|
МОЕ ГОРЬКОЕ, ГОРЬКОЕ СЧАСТЬЕ… (ВЕЛИКИЙ КОЛДУН) |
|
Репетиции Петра Фоменко скорее напоминают собрание тайного общества или ордена. Думаю, его мечта – это чтобы все участники будущего спектакля, взяв свечи, облачившись для неприметности в драные шубы, обшарпанные пальто и валенки, из которых торчали бы пятки и пальцы, бесшумно, на цыпочках спустились в подземелье, где никто и ничто не спугнуло бы, не отвлекло от таинственного и желательно бесконечного акта преображения человека-артиста в человека-роль. Скрупулезный разбор, ювелирная нюансировка текста, поиск словесного действия длились бы двадцать четыре часа в сутки без перерыва на завтрак или, не дай бог, на обед. Он сам – великий алхимик – не отходит от пробирок и колб даже по малой нужде, разумеется, другие об этом и помышлять не смеют. Все время повторяет как заклинание: «В искусстве – все как в любви, в искусстве – все как в любви – все как в любви…»
Да, он страстный и ревнивый возлюбленный, отдающий всего себя полностью и без остатка, могучими руками заключающий тебя в свои железные объятия, жарким дыханием страсти опаляющий все твое существо и властно требующий полной взаимности до последнего вздоха, до последней капли крови. Он хочет тебя всю, круглосуточно и настойчиво, совершенно забывая о себе, перестает бриться, не смотрит на часы, не замечает ни времени суток, ни времени года, ни дней недели.
Он умеет опоэтизировать кирпич, заставить плакать утюг, скрип двери превратить в Поэму экстаза, огрызок кружева – в вечернее бальное платье, а из куриного перышка соорудить для незнакомки траурную шляпу, из рамочки на стене создать родословную героя, шипение граммофона превратить в ностальгическую прогулку по русскому модерну, из носового платка соорудить саван, а из куска марли – подвенечную фату с флердоранжем. Палка станет тростью маркиза, блестящая пуговица – драгоценным ожерельем, а из засохшей травинки он построит шалаш для влюбленных.
Быт становится поэмой, а обыденность – поэзией.
Сам он, огромный, сопящий, похожий на мамонта, вдруг с легкостью мотылька начинает порхать и прыгать, предлагая и тебе молниеносно присвоить все его «ахи» и «охи», стоны и междометия.
На следующую репетицию он уже не влетает и тем более не впархивает, а ползет по стене, тяжело вздыхает, постанывает, но вдруг замирает, подскакивает, взрывается смехом, кидается в каскад отчаянных импровизаций, проигрывает все роли за всех, как бы с отчаянья, что надеяться ему уже совершенно не на кого; проигрывает целиком всю пьесу, то надевая шарф и шляпу – и вот перед вами актер Шмага, то, схватив шляпку с вуалеткой, - и это уже лукавая Шелавина.
Собрав всех нас на первую читку «Без вины виноватых», он не ошарашил и не огорошил смелостью решения, что-то невнятно мямлил, но все-таки сумел удивить, сказав: «Хочу, чтоб мы сыграли это здесь, в буфете».
И с осени мы поселились в нашем огромном, с большими высокими окнами, гулком буфете, который, несмотря на наши репетиции, продолжал работать по своему прямому назначению – обслуживая многочисленных зрителей. Все время, пока мы репетировали, мимо ездили коляски с водой, бутербродами, гудели холодильники довоенного образца. Среди персонажей ходили туда-сюда буфетчицы, туда – в шапках и валенках или ботах (смотря по сезону), а обратно – в белых халатах и наколках. Сначала мы вздрагивали, потом привыкли и даже не реагировали, как если бы по сцене ходил реквизитор или рабочий, которому надо что-нибудь прибить или повесить на декорацию. Осенью еще было ничего, но зимой стало очень холодно, буфет плохо отапливался, из всех окон дуло, актеры начали болеть. Мы же не снимали пальто и шапки, кутались в платки и пледы. Петр Наумович ни на что не обращал внимания. Набросив на плечи куртку, не вынимая изо рта сигарету, он только иногда тяжело вздыхал. Он просиживал с нами в буфете с утра и часто до позднего вечера, не выходя из зала. За время репетиций у него не было никакой другой жизни, ничто другое для него просто не существовало. Он как бы приковал себя к галере и дал клятву, что доплывет до берега и довезет нас, несмотря на снег, дождь, ветер, метель и бурю. И довез, и доплыли. Мы очень в него верили и очень его любили и не скрывали этого. Правда, и его кредо было: «Я хочу вам всем объясниться в любви». И он сдержал слово, каждому сочинил роль, каждому посвятил романс. Он не щадил себя, отдавал нам весь жар своей щедрой и талантливой души. Спектакль «Без вины виноватые» - это дитя взаимного обожания и любви.
В его репетициях было столько прекрасного и горького, смешного и драматического, трогательного и жесткого, наивного и мудрого. С ним легко и сложно. Он понимает раньше, чем вы раскрыли рот, но уже не согласен. Пальцем водит по тексту пьесы, потом засовывает его в рот, опускает, набычившись, голову, слушает, как актеры ведут сцену, и все его существо, вся фигура выражает такую муку, как если бы его кости распиливали электропилой без наркоза. Вроде он сидит не в режиссерском кресле, а в зубоврачебном, и ему будут рвать или уже вырвали все зубы. Он вздыхает, ерзает, закатывает глаза, перекладывает ногу на ногу, зажмуривается и безнадежно машет рукой. «Нет, нет, нет – это у них никогда не выйдет, даже и мечтать нечего!» Но вдруг, услышав понравившуюся ему интонацию или заметив верный тон или удачный жест, весь преображается, в глазах вспыхивает пламя, он загорается, выскакивает на площадку, смахивает с нее актеров и начинает каскад своих знаменитых импровизаций. Все и за всех проиграв, утомившись и запыхавшись, плюхается в кресло и обводит всех капризным взглядом: «Ну что, опять не согласны?» Все подавленно молчат, и не потому что не согласны, а просто озадачены: как же все это запомнить и повторить? И расходятся в великом сомнении. Иногда, вдохновленный его показом, актер сам начинает импровизировать, прибавляет и прибавляет трюки, накручивает приспособления, тогда он недоволен: «Нет, нет и нет! Это какая-то чума! Дальше нечего будет делать». И все снимает.
Когда после полугодовалого заточения мы – нечесаные, небритые и заросшие, с безумным блеском в глазах, во главе с Великим Петром, бородой подметающим пол, вылезли на улицу, то были вынуждены зажмуриться от солнечного света. О! Оказывается – тепло, распустились деревья, люди ходят в летних платьицах и майках, едят пирожки, смеются, вкусно пахнет шашлыками. Увидев себя в стекле арбатской витрины, Петр Наумович огромными руками-лапами обхватил свою могучую голову и, с ужасом глядя на свое отражение, воскликнул: «А-а-а?!» Эта фраза впоследствии вошла в спектакль.
Видеоклип «Режиссер Фоменко», наверное, выглядел бы так: в центре кадра стоял бы огромный бурлящий котел, вокруг которого в отсветах пламени метался бы с заклинаниями и гортанными вскриками некий колдун, то подкладывая под котел дрова, то бросая в него травы и подливая снадобья. Все бы происходило в таинственном, загадочном месте, разумеется, темной ночью, а под елкой или кустом сидела бы кучка притихших и слегка перепуганных... а, к черту аллегории!.. артистов, которых он по очереди, кого за волосы, кого за ноги, кого под руки, а кого и за шиворот вытаскивал бы из-под дерева и кидал в шипящее зелье, кого-то предварительно наградив подзатыльником или шлепком, а кого-то страстно облобызав на прощанье. И тут следующий кадр: о чудо! Из котла выскакивают совершенно живые и невредимые артисты, они не сварились и даже не ошпарились, нет! Но они преобразились! Одухотворенные, помолодевшие, с мимолетным, но упоительным чувством: «Я все теперь могу, мне ничего не страшно», - с ощущением полета, они, взявшись за руки, разбегаются и действительно взлетают и в упоении кружатся и кружатся под нежные волшебные звуки музыки, которую он, естественно, не забыл для них приготовить.
Но вот кончились репетиции, прошла премьера, отзвучали аплодисменты-комплименты, и он разжал объятия. «Жизнь выпала копейкой ржавою…» Напрасно теперь искать его глаза – они на вас больше не смотрят, тщетно пытаться его окликнуть – он все равно не услышит; вы можете вставать на колени, рыдать, рвать на себе волосы и даже посыпать голову пеплом – он все равно этого не заметит, с банкета смоется в форточку, из театра улизнет по пожарной лестнице. «Неужели это он?» Да, это все он – Петр Наумович Фоменко, мое горькое, горькое счастье… Ему можно все, тебе ничего. Наделенный невероятной музыкальностью, обладая редким чувством юмора и знанием женской природы, предпочитает ставить заунывные драмы, исследуя административные битвы чиновников и бюрократов, как бы внушая себе: «Нечего искать легких путей, бери что потрудней и мучайся». Вне текста пьесы, вне текста роли с ним очень тяжело и напряженно – это напоминает хождение по минному полю, никогда не знаешь, где подорвешься. Его реакция на самые, казалось бы, простые вещи непредсказуема, какой-то пустяк может вывести его из себя, он взорвется, будет как Зевс-громовержец испепелять ошарашенного смельчака, который просто подошел сказать ему: «Здравствуйте, Петр Наумович! Как вы себя чу…»
Он энциклопедически образован. Великолепно знает литературу, живопись, поэзию, музыку. У него блестящая память, но всегда говорит, что ничего не помнит. Обожает Вертинского. Проходя мимо, метнет саркастический взгляд и споет в нос, слегка картавя, лукаво усмехнувшись в усы и как бы в воздух: «Я могу из горничных делать королев» - сделав ударение на «я могу», это в хорошем расположении духа, но ударение может переходить и на горничную или королеву, в зависимости от настроения. «Неужели это он?!» Да, да, да – и это тоже он. При его блистательной фантазии, страсти к перевоплощению он с легкостью мог бы сотворить из себя короля, но он предпочел остаться вечным студентом. Слово респектабельный, будь его воля, он вычеркнул бы из всех словарей и вообще выбросил из лексикона. Его студенчество проявляется во всем: драные башмаки, растянутый свитер, жадные затяжки, как будто он курит последний бычок, а все сигареты кончились и не на что купить новую пачку. Может выпить рюмку водки, захватив ее только зубами, не прибегая к помощи рук, а потом закусить и даже не закусить, а занюхать рукавом пальто. Ему претит дамское щебетание и какое бы то ни было кривляние вообще. Он всегда предпочтет скромное застолье с осветителями и машинистами сцены. Тезис, который он несет, как знамя: «Человек без греха мне вообще неинтересен». Ему чуждо моралите и нравоучительство, падший ему в тысячу раз милее твердо стоящего на ногах. Его герои – чудаки, люди, как он говорит, «с отпадом», недотепы, пьяницы, калечные и убогие. Его манит игра страстей, мятежные натуры, великие грешницы и блудницы. Вслед за Чеховым он мог бы повторить: «Человек в России не может быть чистеньким». Конечно же, он не сегодняшний студент, а студент, весь застрявший в XIX веке, всеми силами старающийся протянуть эту ниточку великой русской культуры в сегодняшний, а вернее, в наступающий завтрашний двадцать первый век.
Презирает всякие и всяческие славословия, ненавидит статьи и панегирики в свой адрес, называет их «некрологами», аллергически относится к актерам-звездам, именуя их «корифеями». Любит только «первоклашек» - своих студентов – этих желторотых птенцов с жадно открытыми ртами, все им прощает. Не понимает или не хочет понимать, что актер-звезда часто мается от своей звездности, что у него напрочь нет «звездной» болезни, что он раним, а подчас скован, заматывается до ушей шарфом, натягивает на глаза шапку, только чтобы не приставали с глупыми вопросами: «Как это вы столько текста запоминаете? А правда, что Ульянов женат на Борисовой, и когда же будут снимать вторую серию «Идиота»?»
В хорошем расположении духа много шутит, замечательно рассказывает, знает тысячи актерских баек, анекдотов, может петь до утра романсы, но такое случается очень и очень редко. Он как бы запретил себе веселиться, лицо его все больше видишь погруженным в себя, часто повторяет: «Осталось немного – можно не успеть». Сам себя одергивает и выдыхает, как молитву: «Ну, начнем, благословясь».
У него не было бурного и шумного начала, он не въехал на белом коне ни в какой театр, не ворвался, как хулиган с разбойничьим посвистом со своей командой ни в одну «академию», несмотря на присущий ему бунтарский дух. Его всегда как-то не замечали, как мальчика-сироту на пышной рождественской елке, блестяще прочитавшего стихи, но заснувшего у теплой печки и проспавшего раздачу подарков. И теперь, когда уже всем все роздали, а высшие награды с партийным привкусом и вовсе исчезли из обращения, разверзлись небеса и, как из рога изобилия, посыпались премии, звания, знаки отличия и даже «гвозди», он стал «гвоздем» сезона 1993 года. Прибежали дамочки, стали лопотать слова умиления, визжать от восторга, качать на руках и подбрасывать в воздух…
Теперь он и профессор, и у него свой театр, он работает по приглашениям за границей, все пришло: слава, успех, награды, признание. Так порадуемся же за него и воскликнем: «Спасибо тебе, Господи, что все это пришло, пришло при жизни и в расцвете таланта!»
Людмила Максакова
«Театр», № 3, 1994 г. |
|
УЗНАВАЕМЫЙ СИМВОЛ ПОКОЛЕНИЯ |
|
Владимир Вдовиченков – один из актеров нового поколения. «Поколения 2000-ых», как принято сейчас говорить. Но путь до большого экрана, а оттуда до сцены был для него непростым и уж точно необыкновенным.
Заслуженный артист РФ родился в городе Гусев Калининградской области. После школы поступил в мореходную школу ВМФ в Кронштадте, и, отучившись в ней восемь месяцев, распределился на Северный флот, в Мурманск, кочегаром на судно. Впоследствии Владимир сменил массу профессий: от официанта в ресторане до жестянщика в автосервисе. И только в 1998 году он решил круто изменить свою жизнь, и поступил на актерский факультет ВГИКа, в мастерскую Георгия Тараторкина. Еще будучи студентом стал сниматься в кино – были и эпизоды, и главные роли. Первая популярность пришла после участия в телесериалах «Бригада» и «Гражданин начальник». Выход остросюжетной драмы «Бумер» только подлил масла к популярности артиста. Его Фил стал героем поколения. Хотя, сейчас Вдовиченков категорически отказывается говорить об этом.
«Я не считаю себя знаменитым, - говорит он. - Я просто узнаваем. Вот иду по улице, меня узнают. Но не как артиста Вдовиченкова, а как Фила, с его манерой поведения, его мировоззрением, поступками, характером. Но я не Фил, этот персонаж не имеет ко мне никакого отношения. Мне гораздо приятнее, когда меня узнают как артиста».
В 2002 году Вдовиченков приглашен в Вахтанговский театр на роль Алексея Орлова в спектакль «Царская охота» Л.Зорина (постановка Владимира Иванова). В 2003 году вошел в состав труппы Театра имени Евгения Вахтангова.
В Тбилиси актер приехал в рамках Международного фестиваля искусств им. М.Туманишвили «Gift» со спектаклем «Дядя Ваня». Свою постановку Чехова привез художественный руководитель Вахтанговского театра Римас Туминас. Два вечера подряд сцена старейшего на Кавказе Грибоедовского театра была полна страстей и оваций.
В перерыве между репетицией и спектаклем актер вырвал десять минут для интервью.
- Вы вчера уже играли первый спектакль. Как вам понравился тбилисский зритель?
- Спектакль был удачный. Зритель приятный, восторженный, хорошо реагирующий, любящий театр, все в порядке. Поверьте, я был во многих городах и видел много разных зрителей. Но у вас зритель хороший.
- Вы говорите, что вы не знаменитый, а узнаваемый. В чем вы видите принципиальную разницу?
- Да, я узнаваемый. Знаменитый артист – это человек, который знаменит какими-то большими достижениями. У меня особых достижений нет. Я снялся в паре фильмов и все.
- Насколько важно для вас быть вахтанговцем?
- Ну, скажем так, мне очень лестно и приятно, что меня приняли в коллектив, но, если честно, я не знаю, что такое вахтанговец. Я не очень это понимаю. Традиции – это все ерунда, они умерли сто лет назад вместе с тем, кто их придумал, вместе с Вахтанговым. Традиции быть честным по отношению к самому себе, по отношению к профессии, по отношению к партнерам, зрителям, к театру – это не вахтанговские традиции, а человеческие… Какие они – вахтанговцы? Они делают все тоже, что и остальные, только еще стул из-под себя выбивают? В чем отличие? А мхатовцы просто все плачут в этот момент? Я не вижу принципиальных различий, может быть в силу того, что не очень силен в теоретике театра. Но, скажу я вам, я хожу в разные театры и иногда кажется, что хорошие спектакли они всегда вахтанговские – яркие, театральные, это важно. Ну, возможно Театр.doc и театр «Практика» - это отличающаяся театральная форма. А театр в нашем понимании, классическом – это пьеса, роли, артисты на сцене, желательно говорящие по делу и не голые. И в этом смысле я конечно горд, что я вахтанговец, потому что есть два понятия, которые нельзя путать. Есть вахтановская школа, о которой, наверное, мне сложно судить, я не знаю о ней. А есть вахтанговщина – это те самые некие традиции. Но какие? Если оно мертвое, не работает – забудь, иди дальше. Цепляться за прошлый, старый мир нужно в других местах. Не в традициях, а в поисках самого себя, это и есть традиция.
- В таком случае, у вас наверняка есть понятие плохого и хорошего артиста?
- Да есть. На мой взгляд все субъективно, но вот то, под чем каждый может подписаться – плохой артист - либо не умеющий ничего делать, и лезущий почему-то, либо человек, которому очень многое дано, но он настолько небрежно и с таким пофигизмом относится к собственному таланту, что через какое-то время превращается в ужасного, заштампованного, в эдакий памятник самому себе, что для артиста плохо. Дальше все понятия субъективны – одному нравится, другому нет, третий спит и мечтает увидеть что-то новое. Ведь театр – это не спорт.
- Как вам работалось над «Дядей Ваней»?
- Это был первый мой опыт работы с Туминасом. Интересно работалось, и мне кажется, этот опыт мне пошел на пользу, даже показал новый вектор в работе над ролью, в способности освободится от каких-то догм, штампов и попробовать взглянуть на ситуацию с другой стороны. Ну и плюс Римас собственным примером смог показать, что театр это великая вещь. Тебе хочется учавствовать в чем-то великом. Даже скажу, что этот спектакль сослужил плохую службу – после него стало сложно сниматься и репетировать. Римас очень хороший режиссер и после него задается какая-то планка. А потом ты принимаешь правила игры. Ведь не всегда в жизни случается работать с большими людьми. Но соглашаясь на это, ты понимаешь, что тяжело будет работать и результат заведомо будет не очень хорошим. Но жизнь есть жизнь.
- А глобальная разница между кино и театром для вас в чем?
- Принципиальный подход. В общих чертах может показаться, что все одинаково, но работа перед камерой в отличие от театра более естественная. В театре все более гротесково, увеличено, гипертрофированно. Плюс в кино есть определенная специфика. Во-первых, кино позволяет тебе сделать несколько дублей, попробовать разные варианты и режиссер всегда может сделать из тебя конфетку, даже если ты не очень понимаешь, что происходит. А в театре у тебя прямые отношения с залом, нет ни режиссера, ни осветителя, ни ассистента – только ты, зритель и партнеры. Знаете, кто-то, чуть ли не Аль Пачино сказал хорошую фразу – «Театр это ходьба по канату, а кино – это ходьба по канату, который лежит на асфальте». Вот примерно об этом. В принципе все тоже самое, но в кино тебя всегда прикроют, а тут ты сам за себя. Есть еще одна вещь, на мой взгляд, очень важная, что киноактеру, как ни странно, то ли воображения меньше нужно, потому что если ты едешь на танке – ты едешь на танке, если ты стреляешь – ты стреляешь, если герой умирает, он падает весь в крови, и ты видишь, что он умирает. В театре все настолько условно, что вера в эту словесность для театрального актера очень важна. И в то же время легче на сцене, потому, что все придуманное. Например, киноактер не может быть театральным артистом. Точнее, может, но процентов на 50. Он говорит – я не могу три часа существовать в образе. А в кино как – дубль снял, не понравился – переснял, тут крупный план взял, там восьмерочку подснял и все. А общее между ними, конечно, это игра. То, на чем зиждется актерская профессия. Можно говорить о режиссуре, об актере, о профессии, о ремесле, но самое главное это игра. Как в песочнице – ты немец, я русский, и не надо никому объяснять, откуда у тебя автомат. Заданы обстоятельства и пошла игра. Главное понимать, что это всего лишь игра.
- Традиционный вопрос – над чем вы сейчас работаете?
- А не над чем не работаю. Выбираю, за что взяться. Не такое уж большое количество интересных сценариев. Недавно вышел «Левиафан» Андрея Звягинцева, и это, знаете, такой серьезный уровень, что хотелось бы осмотреться. Вот закончил только сниматься у Паши Лунгина в сериале «Родина». Он выйдет весной 2015 года. Там мы с Володей Машковым играем братьев. Сейчас какая-то пауза получается.
- Нашему театру осенью исполняется 170 лет. Что бы вы пожелали театру и коллегам?
- Еще 170-летнего творчества. Я видел театры молодые и мертвые, и старые и живые. Я бы хотел, чтобы театр Грибоедова оставался кавказским светочем, потому что это первый театр на Кавказе, и, появившись 170 лет назад, он открыл другой мир – мир фантазии, любви, счастья. Пусть он несет это предназначение как можно дольше.
Нино ЦИТЛАНАДЗЕ |
|
|
Если поставить перед собой задачу придумать девиз нынешнего Тбилисского международного театрального фестиваля, проводимого в шестой раз, то он может прозвучать так: «Все люди – братья!» Именно к этому сводится суть многого из того, что довелось посмотреть в эти дни.
Тбилисский международный театральный фестиваль порадовал несколькими брендовыми именами, среди которых – режиссер с мировым именем Оскарас Коршуновас, не раз с успехом представлявший в Тбилиси свои спектакли по Шекспиру, звезды театра и кино Юозас Будрайтис, Чулпан Хаматова, Евгений Миронов и всеми любимый «Асисяй» - Вячеслав Полунин.
Столица на целых десять дней окунулась в праздничную атмосферу. Неформальное открытие фестиваля – если иметь в виду характер общения приглашенных и веселый, шумный фуршет с последовавшим затем фейерверком – состоялось в Караван-сарае и собрало множество гостей.
Организаторы фестиваля (директор – Екатерина Мазмишвили) подготовили целых четыре программы. Первая представила международные спектакли, вторая, «шоу-кейс» - лучшие грузинские постановки последнего времени. Третья, NEW, включила экспериментальные работы молодых, отражающие новые тенденции в мировом сценическом искусстве, творческий поиск. На тбилисском фестивале состоялась также презентация программы New Market, в которой показали свои спектакли театральные коллективы стран Кавказа и Черноморского бассейна, в частности, Азербайджана, Армении, России и Турции. Россию в этой части фестиваля представили санкт-петербургский театр «Мастерская» со спектаклем «Москва–Петушки» Венедикта Ерофеева и театр документальной пьесы «Театр.DOC» с постановкой Елены Греминой «150 причин не защищать родину». В рамках фестиваля состоялся коллоквиум театральных критиков, в котором приняли участие специалисты театра, приехавшие из Испании, Казахстана, Молдавии, Румынии, Франции. Организовала встречу руководитель грузинского филиала международной ассоциации театральных критиков, театровед Ирина Гогоберидзе. Тема коллоквиума звучала так: «Шекспир нашего времени и нашей страны».
ТЕЧЕТ ПЕСОЧНАЯ РЕКА
Фестиваль открылся спектаклем, синтетическим во многих отношениях. «Песни странников» – это копродукция Грузии и Тайваня. Неожиданный опыт, хотя вполне в духе времени, когда стираются границы и происходит взаимопроникновение и взаимообогащение культур. К примеру, что могло соединить грузинскую народную песню с тайским танцем? Что общего между самобытным грузинским фольклором, исполняемым прославленным на весь мир ансамблем «Рустави», и причудливой хореографией коллектива Cloud Gate Dance Theatre of Taiwan, приехавшего из далекой страны, на первый взгляд, ничем не близкой Грузии? Но, кажется, чем больше различаются культура и традиции, тем парадоксальнее и плодотворнее их соприкосновение... Как это случилось на днях, на сцене театра имени Ш.Руставели.
Немного информации. Cloud Gate Dance Theatre of Taiwan недавно отметил 40-летний юбилей. Как сообщают источники, первый театр современного танца Китая был основан в 1973 году и прославился на мировой арене благодаря своему бессменному хореографу и руководителю Линь Хуай-миню, изучавшему китайскую классическую оперу в родном Тайване, современный танец – в Нью-Йорке, традиционные танцы – в Японии и Корее. В результате родился театр ХХ века, сочетающий в себе китайские мотивы с европейскими приемами – удивительное по красоте исполнения зрелище.
Спектакль «Песни странников», связавший грузинский фольклор с китайским танцем, - представление поистине фантастическое. Это – медитативное, завораживающее зрелище, уносящее нас в заоблачные выси и одновременно заставляющее погрузиться в глубины прошлого, глубины нашего подсознания. Небо-Земля, прошлое-настоящее-будущее. Мощный эффект дает золотистый рис – он становится в спектакле источником света, носителем энергии и красоты. В течение почти полутора часов на сцене неподвижно стоит человек с молитвенно сложенными руками, и на него все это время потоком «льется» рис – именно льется, потому что создается полное ощущение льющейся воды. Потом впечатление меняется – неподвижно стоящая фигурка теперь напоминает нам... песочные часы. А рис создает иллюзию сыплющегося песка. Время... Неторопливо течет размеренная жизнь, день за днем, день за днем люди трудятся на земле, выращивают урожай, любят, строят дома, создают семьи, рожают детей – звучит Иавнана... Иногда «барханы» риса кажутся нам безжизненной песчаной пустыней. Или, напротив, - плодородной землей, которую тщательно обрабатывает пахарь. Звучит старинная грузинская аробная песня Урмули, а на сцене тихо передвигается, почти ползет фигурка с плугом. Крестьянин движется по кругу, и на песке от его орудия труда вырисовываются концентрические круги – круги времени. И вспоминаются предположения о том, что круги на полях – это межгалактический язык общения инопланетных разумных существ... Потрясает, когда на сцену падает золотой дождь – как мириады звезд. Из этого потока света рождается человек.
Зрители немного заволновались, когда на сцене появился настоящий, неиллюзорный огонь, причем обильный... Пять «горящих» блюд. Потом остался лишь один огонь, у которого присела девушка – хранительница очага.
НЕТ ВОЙНЕ!
Программу NEW открыла труппа из Германии, точнее, Мюнхена, «Satellit-produktion», показавшая пацифистский спектакль «Братья по оружию». Тексты, звучащие в спектакле, основаны на документальном материале. Актеры, участвующие в постановке, длительное время находились в обществе иранских и израильских солдат. Как подчеркнула режиссер Ана Зирнер после спектакля, у его создателей не было намерения анализировать конкретные обстоятельства, приведшие к конфликту между Израилем и Ираном. Цель была другой – выразить отношение к насилию, войне как таковой, оружию устами обычного европейца. Показать, что среднестатический человек не хочет воевать и убивать – это глубоко чуждо его настоящей природе. Почему не вспомнить Толстого, писавшего в «Войне и мире»: «И совершилось самое противоестественное человеческой природе событие – началась война»?
В рисунке и динамике движений – отметим, что молодые люди, занятые в спектакле, превосходно владеют своим телом – выражаются мысли, эмоциональные состояния: протест, страх, неприятие насилия, отчаяние. В спектакле построена символическая стена, разделяющая сцену на две половины. По обе стороны стены идет действие (зеркальный эффект), потом она рушится – как когда-то берлинская – и открывается пространство, позволяющее слышать, видеть, говорить, свободно выражая свои мысли и чувства... Монологи молодых людей позволяют зрителям познакомиться с героями поближе, узнать их истории. Разные, но в чем-то схожие.
Уже после спектакля молодая труппа во главе с такой же молодой Аной Зирнер охотно вступила в диалог со зрителями и критиками, вызвала их на активный контакт, открытое выражение отношения к увиденному. Видимо, это тоже отвечает эстетическим принципам театра из Германии – интерактивный ход.
- В наших проектах мы имеем дело с политическими и социальными проблемами, обработанными для сцены в различных художественных форматах. Наша цель – представлять спектакли, которые требуют от нас и нашей аудитории политическое и социальное сознание, но при сохранении привлекательных и развлекательных театральных форм. Материал, с которым мы работаем, постоянно меняется и никогда не бывает полным. Все тексты основаны на наших собственных документальных исследованиях, часто мы используем в текстовых версиях и стенограммы. В своей работе мы сочетаем элементы танца, театра, музыки и видео-арта. А наша отправная точка – это всегда определенное событие или личный вопрос, - так формулируют свое творческое кредо гости из Мюнхена.
ПЕСНИ ЛИРА
На спектакле «Песни Лира» польской труппы под говорящим названием «Козлиная песнь» (как известно, именно так переводится с древнегреческого слово «трагедия») зрители на час с небольшим вернулись к истокам зарождения театра. Ведь на ранних стадиях развития сценического искусства пение, танец, музыка и драма как таковые существовали в неразрывном единстве, и лишь в дальнейшем профессиональный театр утратил свой синтетизм – возникли драматический театр, опера и балет, а также некоторые промежуточные формы. Но, возможно, именно нетрадиционное прочтение шекспировской трагедии приближает нас к глубинному постижению ее сакральной сути.
В магическом действе спектакля «Песни Лира» участвуют десять актеров (они поют а капелла и в сопровождении небольшого оркестра инструментов, в том числе волынки и ящика-гармоникуса). Они одеты в одинаковые черные костюмы и такую же обувь. Детали художественного оформления сведены к минимуму – на сцене стоят десять стульев. Таким образом, ничего не отвлекает от артистов, обладающих не только мощным драматическим талантом, но и потрясающими голосами. Их главный инструмент – вокал, с помощью которого актеры передают энергетику и ритмы шекспировской трагедии. Но время от времени на помощь приходят Танец или Слово, составляющие с пением единое целое. Самоотдача у актеров невероятная, тем более, что в их исполнении звучит музыка высшего порядка – коптские песнопения, отсылающие нас к раннему христианству, корсиканские народные песни в обработке Жан-Клода Аквавива. В спектакле в общих чертах отслеживается внешняя, событийная канва «Короля Лира». Но создателей «Песен Лира» интересует другое: внутренние, тайные процессы, происходящие в душах людей, борьба добра и зла, света и тьмы. Мы становимся свидетелями трудного пути самопознания и самоочищения, который приходится пройти несчастному королю… В финале Лир покидает бренный мир, и его оплакивают.
Режиссер-авангардист Гржегож Брал уже не в первый раз пытается решить шекспировскую трагедию в такой форме. Так, восемь лет назад иркутский ансамбль аутентичной музыки отправился в Польшу для участия в театральной постановке «Леди Макбет» - режиссера привлекла уникальная певческая традиция сибирских старожилов, выходцев русского Севера, поселившихся вокруг Байкала в XVI веке.
ЦВЕТОК ЧЕРТОПОЛОХА
Тбилисский международный театральный фестиваль интересен тем, что дает возможность насладиться самыми разными формами и стилями сценического искусства. Украинский национальный драматический театр имени Ивана Франко представил в Тбилиси остросоциальный спектакль «Квитка Будяк» по пьесе Натальи Ворожбит. Пьеса написана по мотивам пьесы Миколы Кулиша «Маклена Граса», поставленной в 1933 году режиссером-реформатором Лесем Курбасом в харьковском театре «Березель» и изобличающей капиталистическую действительность, острые противоречия мира собственников. Вскоре после премьеры драматург и режиссер были арестованы, а в 1937 году расстреляны.
Спектакль открывается многозначительным прологом: на фоне проецируемых на экран архивных фотографий одной из самых известных постановок театра «Березиль» молодой лектор выступает с заученной речью о великих театральных реформаторах – режиссере Лесе Курбасе и драматурге Миколе Кулише. И неожиданно падает замертво, сраженный пулей. Как некогда были уничтожены Курбас и Кулиш. Симптоматично, что современный автор Наталья Ворожбит перенесла реалии давней пьесы в современность. Причем если Кулиш пишет о событиях, происходящих в Польше, то драматург новейшей эпохи переносит их в родную Украину. В итоге спектакль, поставленный новым худруком театра Станиславом Моисеевым, заостряет проблемы нынешнего украинского общества, переживающего эпоху болезненного кризиса. В центре сценического повествования – судьба юной девушки по имени Квитка Будяк (в переводе с украинского «Цветок чертополоха»), погубленной бесчеловечным миром. Говорят, нежные цветы редко лелеют, гораздо чаще уничтожают… Так и происходит в спектакле киевлян. Они сконструировали – или воссоздали, как угодно, - впечатляющий образ бездушных технологий. Особое значение приобретает один из главных символов времени – огромный подвижный экран (происходит как бы подмена настоящей реальности – виртуальной, электронной), отражающий наш пестрый, сумасшедший мир – мир лживых, коррумпированных политиков, «клиповое», то бишь «лоскутное», и такое нездоровое сознание людей, живущих в постоянных стрессах, борьбе за выживание. Эта реальность формирует отношения между людьми. Ненормальные, порой – дикие. Квитка Будяк вступает в неравную схватку с окружением, предпочитая борьбу малодушному уходу в мир отвлеченных идей. Как это сделал интернет-друг Квитки, покинувший родину и отправившийся в Индию в поисках самого себя. Подальше от неразрешимых проблем, разрывающих отечество на части. Квитка избрала для себя иной путь, но она явно переоценила свои возможности: зло оказалось сильнее. В спектакле много эпатажных сцен – героиню насилуют, в попытке раздобыть деньги она пытается то стать проституткой, то продать свою печень, а в итоге соглашается на роль убийцы. Поражает тотальное безверие и попрание всех нравственных норм – в спектакле изображено общество накануне апокалипсиса. Существо «оттуда» вдруг появляется среди героев спектакля. Оно явно «адского» происхождения – отличается от остальных, скажем так, «нереалистической» формой сценического существования и выступает в качестве искусительницы Квитки Будяк…
НАЕДИНЕ С КАФКОЙ
В столь же безысходной ситуации оказался герой моноспектакля «Америка», поставленного по одноименному роману Франца Кафки режиссером Михаэлом Майерхофом (Германия). В образе шестнадцатилетнего эмигранта из Германии Карла Россмана предстает Филипп Хохмайр, оснащенный безупречной актерской техникой – это касается и его темперамента, и сценической речи, и пластики. Хохмайр смакует каждое слово своего героя, выявляя его, слова то есть, скрытые энергии и смыслы, вовлекая зрителей в свое безумное движение по замкнутому кругу. Актер накаляет атмосферу в зрительном зале, доведя ее до точки кипения. Но несчастному эмигранту, пытающемуся выжить в Америке, удается разорвать этот круг. Роман Кафки обрывается на том месте, когда Карл Россман, так и не адаптировавшийся в «самом демократическом государстве в мире», видит объявление о наборе людей в Большой Театр Оклахомы. Карла принимают на должность «технического работника». По сюжету, всех нанятых работников сажают в поезд, отправляющийся в сторону Оклахомы. На этом рукопись романа обрывается. Но авторы спектакля домыслили историю Карла, завершив ее хэппи-эндом – торжеством театра как царства радости и подлинной свободы. Понятно, что, по замыслу авторов, именно в театре Карл наконец не просто выживает, но и обретает самого себя. Карл Россман – Филипп Хохмайр – врывается в зрительный зал и предлагает каждому из сидящих, невзирая на профессию или отсутствие таковой, отправиться в театр Оклахомы. Может быть, это опять иллюзия? Но очень уж хочется верить, что Большой Театр Оклахомы действительно лучшее место в мире, на чем так настаивает назойливая реклама!
Позитивно настроены и молодые музыканты из Великобритании (Invisible Flock with Hope and Social). Их представление так и называется – «Нести счастье!» Это красивое, эффектное шоу построено на заводных песнях в стиле рок и реальных воспоминаниях самых разных людей о счастливых (и не очень!) мгновениях их жизни: первый поцелуй, потерянная любовь, ожидание материнства, кумир детства, предложение руки, танец, печальная встреча, уход родителей… В жизни каждого человека есть место и празднику, и печали, но жизнь прекрасна, несмотря ни на что. В этом уверены участники замечательного проекта Bring the Happy, цель которого – объединять людей радостью и светлыми воспоминаниями.
«САМОЕ ВАЖНОЕ – ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СВЯЗИ!»
Актер Юозас Будрайтис в роли беккетовского Крэппа (спектакль «Последняя лента Крэппа» Оскарас Коршуновас поставил именно на него) внешне напоминает библейского старца, обитающего в пещере или в скиту. Но в отличие от библейского персонажа его одиночество – не добровольный выбор уединения по особому божьему призванию, а итог безрадостной жизни, ошибок и заблуждений. Будрайтис не жалеет выразительных красок, чтобы показать немощную старость и деградацию своего неприкаянного героя, его муки, страшное бремя одиночества, которое не могло не отразиться и на его психике. Достаточно увидеть, как Крэпп – Будрайтис шаркает, постанывая, по комнате, в ярости швыряет стул или совершает «таинство» чревоугодия: одну за другой открывает коробки, в каждой из которых спрятан банан, достает его, тщательно, повизгивая, почмокивая, с наслаждением очищает, а затем алчно заглатывает плод как некая рептилия свою жертву. Затем удовлетворенно поглаживает живот. Выпивка и еда – вот и все ежедневные «физиологические» радости Крэппа... Если не считать главного: прослушивания старых магнитофонных записей, зафиксировавших его размышления и воспоминания. Это ритуал многолетнего «прощания с любовью»... Слово «любовь» Будрайтис-Крэпп произносит с особым трепетом, дрожью в голосе. Затем включает магнитофон, и начинается медленный процесс «погружения» в реку прошлого. Крэпп слушает, бесконечно слушает свой голос, жадно впитывает каждое слово, реагируя на хорошо знакомые тексты так, будто слышит их впервые, вновь и вновь проживая минувшее, цепляясь за него, как за соломинку, тщетно пытясь его удержать. Разнообразная гамма эмоций отражается на лице актера, оплакивающего свою любовь. Мы на физическом уровне ощущаем боль дряхлеющего старца, ставшего сентиментальным и плаксивым, вместе с ним переживаем его страдание.
Действие происходит почти в полной темноте. Слева, на письменном столе горит тусклая лампа. С правой стороны, в углу целый строй бутылок – Крэпп то и дело с наслаждением прикладывается к выпивке. Что ему еще осталось? Темнота…
Между Юозасом Будрайтисом и публикой практически не было никакой дистанции (в малом зале театра имени К.Марджанишвили мест совсем не много, так что зрителям пришлось устраиваться прямо на авансцене, под самым носом у актера), и это обостряло восприятие.
- Скажите, пожалуйста, у вас сразу выстроились отношения с вашим странным героем или пришлось помучиться?
- Пристойка к своему герою происходит на каждом спектакле. Все время ищешь приспособления, чтобы каким-то образом прикоснуться к персонажу. Я сам герой и Крэпп герой, так что ты все время находишься в поиске, и конца этому нет.
- Что для вас самое главное в беккетовской пьесе?
- В ней затронуты главные, экзистенциальные вопросы жизни, смерти и любви. И я, так сказать, приспосабливаюсь, их выражая.
- Крэпп глубоко несчастен и одинок. Но, по сути, счастье вообще недостижимо для человека. Это как мираж, горизонт, к которому ты стремишься, а он все отдаляется от тебя...
- Да, счастье невозможно. Это как сон, как нечто прекрасное, чего мы хотим достичь, к чему хотим прийти, но, к сожалению, тщетно. Но стремление, сам процесс существует всегда. И это только облагораживает человека – то, что он не теряет надежды, и идет на все ради обретения этой веры, этой любви, этого счастья.
- Вы прожили долгую жизнь. Были моменты приближения к счастью? И если да, то с чем это было связано?
- Эти моменты всегда есть. Нельзя сказать конкретно, с чем именно они связаны. Бывает, что ты идешь по улице и вдруг воспламеняешься каким-то чувством восторга. Или перед сном, или при встрече с любимым человеком. Вот я встретил спустя долгое время грузинского режиссера Резо Эсадзе, с которым когда-то подружился, и для меня это огромная радость, счастье. Я считаю, что такие отношения – это тоже частичка той радости, которую в жизни можно приобрести. Сейчас мы теряем друг друга из-за технического прогресса, информационных скоростей, отдаляющих людей друг от друга. Но нужно искать друг друга, соприкасаться, чувствовать любовь, доброту, сочувствие к другому. Наш спектакль говорит именно об этом, но не в прямом смысле – в прямом смысле этого сказать нельзя. Но это подразумевается.
- Чем вы больше всего дорожите в жизни?
- Человеческой порядочностью, честностью, благородством – это непреходящие ценности, которые я пытаюсь в себе воспитать. Хочу, чтобы мои друзья, мои дети и я сам этим жили.
- Что вы считаете самым важным событием в своей жизни?
- Все важно! Есть много важных вещей в жизни, тысяча мелочей, из которых создается «важность». Нужно эти короткие, казалось бы, незначительные мгновения беречь, всячески лелеять, и из этого выращивать большое, общее – то, к чему нужно стремиться, чего ты стараешься достичь в своей жизни. Трудно определить эту абстрактность словами – мы все стремимся к надежде, любви, порядочности, морали, ответственности перед обществом. Главное – не терять это ни при каких обстоятельствах.
- А что вас ужасает в этом мире?
- Бесчувственность, потеря контактов между людьми, агрессивность, информационная атака – это те вещи, которые загоняют нас в виртуальное пространство и отгоняют от книг, от глаз другого человека, спокойной, непринужденной, дружеской беседы. Это очень простая вещь, но к сожалению, она уходит...
- Вы не разочаровались в человеке?
- Нет, нет, нет!
ШУКШИНСКИЕ СТРАСТИ
Иногда (а хотелось бы чаще!) случается, что театральный талант буквально переполняет «чашу» искусства, выплескивается в зрительный зал, и публика вместе с артистами купается в эйфории творчества. Знаменитую постановку «Шукшинские рассказы» московского Театра Наций делали, без преувеличения, выдающиеся театральные мастера – знаменитый режиссер латыш Алвис Херманис, суперзвезды Евгений Миронов, Чулпан Хаматова, а также актеры: Юлия Свежакова, хорошо знакомая тбилисским зрителям по постановкам Камы Гинкаса и Генриетты Яновской «Черный монах» и «Гроза»; Юлия Пересильд, Наталья Ноздрина, Марина Ворожищева, Александр Гришин, Павел Акимкин, Александр Новин и Дмитрий Журавлев. Огромный эффект создает художественное решение спектакля, автор которого – Моника Пормале. Действие происходит на меняющемся от рассказа к рассказу фоне – это гигантские фотографии, сделанные Моникой Пормале во время экспедиции творческой группы на Алтай – родину Василия Макаровича Шукшина. Снимки запечатлели как природу, так и жителей этого края.
Задник меняется после каждого эпизода-рассказа: рабочие сцены очень быстро соединяют «куски» декорации, все манипуляции осуществлются без каких-либо заминок – надо отдать должное профессионализму сотрудников театра, отвечающих за техническую сторону спектакля. Вдоль сцены протянута длинная лавка. Вот, пожалуй, и вся сценография «Шукшинских рассказов».
Начало. На заднике – цветущие подсолнухи. Ослепительно желтый цвет сразу создает соответствующее настроение. На скамье сидят две кумушки, лузгают семечки и сплетничают о том о сем. Здесь и разворачиваются все события спектакля. Кто-то рассказывает и комментирует происходящее, другие разыгрывают сцены. В лубочном стиле, в яркой цветовой гамме выполнены костюмы, созданные фантазией художника Виктории Севрюковой. Впечатление дополняют русские народные песни в исполнении участников спектакля, то едва слышные, создающие фон, то звучащие в полную силу.
В этом достаточно условном сценическом пространстве разыгрываются шукшинские страсти, происходит чудо перевоплощения, которое с наслаждением совершают артисты.
Казалось бы, что может быть миниатюрнее и нежнее, чем актриса Чулпан Хаматова? Так вот, в инсценировке рассказа «Сапожки» она меняется до неузнаваемости, практически не прибегая к гриму, но превратившись в неуклюжую, некрасивую и немолодую женщину... с огромными ногами, которые она никак не может втиснуть в купленные мужем сапожки. В следующем эпизоде ее ноги вдруг, если так можно выразиться, «уменьшаются» в размере. И перед нами уже совсем другая женщина из рассказа «Беспалый», в котором Чулпан Хаматова играет сексапильную медсестру, щеголяющую на высоких каблуках и говорящую в нос. И совсем другая она в рассказе «Срезал» - смешная, изрядно потасканная пьянчужка неопределенного возраста, стремящаяся в любой беседе «вставить свои пять копеек». Проходит еще несколько минут, и актриса уже живет жизнью юной девушки – глухонемой сестры сбежавшего из мест заключения Степки (герой одноименного рассказа). Она бесконечно, самоотверженно, самозабвенно любит своего брата. Потрясает сцена, когда Степку забирает милиция, чтобы вернуть его в колонию, и немая изо всех сил хватает брата за ногу и буквально повисает на ней, в то время как ее тщетно пытаются оторвать от Степки. Но эта мертвая хватка – предельное выражение преданности и любви. Пластическая сцена безупречно сыграна актрисой – впрочем, как и все, что делает Чулпан Хаматова, превращаясь в спектакле то в огонь, то в воду, то в… корову.
Если Чулпан Хаматова демонстрировала зрителям чудо перевоплощения, то Евгений Миронов не перевоплощался – он БЫЛ (не зря режиссер Алвис Херманис сравнил актера со скрипкой Страдивари). БЫЛ Серегой Безменовым, трепетно влюбленным в свою беспутную жену («Беспалый»), беглецом Степкой, стосковавшимся по родным, Андреем Ериным, в один прекрасный день страстно увлекшимся микробиологией. Наконец, Колькой Паратовым из рассказа «Жена мужа в Париж провожала» - вся эта роль построена на танце, и зритель имеет возможность оценить совершенно невероятную, какую-то неземную пластичность артиста, исполняющего чечетку. Настоящий музыкальный экспромт – ритмичная работа швейной машинки жены Сереги (та же Чулпан Хаматова). Да, режиссерской фантазии Херманиса нельзя не удивиться! Как и игре актеров, каждую секунду получающих удовольствие от своего сценического существования и делающих соучастниками своей радости зрительный зал...
СНЕЖНОЕ ШОУ
Актер-мим, клоун, автор и постановщик клоунских номеров, реприз, масок, героев, спектаклей, один из создателей нашумевшего в 1980-е годы театра «Лицедеи» Слава Полунин на полтора часа осчастливил тех, кому удалось попасть на его знаменитое «Снежное шоу» - оно дважды прошло в большом зале театра имени А.С. Грибоедова и собрало огромное число зрителей. Феномен воздействия этого суперпредставления на публику в том, что оно стирает границы между поколениями, народами, странами. Что оно одинаково интересно обычному зрителю и интеллектуалу: первый от души посмеется, другой, кроме этого, увидит еще и философский подтекст, заставляющий не только радоваться, но и грустить. Что оно уравнивает ребенка и взрослого человека, возвращая его в детство – мир фантазий, грез и сновидений. Когда в финале Снежного шоу огромные цветные шары взлетают над партером, зрители, ставшие единым целым, чувствуют необыкновенное воодушевление, восторг! И готовы бесконечно охотиться за шарами, чтобы просто коснуться их кончиками пальцев – приобщиться к чуду… По ходу действия зритель не раз становится объектом веселой атаки участников шоу: странные человечки с длинными «ушами» (то ли бомжи, то ли инопланетяне, то ли и то, и другое вместе!) вдруг активно внедряются в зрительный зал, вызывая переполох в рядах почтеннейшей публики, а в другой сцене весь партер за несколько секунд покрывается огромной паутиной… которая тут же растворяется в пространстве. Как достигается этот эффект? Секрет изобретателя! Одно ясно: не зря критики признали Снежное шоу Вячеслава Полунина театральной классикой.
ШОУ-КЕЙС
Много ярких впечатлений было связано и с программой «шоу-кейса» (showcase). В ней мы увидели сразу две инсценировки русской классики. Худрук театра имени К.Марджанишвили Леван Цуладзе предложил свою версию «Записок сумасшедшего» Н.Гоголя. История, рассказанная в оригинале, скроена по лекалам европейского театра – тем более, что спектакль марджановцев – это копродукция (совместно с итальянской компанией Emilia Romagna Teatro Fondazione). Действие перенесено из первой половины XIX столетия в начало XX века, эпоху великого немого. Поприщин наблюдает за киношными страстями – прекрасным, манящим и недостижимым миром – через прозрачное стекло... и сходит с ума от своей ничтожности, от того, что ему не суждено подняться выше «титулярного советника». В иной реальности, родившейся в его больном сознании, он добивается, наконец, успеха – становится королем испанским. Это веселый, динамичный спектакль, сделанный с режиссерской выдумкой, - но, конечно, с печальной «изнанкой». Когда Поприщин, обращаясь в зал, вопрошает с отчаянием: «За что они мучат меня?», сердце щемит от сострадания к герою и веселая оболочка спектакля слетает как шелуха...
Давид Доиашвили поставил на сцене Театра драмы и музыки «На дне» Горького, решив социальную пьесу в жанре трагедии шекспировского масштаба. В спектакле много христианской символики. Религиозные мотивы буквально пронизывают его. В самые сложные моменты на сцене вдруг появляется образ гигантской рыбы. Как известно, Рыба – это раннехристианский символ Иисуса Христа... Когда зло в спектакле торжествует, символ разваливается на куски, а в финале от него остается лишь голый остов – его приволакивает на сцену самая большая грешница в горьковской пьесе, - Василиса... Библейские мотивы прочитываются и в использовании воды. Она проливается в виде дождя, разлита в тазах, воду в ведрах приносит на сцену умершая Анна, словно призывая героев к очищению. Вода – одно из наиболее часто встречающихся слов в Библии. Вода – это жизнь. Она живит, очищает, исцеляет; но может затопить, захлестнуть, унести...
На сцене Театра Королевского квартала молодой перспективный режиссер Дата Тавадзе, следующий традициям европейского театра, представил свою премьеру по пьесе австрийского драматурга Фердинанда Брукнера «Болезни молодости». Герои пьесы, молодые студенты-медики, пытаются найти себя и свое место в жизни в то время, когда в Германии уже готовится прийти к власти Адольф Гитлер. Но Дата Тавадзе поставил спектакль для своих мололых соотечественников, сверстников, тоже переживающих внутренний разлад, глубокий духовный кризис, пытающихся сориентироваться не только в сложном и меняющемся мире, но и во взаимоотношениях друг с другом.
Участником фестиваля стал и театр Грибоедова со своей премьерой «Старший сын» А.Вампилова в постановке Гоги Маргвелашвили. Кстати, герой спектакля музыкант Сарафанов пишет сочинение под названием «Все люди – братья!» Собственно, именно это провозглашает все гуманистическое искусство. Читайте о «Старшем сыне» на страницах нашего журнала.
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
ЭТО (НЕ) ВАЖНО, ИЛИ КРАТЧАЙШЕЕ РАССТОЯНИЕ МЕЖДУ ДУШАМИ |
|
Все Международные поэтические фестивали, проводимые «Русским клубом», становились событием года не только в литературной жизни Грузии, но и всех их многочисленных участников от Москвы до Никарагуа и от Стокгольма до Нью-Йорка. За эти годы наша команда столько придумала и столько увидела, что казалось, удивить нас невозможно. Но в этот раз получился особенный поэтический. Международный фестиваль «Цисарткела. Юность поэзии». А теперь – рассказ изнутри.
«Цисарткела» в переводе с грузинского означает «радуга». И как когда-то первая радуга просияла над Ноевым ковчегом в знак надежды и добра, так и наша литературная радуга стала символом теплоты и творчества. Удивительно, но нас повсюду сопровождали братья наши меньшие. Хотите верьте, хотите нет, но во время экскурсии во Мцхета над головой организатора фестиваля Николая Николаевича Свентицкого пролетел белый голубь. Фотограф, это запечатлевший, был в легком недоумении, поскольку сам он этого не заметил, а на фотографии голубь мира получился с распростертыми крыльями. Так и повелось. В Шекветили к нам приплывали дельфины. Местные жители были этому событию немало удивлены. А в Батуми от Морского вокзала, где началась экскурсия и до самого Батумского театра, где прошло торжественное закрытие, словно почетный караул, нас сопровождала старая немецкая овчарка. Но это так, небольшое отступление.
Международный поэтический фестиваль «Цисарткела. Юность поэзии» прошел с 25 июня по 4 июля. Поэтический марафон охватил Тбилиси, Мцхета, Цхалтубо, Багдади, Кутаиси и Шекветили. В каждом городе, в каждом уголке участников ждал литературный или какой-нибудь иной сюрприз. От своих «старших» предшественников фестиваль отличался не только возрастом участников, но и количеством стран, собравшихся под его знаменами. Свои молодые силы в этом году представили Россия, Беларусь, Украина, Армения, Азербайджан, Литва, Эстония и Польша. Немного, на первый взгляд. Но это только на первый. «Цисарткела» как раз стал фестивалем, где превосходят не числом, а умением.
Начался фестиваль 25 июня в столице. Со всех уголков Грузии, и это было принципиальным условием, к нам съехались юные таланты от 14 до 17 лет. Моим первым потрясением стал Гоги Нареклишвили из кахетинской деревни Вакири. Приехав в Тбилиси, он отправился к книжным развалам и купил томик Бодлера, которым зачитывался все остальные дни. А потом, в постфестивальные дни, разразился проникновенной поэмой о фестивале, об атмосфере, о себе и о всех нас. Дело, конечно, не в Бодлере, и даже не в его любимом Артюре Рембо, а в том, что настоящая поэзия не знает границ. Она одинаково сильна и в Париже, и в маленькой грузинской деревушке. А еще фестиваль обнажил большую проблему – молодежи в регионах нечего читать. Тот же Гоги жаловался неоднократно: «В нашей деревенской библиотеке я прочел все книги до единой, новых уже давно не поступало. А покупать – дорого».
Чтобы хоть как-то исправить положение, «Русский клуб» через участников фестиваля передал в их районные библиотеки наши издания, вышедшие за последние годы.
Возраст участников способствовал тому, что привычное смущение для подобных масштабных мероприятий улетучилось в первые же минуты. Иногда возникало ощущение, что мы все давно друг друга знали, и вот, наконец, собрались.
В первый фестивальный день мы пришли в гости в Грибоедовский театр. Надо сказать, что некоторые из ребят впервые попали в театр, а были и те, кто вообще впервые оказался в столице своей родины, Тбилиси.
Премьера спектакля «Мое милое привидение», поставленного Театром-студией юного актера «Золотое крыльцо», вот уже пятый год существующего при «Русском клубе» не оставила равнодушным ни одного. Больше всего ребятам понравилось, что на сцене играли их сверстники. Поставила спектакль художественный руководитель студии, заслуженная артистка Грузии Ирина Квижинадзе, пьесу написал Ника Квижинадзе, а музыку – Тенгиз Джаиани.
Утро следующего дня началось с возложения цветов к памятнику Пушкину в Пушкинском сквере. Надо отметить, что несколько старомодный ритуал приобрел в исполнении молодых совсем иное звучание. Во-первых, они читали стихи. Пушкина в Тбилиси и Батуми, Лермонтова во Мцхета и Маяковского в Кутаиси. Многие – впервые.
После возложения цветов началась экскурсия по Старому Тбилиси. И не простая экскурсия, а с заранее припасенными «роялями в кустах». «Рояли» эти предстали в образах шарманщика, декламаторов стихов Саят-Нова и персонажа грузинской сказки Бабаджаны. Ровно в полдень мы оказались на площади Шавтели, в самом сердце Тбилиси. Здесь обосновался Государственный театр марионеток. Дело в том, что ровно в двенадцать часов на башне возле театра появляется фигура архангела и бьет в колокол, а после выходят куклы-влюбленные. Каково же было наше удивление, когда, после завершения этого восхитительного действа, поприветствовать участников вышел сам мастер – сказочник Резо Габриадзе. Вот вам еще одно чудо!
После Старого города экскурсия продолжилась в Национальном музее истории Грузии, где перед ребятами предстала выставка археологического наследия – уникальная коллекция колхского золота V-IV вв. до н.э. Вечером того же дня состоялось торжественное открытие фестиваля. Оно прошло в легендарном Зеркальном зале Национального дворца учащейся молодежи. Думаю, на этом стоит остановиться. Дворец этот, насчитывающий 200-летнюю историю, в разные годы назывался Дворцом наместника, затем Воронцовским, а наши мамы и бабушки помнят его как Дворец пионеров. Одно из самых грандиозных зданий Тифлиса, оно было построено в первой половине XIX в. Вплоть до 1917 года здесь располагалась резиденция наместников Российской империи на Кавказе. Это здание помнит множество исторических событий. Здесь 26 мая 1918 года была объявлена независимость Грузинской Демократический Республики. А через несколько дней – независимость Армении и Азербайджана. Здесь же была принята первая грузинская конституция. В 1921 году здесь обосновалось советское правительство. И только 2 мая 1941 года здание было официально передано пионерам Грузии. С тех пор в этом историческом здании «правят» юные и талантливые. Поэтому логично, что открытие фестиваля мы решили провести именно здесь – в Зеркальном зале, таком торжественном и красивом. После приветственного слова президента «Русского клуба» Николая Свентицкого в зал вихрем ворвались пары в пышных платьях и мундирах и закружились в вальсе под музыку из драмы А.Хачатуряна «Маскарад». На торжественной церемонии читали стихи, поздравляли друг друга. Были у нас и официальные гости – большой друг «Русского клуба», специальный представитель премьер-министра Грузии по вопросам отношений с Россией Зураб Абашидзе и заместитель министра образования и науки Грузии Лия Гигаури, а также представители дипмиссий стран-участниц фестиваля.
День завершился праздничным ужином и огромным тортом с эмблемой фестиваля.
Пятница прошла под знаком Лермонтова. К 200-летию со дня рождения поэта мы отправились к его памятнику, что стоит на Военно-Грузинской дороге. А после – побывали в древней столице Грузии Мцхета. Впечатление иностранных гостей от «кадра», «где сливаяся, шумят, обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры» было ошеломляющим. «Это то самое место?» - не переставали спрашивать они. Предводительствовал ребятами сам Николай Николаевич.
Ну и какая же поездка в Грузию без незабываемого застолья. А именно таковым и только таковым бывает гостеприимство еще одного друга «Русского клуба», президента компании «Сараджишвили» Гуджи Бубутеишвили. Те, кто побывали в ресторане «Мцхетис Гуджари» - одном из лучших в Грузии, уж точно никогда этого не забудут. Ребят не только угостили невероятным обедом, но и показали, как печется знаменитый грузинский хлеб – шоти. И дали всем попробовать результат выпечки – румяный, с пылу, с жару!
И наконец, когда, казалось, впечатления уже некуда девать, настал день, и мы поехали к морю! К Черному морю, черному магнитному песку и удивительно солнечным дням. Видимо, это тоже подарок погоды – в обычно дождливом Шекветили было сухо и солнечно вплоть до дня нашего отъезда. Тогда-то и зарядил дождик. А вместе с ним – заплакали все мы! Но об этом – чуть позже.
На всех дорогах по Грузии нас сопровождали экипажи патрульной службы. Так что мы были в полной безопасности. За что выражаем благодарность Департаменту патрульной полиции и лично заместителю начальника Департамента Георгию Чантурия.
По дороге к морю нас ждало очередное чудо. Настоящее, занесенное в Красную книгу – карстовая пещера, названная именем Прометея. Под сводами из сталактитов и кальцитов, похожих то на людей, то на причудливых животных, а то и на призраки, дышится невероятно легко. Постоянная температура воздуха и зимой, и летом +15 градусов. Воздух чистейший, лечит от астмы. Ощущение одновременно восхитительное и жутковатое. А поездка по подземной реке и вовсе наводит на мысли о Стиксе. Но когда видишь свет в конце тоннеля, радуешься, что эта история – со счастливым концом.
Мы, наконец, добрались до «базы» - уютных гостиниц «Мираж» и «Альбатрос» на побережье Черного моря, в Гурии, в поселке Шекветили.
Первое морское утро началось с поездки на родину Маяковского, в Багдади. Вы будете удивлены, но некоторые участники фестиваля – и грузинские, и зарубежные, услышали имя поэта-«горлана» впервые. Вот так! И потом, уже стоя у его памятника у Первой школы в Кутаиси взахлеб читали его же стихи, наскоро выуженные из интернета. И влюблялись в его творчество сразу и навсегда.
Пожалуй, самым большим подарком того дня стало посещение храма Гелати. Места, где похоронен великий грузинский царь Давид Агмашенебели.
Понедельник, как известно, день тяжелый. Мы, не опровергая этого постулата, решили приступить к занятиям. Первой поэтические чтения «Стихи у моря» провела «рекордсменка» - участница всех наших поэтических фестивалей, замечательный поэт и драматург Елена Исаева. Поскольку участников было очень много, их разделили на группы. Таким образом, каждый мог прочитать по нескольку своих стихотворений. А это важно. Важно еще вот что – все в один голос твердили под занавес фестиваля, что стали смотреть на свой талант, увлечение, занятие – как хотите – гораздо серьезней. Ведь главной идеей, вынесенной из всех мастер-классов и поэтических чтений было следующее: нужно много читать и нужно относиться к поэзии серьезно! Очень серьезно! Как отметила во время своего семинара эстонская участница Елена Скульская, наши юные поэты сейчас именно в том возрасте, когда нужно решать – будут ли они профессионально заниматься поэзией, станет ли она ремеслом, станет ли она смыслом жизни?
Удивительные мастер-классы провел для грузинских ребят детский поэт Заза Абзианидзе. Он также презентовал свою новую книгу детских стихов «Бусунсулеби», которую получили в подарок все участники. Для русскоязычных ребят провел мастер-класс самый известный детский поэт России, лауреат премии С.Маршака и А.Чехова, переводчик и добряк Михаил Яснов.
Запомнились мастер-классы бакинки Алины Талыбовой, минчанки Валентины Поликаниной и москвички Елены Ивановой-Верховской. Каждая встреча со взрослыми поэтами – это урок не только профессиональный, но и жизненный.
В рамках фестиваля состоялась презентация батумского детского литературного журнала «Згваури». Он уникален тем, что все материалы, публикуемые в нем, пишут сами дети – участники одноименной литературной студии, которую возглавляет замечательный поэт и педагог Белла Кебурия. Там же прошла презентация сразу трех (!) поэтических сборников 14-летнего батумского вундеркинда Ники Путкарадзе.
А вечер того незабываемого дня завершился поездкой в парк развлечений «Цицинатела». Экстрим и восторженные визги – все, как полагается!
Ну а вечерами, отдохнув от поездок и занятий, мы танцевали босиком на песке. В этом нам помогали диджеи Duga&Jobika. В один из дней свой концерт подарили нам воспитанники музыкальной студии «Бзикеби» - между прочим, дважды победители детского Евровидения в 2008 и 2011 годах!
В предпоследний день фестиваля, когда ветерок расставания уже доносился с моря, мы разожгли огромный костер. Такой огромный, что песок вокруг него раскалился в радиусе чуть не десяти метров. И мы танцевали вокруг костра, водили хоровод, пели и смеялись. Случилась у нас на фестивале и любовь. Первая и настоящая. Ереванский участник Геворк Мартиросян влюбился в красавицу из Беларуси Надю Мисякову. Надо отдать должное юному Ромео – он преодолел все преграды, нарвал возлюбленной цветов, спел песню, станцевал красивый танец и даже умудрился подарить ей колечко. Его храбрости и решительности рукоплескали все!
И вот – финал десяти фестивальных дней. Мы едем в Батуми. С утра – на экскурсию, затем в Батумский дельфинарий, ну а вечером – в гостеприимный Батумский государственный театр им. И.Чавчавадзе. Там прошла торжественная церемония закрытия. Зрители овациями встречали каждого участника, выходившего на сцену, а сама сцена была украшена флагами стран-участниц.
Поздно вечером, уставшие от дороги и переживаний, мы вернулись в гостиницу. Никто и не думал ложиться спать. Всю ночь не прекращалось хождение друг к другу, слезы, подарки и стихи на память.
А утром пошел дождь. Плакали все – и большие, и маленькие, и мальчики, и девочки! Не хотелось расставаться! Ведь мы уже, по меткому выражению одной из участниц, «родное семейство поэтов!»
И это все – только малая доля впечатлений и эмоций, пережитых за десять коротких дней. Если сосчитать все смайлики и сердечки, посланные ребятами друг другу за эти дни, то их число уж точно перевалит за миллион! Нет единицы измерения, чтобы вычислить то количество любви, добра, заботы и привязанности, что были отданы друг другу в эти дни!
«Спасибо тебе, «Русский клуб»!
За десять прекрасных дней!
За то, что вступила я в круг
Близких по духу людей!
Спасибо за чудную сказку,
О которой не смела мечтать!
Спасибо, что снял с меня маску,
В которой так трудно дышать!»
Ребята приготовили для организаторов сюрприз и сняли видео со словами благодарности и любви!
А это – послесловия наших участников.
«День первый: выедает мозг вопрос – «Что я тут делаю?!»
День второй: понимаешь, что сюда попадают единицы...
День третий: если понимаешь, что сюда попадают единицы, неизбежно, чтобы четвертый день не прошел в новых размышлениях и вопросах...
День четвертый: очередной вопрос к своему «Я»: если сюда попадают единицы, то откуда здесь я?!
День пятый: в этой «семье» подобные вопросы не должны тебя беспокоить...
День шестой: понимаешь, что любишь этих людей до душевной боли...
День седьмой: охватывает фобия...
День восьмой: «хеппи-энд» приближается...
День девятый: самый мучительный день... Когда ты уже осознал, где ты, с кем ты, что ты тут делаешь... Хотя в этом осознании к тебе приближается финал сказки... Последние страницы сказки перелистнулись в девятую ночь... У костра... В морском шуме я отчетливо слышала голос «ниоткуда»: «Неужели в твоей жизни случится что-то лучшее, чем это?!»
День десятый: множество вопросов... Хотя иногда вопросы ведь лучше, чем ответы?! Вот и вопрос пусть остается вопросом! «Неужели в твоей жизни случится что-то лучшее, чем это?!»
С любовью, ваша Ани Шелия».
«Когда я ехал на фестиваль, у меня было много разных целей, из которых некоторые осуществились. Я верил, что любовь дана человеку в размере одной определенной дозы, и чем больше знаменатель, тем меньше достается другим людям. Но на этот раз моя гипотеза рассыпалась в прах! Давид Думбадзе».
Фестиваль доказал, что он нужен. Эти юные поэты – будущее своих стран.
Во-первых, потому, что ребята стали серьезней относиться к своему дару и творчеству. Во-вторых, многие грузинские участники, которые в первые дни ни слова не понимали по-русски, к его концу заговорили на великом и могучем. И еще. Удивительно, но факт. Единодушно любимым русским поэтом грузинских участников назван… Сергей Есенин. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное. Так уж получилось, что девизом фестиваля стали выкрикнутые нашим участником из Гори Георгием Калхиташвили слова: «Люди, послушайте, это неважно!» Неважно все, кроме поэзии, кроме душевного родства, кроме единства, кроме моря и памяти друг о друге. А потом, уже разъезжаясь по домам, все, не сговариваясь, в один голос закричали: «Это важно!»
И если верить в то, что поэзия – это кратчайшее расстояние между душами, и в то, что путь этот нами пройден, то становится очевидным – это действительно важно!
P.S. Уже когда материал верстался, получила сообщение в фестивальной группе на фейсбуке от участницы из Рустави Мари Джалагония: «Уже столько всего сказано и нового я ничего не добавлю. Я скучаю по вас. Очень. По всем без исключения. Не думала, что эта кратковременная поездка способна что-то изменить. Спасибо вам. Еще я настолько привыкла, что утром нацепила бейджик. Так что собирайтесь, пора увидеться. Все обязательно будет хорошо. Теоретически. Практически. Логически. Дедуктивно. Индуктивно. По статистике. По теории больших чисел. По Фрейду. По Ницше. По Дарвину. По-любому!»
Нино ЦИТЛАНАДЗЕ |
|
