой срок изгнания. Сурово наказан Вахтанг был за кровную принадлежность к роду Микеладзе и Орахелашвили, представители которого не боялись высказывать свое презрительное отношение к бесовскому сатрапу Грузии, беспощадному и духовно уродливому Лаврентию Берия, который всю жизнь им мстил, уничтожив восемь человек из этого разветвленного благородного фамильного сообщества. За то, что был сыном расстрелянного гениального музыканта, о котором знаменитые коллеги говорили: «Его оркестр звучит из поднебесья». За генетически доставшееся Вахтангу мощное дарование художника. Определивший его творческую судьбу учитель по ВГИКу и наставник по жизни, прославленный мастер документального кино Роман Кармен сказал: «У Вахтанга талант музыканта. Это от отца. Прекрасное чувство ритма и образное, искрометное мышление». За чистоту души и безудержную тягу к справедливости, к правде. Иных обвинений и приговоров за ним не числилось.
В 1956 году, после пересмотра «состава преступлений врагов народа», Вахтанг, уже совершеннолетним юношей, вернулся в Тбилиси. К великой радости тех самых бабушек, он был удивительно похож на своего отца не только внешне, но и изысканным аристократизмом манер, широтой образования и воззрений. Последнее почему-то вызывало несказанное удивление у многих окружающих.
«Что непонятного в том, что я не «крестиком» расписываюсь? - недоумевал в свою очередь Вахтанг. - В лагере меня математике учил академик из Москвы, литературе – профессор из Санкт-Петербурга. Да и библиотека там была роскошная. Уцелевшая со времен ссыльных декабристов».
Шлейф горькой абревиатуры ДВН, что в расшифровке означало «дитя врага народа», тянулся за молодым талантливым, пользующимся непререкаемым авторитетом среди сверстников студентом ВГИКа долго-долго. Истаял ли он сегодня в лучах славы, которую снискали ему около тысячи снятых им прекрасных и значительных лент, среди которых есть вошедшие в историю документального кино. С сожалением должна признать, что порой какие-то отголоски затихшей злокозненности судьбы пробиваются в хор славословия, сопровождающий по жизни Вахтанга Микеладзе. Скажем, лежит «на полке» его потрясающий фильм «Реквием», ждет своего часа и поразительная по воздействию, лучшая, на мой взгляд, картина Вахтанга Евгеньевича «Я был приговорен к пожизненному заключению» (приз «За лучшую режиссуру» на Международном фестивале документальных фильмов, Украина). Эта эпическая по размаху исповедь достигшего творческого совершенства мастера и мудрого, познавшего скрытые смыслы жизни человека не выпускается на телевидение по надуманным обоснованиям: «Слишком эмоциональная работа, может взбудоражить общественное мнение».
Когда-то на заре творческой карьеры Вахтанга Микеладзе в избранном им жанре документального кино я задала ему вопрос: почему режиссеру его масштаба, который обладает впечатляющим образным видением, словно врожденным чувством ритма и темпа художественного монтажа, склонностью к глубокому анализу не только изучаемых проблем, но и психологии людей разных мировоззрений и полярных моральных устоев, от высоконравственных героических личностей до закоренелых преступников – так вот, почему бы ему не обратиться к созданию художественных фильмов?
Вахтанг долго молчал. Слушал мои фантазии на тему грядущих «Оскаров», «Золотых львов», «Пальмовых ветвей» и других престижных наград. И, наконец, отступив от своего привычного тона энергичного лидера, который может убедить любого собеседника в правоте своей позиции не только режиссера, но и логически беспроигрышного оратора, очень серьезно произнес: «Я, конечно, могу делать и делал не раз игровое кино. Игровое, - понимаешь? - то есть придуманное, искусственное. Не до того. Не до фантазий. Язык документального кино – идеальный способ честного разговора о том, что вокруг сложилось и происходит, как изменить нас и нашу жизнь в лучшую сторону».
Никогда больше я не соблазняла старого друга заманчивыми образами прогулки победителем по красным ковровым дорожкам Каннского международного кинофестиваля или ослепительного ритуала вручения заокеанского «Оскара». А его фанатичная преданность своему пути в искусстве только укрепила, удвоила мое с детских лет живущее в душе трепетное уважение к истории семьи Микеладзе, к светлой памяти его родителей и к нему самому, Вахтангу Евгеньевичу, неутомимому, не подвластному ни времени, ни тяжкой бремени множества забот, нескончаемых проблем – своих, но преимущественно чужих. Всегда энергичному, устремленному вперед, азартно захваченному новизной то одной, то другой им же порожденной идеи. Уникальному, разностороннему, по-грузински артистичному, щедрому и… немыслимо трудному в общении. Сложнее всего пробиться в беседе с ним к теме истории его отца. Он не раз резко бросал журналистам: «Оставьте в покое мою семью», но самые лихие из них снова и снова вытаскивали на свет самые кровавые эпизоды трагической гибели Евгения Микеладзе.
Их ничему не научил бесценный творческий и нравственный опыт выдающегося кинорежиссера Тенгиза Абуладзе, с неповторимой деликатностью и горечью, в системе исповедально-правдивых образных иносказаний и преображений рассказавшем о той же печальной истории семьи Микеладзе в своем гениальном фильме «Покаяние». Его «дорога к храму» стала нарицательным понятием, эталоном смысла жизни по чести, тогда как смакование некоторыми журналистами жутких картин пыток отца Вахтанга осталось на страницах газет и журналов всего лишь свидетельством беспардонного вмешательства в личную жизнь пострадавших.
Почти все фильмы Вахтанга Микеладзе заканчиваются постскриптумом, как классическая басня – «моралью». Скупые кадры с алым зрачком «Р.S.» и лаконичные жесткие слова закадрового текста несут в себе смысловую нагрузку подытоженного анализа причин и следствий, вытекающих из суммы фактов, о которых шла речь в конкретном фильме. Ставший фирменным знаком, «P.S.» отражает одну весьма характерную черту натуры мастера: он в своих фильмах, в беседах или публичных выступлениях всегда, как педагог-наставник с укорененными в душе и разуме незыблемыми жизненными принципами, естественным образом подводит итог обобщением нравственного характера, расставляет точные ценностные акценты на каждом умозаключении. Фильмы-исповеди Вахтанга мне кажутся его попыткой каждый раз хотя бы в своем воображении реализовать несостоявшийся по жизни и такой необходимый для него разговор с отцом о главных жизненных ценностях – чести и достоинстве, благородстве и силе духа, любви к Богу и ближнему, наконец, о соотнесении этих ценностей с выражением своих мыслей и чувств в искусстве.
В 1995 году на Первом канале Центрального телевидения России появилась новая программа – «Человек и закон», а позже, в рамках этой программы – рубрика «Документальный детектив», более десяти лет выходившая в эфир в прайм-тайм. Создателями этой программы и ее главной рубрики, с первых же выпусков снискавших острый интерес и уважение зрителей, резко поднявших рейтинг канала, были мэтр документального кино режиссер Вахтанг Микеладзе и известный тележурналист Юрий Краузе. Диапазон исследований «Документального детектива» чрезвычайно широк – шумные политические скандалы, преступная деятельность организованных банд, повествование о кропотливой работе следственных органов. И всегда – подведение итогов рассматриваемой проблемы в контексте конкретной ситуации в стране. Даже самая «приземленная» информация о каждодневно происходивших в 90-х годах бытовых правонарушениях становилась для Вахтанга отправной точкой для глубоких размышлений и стремления к глобальному решению проблем, устранению причин, толкающих людей на эти преступления. Незамысловатой по сути истории группы людей, ставших на преступный путь, всегда предшествует калейдоскоп напряженно смонтированных документальных кадров нашей реальности. И этот сгусток шокирующей правды, схожий с образом безумия, заставляет зрителя прямо посмотреть ей в глаза и ужаснуться. «Остановитесь, одумайтесь! - кричат эти кадры. - Не превращайтесь в серого хищника, рвущего окровавленными клыками слабого, чтобы выжить самому в стае волков».
Авторский фильм В.Микеладзе «Серые цветы», показанный в одном из первых выпусков программы, произвел эффект взорвавшейся бомбы. Об этом фильме сказано и написано много восторженных слов. Мне довелось быть непосредственным свидетелем и в скромной мере участником создания этой драматической эпопеи, которая стала своеобразным прологом в новом тематическом цикле пламенной публицистики Вахтанга Микеладзе, обнажающим острейшие проблемы подростковой преступности.
Первая «страничка» фильма – белый-пребелый экран, символ безбрежной пустыни одиночества. На нем всполохами пламени начертаны строки двух авторских посвящений. В правом верхнем угле слова: «Отцу моему Евгению Микеладзе», в левом нижнем: «Сыну моему Евгению Микеладзе». Это сопоставление посвящений в прологе фильма словно наводит мост между поколениями отцов и их потомков, символизирует их неразрывную связь. Но к концу фильма становится ясно, что примененный прием предопределяет тревогу режиссера, который понимает, что эта связь насильственно разорвана и процесс уничтожения корней чреват новыми неисчислимыми бедами и потерями.
...Начало 90-х годов прошлого века. Всеобщая грандиозная эйфория от недавно обретенной свободы на российской земле. Почти на всем постсоветском пространстве. Праздник воли личности, свободы слова, убеждений и… вседозволенности. «Дай-то нам Бог свободу пережить!» - все чаще вспоминались слова писателя-пророка Ф.М. Достоевского. Фильм «Серые цветы» обнажает правду о том, что принесла с собой эта своеобразная свобода. И еще о том, куда протягиваются корни сегодняшних, часто горестных событий.
Огромные стадионы, переполненные мальчишками и девчонками эпохи перестройки. Тысячи подростков, неистово вопящих вслед за своим кумиром, прелестным поющим «маленьким принцем». Экран полыхает буйством красок, тысяч цветов, плакатов, модных молодежных «прикидов». И вдруг резкий перескок в удручающую и тревожную серость черно-белого кино с тем же самым хорошеньким юнцом на сцене. Но… на убогой сцене дощатого настила, в серой дымке накуренного зала. Все те же затуманенные восторженные глаза юных зрительниц, но уже не в модных мини-юбках, а в грубых тулупах. Два концерта. На воле. И на зоне – в женской подростковой колонии. Где живут, проживают свое детство и отрочество девчонки от десяти до пятнадцати лет. И среди них – рецидивистки. С приговорами-диагнозами (как иначе это назвать?) – «убийство», «грабеж», «нанесение тяжких повреждений»...
Нет, не ради потакания странным вкусам публики, пристрастившейся к кровавым триллерам, снимает ЭТО кино мой беспокойный друг. Ему нужно дойти до оснований, до сути и причин страшных фактов нашей реальности. Нужно распять на позорном столбе тех, чьи деяния привели к столь уродливым последствиям еще одной революции в истории несчастливой страны. И неустанно призывать каждого из нас, ныне живущих – ведать, что творим. Чтобы не было больно и стыдно за будущность наших детей.
Диапазон тематики документального кино Вахтанга Микеладзе намного шире одной означенной проблемы. Но я обратилась к «Серым цветам», как яркому примеру особого, эксклюзивного стиля режиссера. Того стиля, который позволяет определить его творчество совершенно немыслимым, несуществующим парадоксальным термином – художественное документальное кино. В беседах Вахтанга на профессиональные темы часто звучат его слова о языке документального кино. И это вполне закономерно. Ибо своеобычность, образность языка, на котором общается со своими зрителями Вахтанг Микеладзе, не имеет аналогов в жанре документалистики. И создатель этого языка верен ему во всех ситуациях. Художественной символикой насыщены не только те работы режиссера, в основу которых ложатся результаты длительной и тщательной подготовки к раскрытию и анализу глобальных социальных тем. Без нее не обходится самая неожиданная ситуационная репортерская съемка, которая преображена затем режиссером в полноценный впечатляющий фильм.
Уникальна в этом плане еще одна знаковая картина – «Колокол Армении». Буквально через три часа после первого сообщения в эфире экстренных новостей о трагической катастрофе – грандиозном землетрясении в городах Армении, съемочная группа Вахтанга Микеладзе уже работала на развалинах Спитака. Казалось бы, экстренная, оперативная журналистская работа, не претендующая на анализ и обобщения по определению. А сколько на деле философских аспектов затронул автор этого фильма, как глубоко вторгается его мысль в суть трагедии!
Ни одно событие крупной социальной, политической значимости не проходит мимо внимания документалиста Вахтанга Микеладзе. Окидывая мысленным взором те десятки лет, которые мне довелось наблюдать процесс неутомимой творческой деятельности Вахтанга, не могу не восхититься масштабности мышления этого удивительного человека, который всегда имеет свое собственное, всесторонне проанализированное мнение. И, что поразительно, даже горячо споря с ним о чем-либо, с течением времени проникаешься правотой его убеждений, безупречной логикой предсказанного им развития ситуации.
Давным-давно, когда не было еще в нашем обиходе дорогой сверкающей аппаратуры, я любила заходить в тесную монтажную фирмы «Московская хроника» в переулке Дурова, заваленную чуть ли не до потолка большими круглыми бобинами кинопленки. Осторожно переступая через вьющуюся по обшарпанному полу длинную-предлинную ленту, тихо подходила к большому неуклюжему монтажному столу. И заглядывала через плечо увлеченного работой Вахтанга. Часами можно было с неиссякаемым интересом наблюдать, как ловко им разрывалась тугая лента, скручивались и склеивались новые клубки. И ведь все это тогда делалось вручную. Под неизменно звучащую музыку. Классическую, джазовую, фольклорную… Особая взыскательность Вахтанга к подбору музыкального ряда своих фильмов, глубокие познания в музыкальной культуре, понимание музыки как составной части души уходят корнями в духовное наследие его отца.
Профессионал, крупный мастер своего дела Вахтанг Микеладзе в душе своей остается романтиком, верящим в действенную силу дела, которым он занимается всю жизнь.
На пике успеха и всеобщего интереса к самобытному творчеству Вахтанга Евгеньевича главный редактор газеты «Известия», наш общий друг и соотечественник, тбилисский журналист Игорь Голембиовский попросил меня написать очерк о Вахтанге. Шутки ради мы решили с Вахтангом создать атмосферу подчеркнуто официозного интервью. Я названивала ему по несколько раз в день. И на мой бесстрастный вопрос, не занят ли уважаемый Вахтанг Евгеньевич, он живо входил в роль и отвечал сухо своей коронной фразой: «Занят, конечно, делаю кино. Но, так и быть, говорите, говорите!» После чего мы хохотали и далее уже официоз испарялся. Наконец, поздно вечером мы пересеклись и долго колесили по опустевшим к ночи, заснеженным московским улицам. Игра в интервью вскоре переросла в привычную беседу обо всем сразу. Где-то в первом часу ночи подъехали к бензоколонке. К нам подскочили два пацана. Один совсем мелкий, дошкольного возраста, второй лет двенадцати. Оба бойко хлопотали вокруг машины Вахтанга, то ли вдохновленные видом солидной иномарки, то ли интуитивно угадав, что этот дядя будет особенно щедр к ним. Полночь на дворе, мороз около тридцати градусов. Выйдя из машины, Вахтанг о чем-то долго говорил с мальчишками. До меня долетели его слова, произнесенные неожиданно сорвавшимся охрипшим голосом: «Тот малой, значит, мамке отдает, а ты на себя колымишь?»
Сев за руль, Вахтанг резко срывается с места. И молчит, долго и грустно. «Вот оно, его документальное кино», - думаю про себя и больше ни о чем его не спрашиваю.
Вахтанг Микеладзе из тех, о ком Антуан де Сент-Экзюпери сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Едва соприкоснувшись с чужой бедой, Вахтанг берет на себя ответственность за «всяку Божью тварь», вручившую ему свою боль.
Никогда не задумывалась над тем, как, оказывается, трудно писать о самых близких и дорогих сердцу людях. Так же трудно, как исповедываться самому себе. Как найти те слова, которые донесут до читателя все чувства, мысли о творчестве и человеческой значимости яркой неординарной личности, рассказать так, чтобы читатель полюбил того, о ком пишешь, как любишь и ценишь ты сам?
С Вахтангом Микеладзе, с историей его семьи связаны практически вся моя жизнь и история моих предков. Наши судьбы переплелись задолго до нашего появления на свет. Трагедия гибели отца постигла и меня. И в моей семье в те годы голоса были приглушены горем. Нас роднит многое, но есть одна, глубоко запрятанная в сердце заветная тема. Синее небо Грузии. Та самая красивая улица в мире, которая как река уложена в главном русле любимого нами Тбилиси. Ибо все, что мы делаем, то, как мы живем и мыслим, согрето лучами тбилисского солнца, теплом тех мест и тех людей, которые нас еще помнят. А мы живем, никогда не забывая, откуда мы родом. Вахтанг как-то сказал: «Каждый мой фильм я делаю для Грузии». Как бы мне хотелось, чтобы в Грузии посмотрели лучшие фильмы Вахтанга Микеладзе, особенно картину «Я был приговорен к пожизненному заключению». Была бы добрая воля…
История семьи Микеладзе, светлого красивого человека, гениального музыканта Евгения Микеладзе легла в основу не одного художественного произведения. А я по-прежнему жду то особое, неснятое еще Вахтангом кино – полнометражный художественный фильм о нашем – не потерянном! - поколении, о том неимоверно трудном своем обязательстве перед отцом сохранить что-то самое главное из оставленного им Вахтангу и передать это уже своим детям и внукам, о печали невосполнимых потерь и силе духа выдержавших жестокие испытания перед своей гибелью, о новых открытиях в жизни с помощью искусства и всепобеждающей любви.
Ирина ШЕЛИЯ
г.Москва |
|
