|
В Москве, в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, проходит выставка «Грузинский авангард: 1900-1930-е. Пиросмани, Гудиашвили, Какабадзе и другие художники. Из музеев и частных собраний». Это экстраординарное событие напомнило о другом, не менее значимом – международной научной конференции «Идея авангарда в литературе и изобразительном искусстве», которая состоялась в прошлом году в Тбилиси. В ней принял участие известный российский искусствовед, историк искусства, эксперт русского авангарда, издатель Андрей Сарабьянов.
– Андрей Дмитриевич, Сергей Бирюков выразил мнение, что русский авангард – более фундаментальный, глобальный, мессианский, нежели европейский, который он считает скорее технологичным. Как вы прокомментируете это утверждение?
– Я считаю, что надо объединять русский и европейский авангард и рассматривать их в общем контексте. Конечно, эти явления отличаются друг от друга. Европейский авангард, или, иначе говоря, модернизм – явление очень широкое и многообразное. Внутри него – чешский, польский авангард, а еще раньше – французское, английское, немецкое искусство. И русский авангард органично вписывается в общую историю европейского искусства XX века. Потому что русские очень многое заимствовали у европейского авангарда – новые взгляды, формы. Они умели все это по-своему перерабатывать. Так что авангард, на мой взгляд, – это общее, интернациональное явление в искусстве. Русский авангард очень многим обязан французскому искусству, в частности, французскому постимпрессионизму, ведь большинство русских художников учились на работах представителей этого направления. Овладевали секретами мастерства во Франции. Смотрели, изучали. Русские отдали дань и французскому кубизму – Пабло Пикассо и Жоржу Браку. Видели их работы воочию. Известно, что Владимир Татлин бывал в мастерской Пикассо. А еще русские авангардисты многое почерпнули из итальянского футуризма: передача движения в их живописи и скульптуре близка именно этой стилистике. Поэтому так разделять, дескать, русский авангард – мессианский, а европейский – технологичный, – это не совсем верно. Конечно, в русском авангарде в силу исторических обстоятельств, возможно, были отражены идеи, предвидящие будущее России, русскую революцию. Потому что авангард, прежде чем стать авангардом, разрушил нечто старое, старые представления об искусстве. И они сами об этом заявляли. Напомню знаменитое выражение Владимира Маяковского из брошюры 1912 года «Пощечина общественному вкусу»: «Сбросим Пушкина с корабля современности!» Такой был манифест. Но на самом деле максимализм авангардистов был больше на словах, чем на деле. Эпатаж!
– В 1992 году вами был издан альбом «Неизвестный русский авангард в музеях и частных собраниях СССР». Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Изданию предшествовала большая работа в архивах, где я изучал списки рассылок по провинции русского авангарда в 1919-1922 годах. Дело в том, что в 1919 году в Москве по идее художника Василия Кандинского было создано Музейное бюро. Оно занимало небольшую комнату, где находился Василий Кандинский, ему помогал коллега Александр Родченко, был еще секретарь – вот и все. Они покупали у современных художников работы – это был весь цвет авангарда: Константин Малевич, Владимир Татлин, Любовь Попова и другие. По задумке Кандинского, эти произведения рассылались по разным городам России с тем, чтобы в тех местах, где есть художественные училища, были организованы музеи современного искусства. Эта идея была высказана впервые. Раньше о музеях современного искусства никто в мире не говорил. Музейное бюро работало три с половиной года, причем очень успешно – за это время они закупили около 2000 произведений. Там преобладала живопись, поскольку Кандинский был живописцем, и у него были свои вкусы и предпочтения. Однако графика и даже скульптура тоже были представлены. Эти 2000 работ были разосланы в 40 городов России, начиная от Витебска и кончая Владивостоком. Машин, самолетов тогда не было. Развозили в рулонах на каких-то телегах. Кстати, сегодня Кандинского перевозят в бронированной машине и страхуют на миллионы долларов. Что удивительно – все удалось тогда развезти по местам назначения! Организовали музеи современного искусства, которые назывались МЖК – музеи живописной культуры. Они были созданы в Москве, Петербурге, Самаре, Нижнем Новгороде, Краснодаре – и все, пожалуй. Многое, что было разослано, осело в сараях, у кого-то дома. Но постепенно эти вещи попали в музеи, и вот сегодня они хранятся либо в краеведческом музее города, либо в каком-нибудь художественном музее. Когда я стал в конце 80-х годов ездить по городам в поисках этих работ, авангард был еще под запретом. На Западе он был известен, а в России государство относилось к нему с некоторой опаской. Мне очень повезло, потому что вся документация, которая велась в те годы, сохранилась: в архивах лежали списки – кто, что и куда повез. По этим спискам я и стал ездить. Объехал городов десять, порой совершенно неожиданно обнаруживая работы авангардистов. Одни висели в экспозициях, другие хранились в запасниках... Помню, авангард был совершенно темным явлением для директрисы музея Астрахани. Я поинтересовался, нет ли в запасниках русского авангарда. Она переспросила: «Что? Кубики, квадратики? Да, что-то есть у нас». В итоге выяснилось, что в запасниках музея хранится несколько произведений Александра Родченко, Казимира Малевича, Василия Кандинского. Поток авангардистских работ был поразительный! В итоге был издан альбом, в котором впервые были опубликованы многие работы. Кроме того, я стал выискивать биографии этих художников. Про Малевича и Кандинского все знают. А вот, к примеру, про Михаила Менькова, ученика Малевича, известно немногое. От этого художника осталось всего четыре картины, и его биографию пришлось разыскивать в архивах.
– Авангард был левым движением и поддержал революционный переворот в России. Но вскоре художники-авангардисты стали гонимы советской властью. Нет ли здесь трагического противоречия?
– Авангард революционен в художественном смысле. Но ассоциировать его с разрушительным потоком революции и ужасными большевистскими деяниями я считаю неправильным. Хотя авангардисты и грозились разрушить музеи. Несомненно, это трагическая история! Но тут нет противоречия. Просто левые движения, собственно, и были левыми. Но когда произошла революция, авангард уже был оформившимся художественным стилем, явлением. У них уже тогда были идеи, устройства жизни по-новому, нового быта, новых социальных условий, и они бросились на службу новой власти, революции. С тем, чтобы создать какие-то современные, перспективные структуры, связанные с искусством. Сфера образования, музеи, выставки, быт художника – все новое. У авангардистов все это началось очень интересно и активно. Но исторические обстоятельства сложились так, что власть поняла: это ей не нужно. Авангард только мешает – своим свободолюбием. Что он очень сложен для советской власти. Ей больше подходил стиль соцреализма, где все ясно, просто, тем более, что это – удобная агитация. А какая агитация от авангарда? Так что буквально через 5 лет никого из них у власти уже не было.
– В 30-е годы русский авангард как таковой перестал существовать. Он был уничтожен или просто исчерпал себя как художественное явление?
– Нет-нет, я уверен, что он не исчерпал себя. Можно немного пофантазировать: если бы все шло естественным путем и не было бы откровенно остановлено, то авангард проник бы и в архитектуру, в глобальном смысле этого слова, то есть были бы постройки, а не только какие-то проекты. И театр стал бы по-новому работать, и кино – да все на свете. Как это произошло в Европе. Потому что конструктивизм, который, в общем, родился в России, потом стал стилем европейской архитектуры на долгие годы.
– Что в грузинской коллекции русского авангарда лично вам интересно? Ведь вы сочли ее достойной отдельной главы в «Энциклопедии русского авангарда», выпущенной вами в 2013-2014 гг.
– Когда родилась идея об издании «Энциклопедии русского авангарда», было задумано сделать статьи о музеях, в которых есть хорошие коллекции этого художественного направления. И ваша коллекция действительно на уровне самых лучших музеев. Она не абсолютно полная – но абсолютно полных коллекций и нет. А по качеству и разнообразию работ грузинская коллекция на очень высоком уровне. Здесь есть и ранний, и поздний авангард. Представлены тот же Кацман, Кандинский – художники номер один. А есть мастера, которых вообще нигде больше нет. Владимир Боберман, например. Не сохранилось ни одной из его работ того времени, кроме тех, что хранятся у вас в музее. Есть собрание очень хороших вещей Льва Бруни, имеющего не прямое, а косвенное отношение к авангарду. В музее много достойных работ, и мы сочли необходимым, чтобы статья о грузинской коллекции была написана для нашей энциклопедии.
Кстати, мы не касались в энциклопедии неизвестных художников, поскольку нам надо было давать какие-то более общие характеристики. И у нас был принцип: статьи в энциклопедию должны были писать именно сотрудники музеев. Грузинский искусствовед Нана Шервашидзе подготовила прекрасную статью про коллекцию музея искусств имени Ш. Амиранашвили.
– Как возникла сама идея создания энциклопедии русского авангарда и как вы шли к ее воплощению? Какие были сложности на этом пути?
– Эта идея очень давняя. Искусствовед Василий Иванович Ракитин, мой соавтор, уже много лет живет в Париже. Студентом Василий Иванович заинтересовался русским авангардом и начал разрабатывать эту тему. К тому же он дружил с крупнейшим коллекционером русского авангарда Георгием Костаки, помогал ему в формировании коллекции, много сделал в ней атрибуций, датировок. Ракитин – великий специалист в этой области. Он старший мой товарищ, и я с ним очень подружился. Мы много говорили о том, что нужно подвести некий итог нашим знаниям о русском авангарде. К тому времени было выпущено большое количество отдельных книг, статей. Проведено немало выставок, на которых приводились краткие биографии художников. Увы, в них было много ошибок. Эти ошибки повторялись из издания в издание, ведь если один автор ошибся, то ошибка потом повторяется, потому что все друг у друга переписывают. Редко кто идет в архив и перепроверяет информацию, факты. Повторяющиеся ошибки стали нас расстраивать. И мы решили, что нужно подготовить некое итоговое издание. Стали обдумывать разные варианты. У Ракитина собрался очень большой архив. У меня – тоже. Я работал в издательстве, и мне в руки попадали какие-то снимки, изображения. В какой-то момент нам удалось купить у одного человека журнальный архив. Он пересмотрел всю периодику Москвы и Петербурга, начиная с 1910 года, и зафиксировал все события, которые происходили в художественной жизни, точные даты выставок. Это был тоже уникальный материал. Вот так, со всех сторон, у нас собиралось и собиралось. Были сделаны две попытки издать эту энциклопедию – и оба раза наш спонсор разорялся. Так прошло довольно много времени – более десяти лет, пока мы встретили Ирину Правкину. Ее компания «Глобал Эксперт энд Сервис Тим» финансировала наше издание. В течение трех с половиной лет мы конкретно занимались работой над энциклопедией. При этом мы решили подойти к нашей задаче всеми необходимыми, законными путями. Получили разрешение на публикацию от всех музеев мира. Авторы статей заработали гонорары – пусть и небольшие. Словом, все у нас было сделано по правилам европейским. Это издание тем и ценно, что легально!
– А концепция со временем не изменилась?
– Нет. Просто по мере работы выяснялось, что нужно написать и об этом, и о том, и о другом, о пятом и десятом. И это не сразу стало понятно. Сначала была идея все делать в алфавитном порядке. Художники, события – все вперемешку. Поэтому разделили: первые два тома – это биографии художников. А третий том в двух книгах – это явления, события, термины, история и хронология. Там очень много самых разнообразных статей. Информация обо всех выставках с уточненными датировками на основе архива прессы.
– То есть вам удалось объять необъятное?
– Удалось, конечно! Правда, позднее всплыли новые имена художников, которые не попали в энциклопедию. В прошлом году в Москве прошла выставка под названием «До востребования. Коллекции русского авангарда из региональных музеев». Для нее было отобрано более 100 произведений как признанных классиков авангарда – Казимира Малевича, Василия Кандинского, Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой, Любови Поповой, Ольги Розановой, Марка Шагала, так и не столь известных мастеров – Виктора Барта, Алексея Грищенко, Моисея Когана, Алексея Моргунова, Савелия Шлейфера и многих других. Все они внесли серьезный вклад в историю русского авангардного искусства. Часть картин была специально отреставрирована для выставки.
Я был ее куратором. Объехал по второму кругу несколько музеев. Все равно были какие-то находки! Например, в городе Ельце. Конечно, требовать от сотрудников краеведческого музея понимания того, что у них висит на стенах, невозможно. Вхожу в зал. Висят две работы. Первая – Ольги Розановой: прекрасная футуристическая вещь, никому до сих пор не известная под названием «Пожар в городе». А рядом с этой работой – композиция Ивана Клюна. Про него написано: неизвестный художник. И далее: «Футуристический рисунок к пьесе Маяковского «Клоп» – вместо фамилии художника «Клюн» – «Клоп». То есть удалось найти четыре-пять художников-авангардистов, которые не попали к нам в энциклопедию и вот выплыли невероятным образом из каких-то музеев. Например, из Чувашского музея в Чебоксарах – он предоставил нам картины некоего Алексея Кокеля. До сих пор он был совершенно не известен... Так что процесс идет.
– Насколько полно освещена эта область с точки зрения научного осмысления?
– Поскольку мы хотели подвести некий итог, то пригласили около 200 авторов, специалистов – всех тех, кто профессионально занимается русским авангардом (за исключением нескольких человек, кто по тем или иным причинам не смогли принять участие в нашем проекте). И не только из России. С точки зрения науки мы подвели итог. Дальше – посмотрим. Когда-нибудь появится второе издание. Первые два тома мы уже перевели на французский язык. А там, может быть, и английский перевод сделаем...
– Закономерно, что начали с французского...
– Я специально хотел начать с французского. Потому что русское искусство – большой должник Франции. Это знак нашей признательности и уважения французскому искусству.
– Эксперты русского авангарда появились лишь в 70-е годы. На чем базировалась эта специальность? И кто мог называться экспертом в этой области?
– Экспертами вначале были искусствоведы и отчасти коллекционеры. С одной стороны, это Василий Иванович Ракитин; известный ученый, специалист в области русского авангарда Евгений Ковтун из Санкт-Петербурга – очень большой знаток авангарда. Из коллекционеров – тот же Костаки, Николай Харджиев. Они все были экспертами, но так себя не называли. Тогда этого термина просто не было. А само слово «эксперт» появилось тогда, когда финансовая составляющая авангарда выросла. И тут появились люди, гарантирующие подлинность работ – появилась профессия «эксперт». Но сначала это все-таки было несерьезно – глаз, хоть это самое важное и первое, может ошибиться, не на 100 процентов гарантирует точность. Важны еще и бумага, и краска...
– Значит, обмануться может самый крутой эксперт, обладающий острым профессиональным глазом?
– Может, может... Поэтому со временем возникло совместное творчество эксперта-искусствоведа, эксперта-реставратора, технолога. Вместе они делали общее дело. Стали относиться к делу серьезнее и с научной точки зрения. Те, кто хотел делать экспертизу, обращался к «химии», а потом с этой «химией», которая уже подтверждала подлинность краски и холста, шли к искусствоведу-эксперту с вопросом: подлинно это или нет? Так все и было до тех пор, пока не пошел вал подделок.... Изготовление фальшака достигло пика в конце 90-х – начале 2000-х годов. Но рынок свое дело все-таки делает: в мире стали бояться русских атрибуций, русским экспертам просто перестали верить – они себя дискредитировали. Сейчас ничего не продается – русский авангард, во всяком случае. Посмотрим, что будет дальше.
– Вы перестали заниматься этой работой именно потому, что очень много фальшивок появилось?
– Да, я практически перестал делать экспертизу. Потому что в последние годы подлинников-то новых и нет, они все известны. Иногда бывают чудеса – обнаруживается неизвестный подлинник, но очень редко...
– Ситуация настолько серьезная, что практически все остановилось?
– Я, честно говоря, не знаю ни одной продажи произведения русского авангарда... Хотя, простите, не так давно продали Малевича на каком-то аукционе за очень большие деньги. Но это был настоящий Малевич, из музейного собрания!.. Сейчас коллекционеры озабочены – у них же живые коллекции, кто-то что-то продает, покупает, меняет. И они в ужасе, потому что обратиться за консультацией не к кому. А музеям запретили делать атрибуции, и правильно. Потому что в свое время в Третьяковке столько фальшивок было подтверждено на бланках Третьяковской галереи!.. Думаю, ситуация с экспертизой изменится, когда появятся другие, более объективные технические способы исследования подлинности.
– По телевидению была дискуссия на тему «Почему в России непопулярен авангард?» Это действительно так?
– Это факт. К примеру, распространенное мнение о «Черном квадрате» Малевича: я так тоже могу нарисовать. Люди от незнания, от примитивного отношения так говорят. Не понимают, что за этим стоит целая эпоха художественных открытий. Этот вопрос часто задают: «Почему в России так непопулярен авангард? Как это может быть?» А я привожу в пример Францию – никому не придет в голову обсуждать достоинства Пикассо. Хороший это художник или обманщик, который всех разводил своими непонятными произведениями? Он же еще испанец, а не француз... Но никому во Франции даже в голову не придет поставить подобный вопрос о Пикассо. А у нас говорят о том, что Малевич был этаким мистификатором и обманщиком. Я имею в виду Россию и наше общественное мнение. Сейчас, мне кажется, интереса к авангарду все-таки стало больше. Больше людей стало его понимать. Сегодня и молодежь более просвещенная. Я надеюсь на эту молодежь. Хочу, чтобы она воспринимала авангард как часть культурного наследия России и относилась к нему с большим уважением и интересом. Мы все время стараемся выпускать книги, интервью давать, устраивать выставки, посвященные отечественному авангарду. Все это идет на пользу. Я не просто оптимист такой наивный. На выставке «До востребования...» побывало 40 тысяч человек! Мне кажется, для такой выставки это достаточно много.
– В России вообще наблюдается бум интереса к изобразительному искусству.
– В Москве и Петербурге – в других городах меньше, в силу меньшей окультуренности – модным стало ходить на выставки. Это очень хорошо. Выставки посещает много молодежи. Очень приятно, когда молодой человек с девушкой идет вечером не куда-нибудь потанцевать, а на выставку. Музеи этому способствуют тем, что работают допоздна, что организуют бесплатные посещения. Некоторый оптимизм по поводу восприятия авангарда возникает не на пустом месте, а исходя из конкретных фактов.
– Несмотря на то, что есть и другая тенденция – возрождение интереса к наследию соцреализма.
– Опять же, что такое соцреализм? Он существовал. Нельзя же его отрицать, говорить о нем только плохое. Конечно, надо попытаться видеть в этом стиле хотя бы художественную сторону. И в общем, она, конечно, присутствует. Потому что многие представители этого направления учились у того же Кончаловского, Машкова. А последние были носителями французской живописной традиции. Недавно была выставка Александра Герасимова – это вопиющий портретист Сталина, писал сюжеты сталинского времени, но даже в нем крупица живописности имеется. Она есть, и отрицать это нельзя. Надо просто стараться соединять эти два полюса в истории, на которых советская культура развивалась. С одной стороны, соцреализм, с другой – какие-то остатки авангарда и авангардного мышления. Они сосуществовали в одну эпоху.
– Чем лично вам близок авангард?
– Я люблю его за свободное мышление. За свободу от норм и академических правил. Для меня авангард – очень современное, живое и жизнеутверждающее искусство. Я его просто очень люблю. В силу своей профессии я проник в атмосферу того времени, жизнь этих людей. Я их воспринимаю как своих современников. И это помогает мне понимать их творчество. Люблю истории про них, воспоминания о том, кто и как вел себя в каких-то ситуациях и обстоятельствах. Таких материалов очень много. Если покопаться в архивах, там можно найти очень интересные истории о художниках. Наша «Энциклопедия русского авангарда» в этом смысле тоже очень интересна, полна таких историй.
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
МИНАНКАРИ: ВОЗРОЖДЕННАЯ КРАСОТА |
|
Самые популярные подарки из Грузии – вино и чурчхелы, сумки с хевсурским орнаментом и пейзажи с видом Тбилиси. Но если есть возможность, стоит выбрать «минанкари» – грузинскую перегородчатую эмаль. Серьги, колечко, браслет или кулон, выполненные в этой технике, могут привести в восторг любую женщину (есть изделия и для мужчин). И, предупреждая десятки вопросов – как готовится такое чудо, сколько времени требуется на одно изделие, когда возникло это искусство в Грузии, и прочих, прочих – уметь рассказать о перегородчатой эмали. Тогда это и будет настоящий презент.
На одной из перпендикулярных проспекту Руставели улиц располагается мастерская «Легенда», где готовят украшения и даже картины из перегородчатой эмали. Туда я и отправилась – просвещаться. Директор «Легенды» Мамука Чохонелидзе по профессии юрист, с приличной практикой. Но в какой-то момент перестала устраивать работа в госучреждении. Захотел открыть свое дело, а в итоге получилось, что участвует в благородной миссии.
– Искусство перегородчатой эмали зародилось в Грузии в VII веке и существовало до XV века, – рассказывает Мамука Чохонелидзе. – Расцвет эмальерного искусства приходится на средневековье. Родиной этой техники считаются Византия и Грузия. Для грузинской перегородчатой эмали характерны винный и ярко-зеленый цвета, она легко узнаваема по этому признаку. Последние старинные грузинские образцы датируются XV веком, потом это уникальное производство остановилось. Предпринимались попытки возрождения этой техники в советское время, нолишь лет 10-15 назад в Грузии возродилось искусство перегородчатой эмали. Инициативная группа художников рассказала о своей идее Католикосу-Патриарху Илие II и получила его благословение. Нашлись и другие энтузиасты, ваш покорный слуга в том числе, желающие работать в этом направлении. Можно сказать, образовалось несколько заинтересованных групп. С самого начала договорились – никакой конкуренции, будем делиться своими открытиями на этом пути, найденными методами и достижениями.
В музее искусств Грузии хранится большая коллекция «минанкари» – иконы, украшения, кресты. Самый примечательный экспонат – Хахульский триптих, большой складень из Гелатского монастыря. В ширину он два метра, в высоту – полтора. Икону украшают до 200 перегородчатых эмалей. В центре триптиха находилось изображение Божией матери – самый крупный образец грузинской перегородчатой эмали (X век). Он был похищен в XIX веке. На сегодняшний день сохранились некоторые фрагменты изображения – лицо, руки и др. Надо сказать, многие произведения, хранившиеся в церквях, постигла такая печальная участь – утеряны или украдены.
У нас был доступ к экспонатам музея искусств, возможность изучать их под лупой. Прочитали гору литературы. Понадобилось лет восемь, прежде чем мы подняли технологию на высокий уровень. Уже есть чем гордиться.
Художественную эмаль производят во всем мире, перегородчатую же – только в Грузии. Слишком трудоемкое, скрупулезное занятие, требующее терпения и еще раз терпения. На тонкую металлическую пластину из золота, серебра или меди наносят эскиз рисунка или орнамент. Дальше по этому контуру напаивают тонюсенькие полоски (перегородки). Их изготавливают заранее, из того же металла, что и основа. Благодаря перегородкам получаются “бассейны”, которые теперь нужно заполнить эмалью.
Мамука показывает мне рабочий материал: куски эмали янтарного, белого, синего цветов. На вес тяжелые. Раньше, когда только начинали, в «Легенде» эмаль делали сами. Сейчас закупают французскую, австрийскую и др. Современные эмали обычно состоят из борного ангидрида, окисей алюминия и титана, щелочных и щелочноземельных металлов, цинка, свинца, фторидов и др. Эмаль измельчают в порошок (вручную или с помощью специального аппарата), просеивают, смачивают водой (чтобы не сыпалась).
На столах в мастерской перед каждым художником пластмассовые баночки. Только в них не краски, а цветная эмаль – измельченная и смоченная водой. Тонкой кисточкой мастер заполняет этой эмалью рисунок. Каждый «резервуар» – определенным цветом. Если хоть один кристаллик попадет случайно в «бассейн» с другим цветом – при обжиге возникнет пятнышко. Работа требует предельной аккуратности.
После того, как нанесен первый слой, изделие подсушивают на печке, а потом обжигают в течение трех минут при температуре 800 градусов. Металлу такая «физиотерапия» ничем не грозит – он плавится при температуре выше 1200 градусов. Зато эмаль «утрамбовывается», опускается ниже уровня перегородки. Изделие вынимают, охлаждают, наносят следующий слой эмали. Качественная технология подразумевает не менее шести эмалевых слоев. И многократный обжиг. «Нередко, чтобы уж слишком не возиться, некоторые изготовители ограничиваются двумя слоями эмали – говорит Мамука. – Между кристаллами остаются пустоты, пузырьки с воздухом и впоследствии на таком изделии обязательно появятся трещины».
Нюансов много. До всего доходили методом проб и ошибок. К примеру, эмаль охлаждается быстрее, чем металл, «сжимается» и изделие может выгнуться дугой. Чтобы этого не произошло, нужно наносить эмаль и с изнаночной стороны пластины. Без особого художества, конечно. Для баланса.
После обжига настает черед шлифовки и полировки на специальном станке. В древности грузинские мастера шлифовали свои изделия с помощью алмазных паст, кожи.
Особенно сложно, говорит Мамука Чохонелидзе, добиться плавного перехода цветов в рисунке. Одно дело, когда работаешь с масляными красками, другое – с эмалью. Для специалиста или знатока – это важный критерий качества. «Лица и на художественном изделии должны иметь «теплый», естественный цвет, – говорит Мамука. Мы можем и румянец придать, и живой окрас. Тогда как непрофессионал пойдет по легкому пути – выберет для женского портрета или лика святого белую эмаль, и все дела».
В Грузии стоимость «минанкари» не соответствует затрачиваемым трудам, замечает Мамука. Подчас настоящие произведения остаются без покупателя. Туристы ориентируются, в основном, на цену товара, не очень разбираясь в качестве. Найдут сувенир подешевле – и ладно.
Впрочем, конкретно «Легенда» на количество заказов не жалуется. Ее продукцию приобретают магазины, арт-салоны, разные компании. Одна фирма, к примеру, решила преподнести новогодний подарок работникам – пейзажи из перегородчатой эмали.
Несколько лет назад начали реализовывать работы в Австрийских Альпах. Участвуют во многих отечественных выставках-продажах (традиционная рождественская ярмарка в Метехи-Палас и др.). Экспонировались в Европе (2006 – 2008 годы) – в Германии, Бельгии, Италии, Чехии, в США. В 2007 году изготовили призы для российского кинофестиваля «Ника», для церемонии награждения «Лучшего банкира России».
– Испанская компания «Carrera y Carrera» выступила посредником между нами и «Никой», – говорит Мамука. С «Carrera y Carrera» мы давние деловые партнеры, они нам заказывают перегородчатую эмаль для своих изделий. А в тот год испанская компания спонсировала «Нику»…. Гран-при – фигура святого Георгия на коне – смотрелся великолепно.
Кстати, российские туристы на сегодняшний день самые активные покупатели изделий из перегородчатой эмали.
– С женщинами все понятно, им есть что выбирать и носить – кольца, серьги, колье, браслеты, а что мастера перегородчатой эмали могут предложить мужчинам?
– Мужчины тоже носят «минанкари». Для них есть запонки, зажимы для денег, визитницы.
– Можно, не обладая художественным талантом, научиться этому ремеслу?
– Научить можно любого, начиная с 14 лет. Раньше ведь брали в подмастерья. Чтобы вплотную познакомиться с технологией, достаточно двух месяцев. Чтобы стать профи, нужны многие годы…
Медея АМИРХАНОВА |
|
|
Плачущий человек подобен ливню или тихому дождю. Светлые ручьи слез, прокладывая дорогу к чувствительным сердцам, понятнее слов, они смывают преграды между миром и собой, и в них нуждается суровая жизнь, состоящая из битв и страданий, но исполненная благих намерений когда-нибудь очеловечиться.
Это явление природы столетиями изучается учеными, мыслителями и воспевается поэтами.
Чтобы пролился дождь, необходимо перемещение атмосферного давления, смена тепла и холода, превращение горячего пара в прохладный дождь.
Человеческие слезы – это безмолвный упрек в несовершенстве мира, невысказанный крик о помощи и, как это ни странно, проявление радости и восторга в предчувствии нелегкой победы.
Поэт-рыцарь взывает к милости в виде сочувствия и приобщения к страданию другого, потому что не умирает в душе поэта желание разделить неразделимое, высказать невысказанное, что и является отзвуком плывущего острова Поэзии, ищущего гармонию.
Не появилось ли музыкальное созвучие (многоголосие) в эпоху, когда пролилась странная слеза, не с этого ли момента люди начали очеловечиваться?
Пролившиеся поэтические слезы растворяются не в крови, а во времени и в воздухе, они проникают в души чувствительных и рациональных читателей, взывая и к уму, и к сердцу, то есть к согласию между ними, к рождению гармонии.
О чем рассказывают слезы Тариэла? Бесцветная жидкость повествует о тоске и отчаянии, заполнивших сердца. Но разве любовь – это только тоска и грусть? Значит ли это, что чем больше слез, тем больше любви? Наверное, правильнее сказать, чем больше любви, тем больше благородных слез, оплакивающих непредсказуемое будущее влюбленных. Слезы, рождающиеся в тайне, трансформируются во что-то тайное, скажем, в Надежду, которую все согласны приютить в душе навсегда. Вот почему поэма кончается свадебными пирами и всеобщим торжеством, вселяющими читателям оптимизм и Надежду.
Надежда – дама-невидимка довольно непредсказуемая, она может и упорхнуть в неизвестном направлении.
Когда совсем плохо, слез нет, они застывают, как сгустки смолы на дереве, сворачиваются, как прокисшее молоко.
Если читатель способен пролить непредсказуемые «слезы Руставели», то и Надежда станет более покладистой и обязательно вернется.
В конце концов, что же такое слезы? Это, прежде всего, – непредсказуемый знак доверия и открытости, зеленый дорожный свет безопасности. Но и к таким слезам относятся по-разному: кого-то они удивляют, кого-то смущают, есть и такие, кого они раздражают.
Новый отсчет времени начинается с нового видения слез.
Остановимся на тех читателях (их немало), кого они волновали и продолжают волновать, выстраивая генетическую цепь поколений, желающих помочь осушить слезы Тариэла, который плача, возможно, предвидел не только свою судьбу, но и будущую судьбу Ромео и Джульетты, отчетливо понимая, что дорога жизни на каждом повороте готовит неожиданные сюрпризы. Вот не поверите, какие. Слезам, оказывается, можно тоже позавидовать, если их начинают сравнивать с перлами, сформированными водой и отблесками заглядывающего иногда на глубину солнечного света, щедро распространяющего свою палитру, пусть даже разбавленную, размытую, но прекрасную и небесно-недосягаемую. Таковы слезы Тариэла.
Плачут либо сами, пряча собственные «перлы» в тишине, либо как поэты, приглашая всех к собственному плачу, как к столу с изысканными яствами, с уверенностью в том, что отведать их не помешает каждому. Поэты, надеясь, что дорога слез будет протоптана многими читателями, позволяют себе плакать навзрыд, не пряча своих слез, как небо, с которого они обозревают землю на своем плывущем острове. Став небом и оплакав его слезами, поэты приглашают людей и небо свидетельствовать, что плач со слезами, который проникает в почву, оставляет глубокий след не только в ней, но и в сердцах многих поколений, поверивших, что счастливая любовь и взаимопонимание (дружба) возможны.
Слезы – это язык потерь и скорби, надежды и счастья, язык, способный объединить всех. Каков процент скорби надежды, счастья в плаче, предстоит еще подсчитать на электронных весах, затем оценить взвешенное по шкале ценностей, а шкала, как градусник, скачет вверх-вниз в зависимости от температуры слез. Нелегкая это работа... Как измерить неизмеримое? Как понять невысказанное?
Поэтический язык – эзопов язык сотворчества, язык заговорщиков, язык самой природы, которую поэты призывают в свидетели. Каким образом? Например, Роза, которой посвящено столько стихов, с точки зрения высокой красоты, доставшейся на ее долю, – цветок цветов. Роза – прекрасный цветок и одновременно – явление природы. У поэтов роза – одушевленный предмет, служащий измерением восприятия неподвластной слову красоты. Взгляните на розу! Что можно еще сказать о ней, чего не сказано в поэзии всех времен и народов? Поэзия отсылает к розе, слезам, рыданиям, как к явлениям природы, к которым современный человек стал равнодушным и безучастным, изолированный и отгороженный прочными стенами добротных домов. Розы, произрастающие за высокими стенами, недосягаемые для взгляда и заставляющие мечтать, и розы, мельтешащие перед глазами, которые можно купить в магазине – это разные розы. Роза, которая продается на каждом шагу, перестала быть царицей, и как бы она ни была красива, она перестала разговаривать с нами о вечности на языке поэтов. Но безгласные Розы, окружающие нас в огромном количестве, свидетельствуют и напоминают о розе, вдохновившей Руставели и заставившей его творить. Язык розы воскресает у Руставели как символ жизни и красоты.
Цветы, камни – самоцветы и драгоценные каменья – взывают к нам, как слезы героев поэмы, повергая современного читателя в загадочный мир поэтической души, которую пощадило время, потому что ни розы, ни камни не ушли из нашей жизни, они просто перестали разговаривать с нами на языке вечности, которая создала их с единственной целью – облагородить человеческую речь, обогатив ее дарами природы, продолжающими присутствовать среди нас и взывать к нам теми же розами, камнями, слезами.
***
Оправдали ли слезы Руставели его намерение и замысел поэта наградить каждого живущего еще одним языком – языком природы, который не должен оставаться непонятным, если вдруг кому-то придет в голову поменять язык общения. Сколько бы языков не знал человек, язык природы объединяет сильнее всего. Есть страны, где розы не растут, потому что не успевают насладиться солнцем или влагой. В таком случае поэма написана и для них, так как воображаемые цветы – всегда самые яркие. А живая роза покорит каждого, кто захочет ее увидеть и вдохнуть ее аромат.
Язык поэзии – это язык самой Вечности и ее загадок.
Слезы – ручей, поток, река, водопад, море, океан. Как добраться до суши?
Слезы – это пробуждение души, «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Все оттенки человеческих переживаний не обходятся без них.
Поэма о Любви? Или поэма о безумии любви? Где кончается одно и начинается другое? Процесс познания и размышления продолжается, но не повернул ли он в обратную сторону? Не является ли поэма ХII века неким барометром века нынешнего и последующих?
Руставели волнуют не только любовные приключения, но и судьбы народов. Могут ли народы понять друг друга и на каком языке?
В поэме этот язык очевиден и понятен всем – это язык взаимопомощи и взаимопонимания.
Благодаря Руставели путешествие в прошлое возвращает читателя в свой собственный век просвещенным и обогащенным обнадеживающими впечатлениями. Руставели беседует с читателем на высшем уровне в эпоху, когда многие не умели читать. Ах, как мало было читающих и как много было благодарных слушателей! Каким загадочным представлялся исписанный лист или льющиеся строки поэмы, заученные наизусть безумцами-миджнурами, передающими пламя любви Руставели из века в век, сохраняя и поддерживая костры желаний, из которых единственное и самое сильное желание – это рассказать о своей душе, в существование которой то верят, то не верят.
Если душе суждено выжить, слезы радости и торжества будут услышаны.
Жизнь – постоянное поле сражение.
Льющиеся слезы Руставели – это сострадание, сочувствие и надежда, что их можно осушить доброжелательными дружескими отношениями, где «моя боль – это твоя боль», «мое горе – это твое горе» или «твоя боль – это моя боль», «мое горе – это твое горе». Это идеализм? Не потому ли плачущие всех веков уединялись, предчувствуя, что придет время и от плачущих будут устраняться, говоря «это твоя проблема»? Действительно, неплохо и на себя надеяться и, как Тариэл, вступить в поединок с самим собой.
Испытания начинаются с момента этой встречи.
Когда душа начинает разговаривать с поэтом он, ошеломленный, повествует ее историю, видя себя и Тариэлом, и Автандилом, которым так недостает друг друга, но узнают они об этом только при встрече, рассказывая о себе и сопоставляя события своей жизни.
Странное ощущение испытывает современный читатель, отправившийся благодаря поэме туда, где его никогда не было, но жили другие люди, с которыми хочется познакомиться. Читатель поражен, что оказался не только среди драгоценных камней, самоцветов, дивных растений – кипарисов и алоэ и цветов роз, фиалок, лилий, шафрана, но среди образованных людей, праздников, охоты и битв. Можно подумать, что поэт считает язык камней и цветов более надежным и понятным для последующих эпох. Читатель – странник во времени – от избытка благоухающих цветов, сверкающих камней, жестокости, безрассудства, благородства и слез погружается в атмосферу жизни, которая, хоть и была реальной, но явилась к нам изысканным плодом с невидимого дерева, произрастающего на острове Поэзии, где перебираются драгоценности так называемого бытия, то есть создается шкала ценностей, которая стремится к тому, чтобы стать осознанной последующими поколениями, помнящими о хрупкости жизни.
Наверное, осознанием хрупкости жизни и вырабатываются генетические коды стран и народов, и Слезы Руставели пролиты не напрасно.
Камни – долговечнее людей, цветы, следуя зову сезонов, расцветают в предназначенный срок, камни и цветы могут стать посредниками между людьми, разговаривая о жизни и смерти, радости и печали, любви и ненависти на понятном поэтам языке.
P.S. А теперь представьте гармоничное пение «Мравалжамиер» – гимна жизни и долголетия, который звучит во славу плывущего в небесах острова, омываемого земными слезами.
Светлана САБУЦКАЯ-БУАЧИДЗЕ |
|
Три богословские универсалии и «Вепхисткаосани» |
|
Перевод с грузинского Камиллы Мариам Коринтэли
К концу ХII века, предвосхищая и опережая европейский Ренессанс (ХIV-XVII вв.) в Грузии, с древности именуемой Иберией, появляется высокохудожественное объемное произведение «Вепхисткаосани» (что значит «Носящий тигровую шкуру»), которое предстанет блистательным венцом не только предшествующей, к тому времени уже многовековой грузинской литературы, но и засверкает одним из бриллиантов редкой огранки в короне всемирной художественной литературы. ЮНЕСКО объявила 2016 год годом Шота Руставели.
К сожалению, до нас дошли скудные сведения о великом мастере – авторе поэмы, провозглашающей любовь, дружбу и братство, героизм, патриотизм, мужество, красоту и силу человеческой личности, поклонение женщине и другие идеалы, присущие Ренессансу. Поэма Руставели, родоначальника грузинского литературного языка, по сей день восхищает читателя великолепными образами героев, мудростью, красотой и звучностью стиха.
Руставели происходил из знатного рода владетелей Руставского майората (Месхети, Южная Грузия). Предположительно он родился в 1172 и умер в 1216 году. Известно, что он был хорошо знаком с произведениями древних философов – Сократа, Платона и др., был Государственным казначеем царицы Тамар, которая была для него дамой поклонения, ей он посвятил свое бессмертное творение. Он был наделен и даром живописца – реставрировал и расписал монастырь св. Креста в Иерусалиме, где провел последние годы. До нас не дошли другие произведения Руставели.
Предания и легенды окутывают фигуру этого великого гуманиста, типичного деятеля Ренессанса легким флером романтизма и таинственности.
Царь Вахтанг VI, первый исследователь и издатель «Вепхисткаосани» («Витязя в барсовой шкуре») был глубоко уверен, что поэма произведение аллегорическое. Такой взгляд в руствелологии солиден и актуален. С данной позиции поэму исследовали известные ученые ХХ столетия – Корнели Кекелидзе, Соломон Иорданишвили, Калистратэ Цинцадзе, Виктор Нозадзе, Мосэ Гогиберидзе, Иванэ Гигинеишвили, Шалва Нуцубидзе, Георгий Надирадзе, Гаиоз Имедашвили, Мери Гугушвили. В том же направлении работают сегодня Мариам Карбелашвили, Элгуджа Хинтибидзе, Гривер Парулава, Нэстан Сулава, Римма Пирцхалаишвили и другие современные ученые.
Настоящая работа касается вопроса мировоззрения Руставели. Обнаружены некоторые аспекты с точки зрения трех основных универсалий, которые известны как богословские добродетели. Апостол Павел в Первом послании к коринфянам говорит следующее: «А теперь пребывают они три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (Апостол Павел, I посл. коринфянам. 13,14).
В руствелологической литературе уже наличествуют эти три универсалии. Например, в работе Звиада Гамсахурдиа «Образность» Вепхисткаосани они персонифицированы: Автандил олицетворяет веру, Фридон – упование, надежду, Тариэл – любовь. Наша задача – показать, как развивается сюжет с учетом этих добродетелей и насколько управляют они поступками и мировоззрением персонажей.
Сюжет поэмы движется к эсхатологическому концу с твердой уверенностью, что «добро побеждает зло, бытие его долгое». Художественное пространство поэмы пронизано глубокой верой в существование Бога. Бог упоминается в тексте около 220 раз. Он определяется хорошо известными в христианском богословии терминологией и символикой. Бог «един», «удивителен и несказуем», «глядящий в сущность», «живой», «благостный», «Господь прав», «растящий все» и т.д. Подобных атрибутов божества мусульманство не знает. Руставели творит мусульманскую среду как художественную условность и, естественно, искать признаки ортодоксального христианства на поверхности поэмы не следует, однако на поверхности же поэмы просматривается мировоззренческий фундамент – христианская идеология. Корнели Кекелидзе выделил из текста поэмы до 30-ти стихов, которые вдохновлены той или иной цитатой из Библии. Список этих цитат дополнили исследователи С. Иорданишвили, К. Цинцадзе и др. Поиск первоисточников афоризмов и высказываний Руставели в книгах Библии продолжается и сегодня.
Зло в поэме не субстантивировано. Персонажи осознают прелесть, добро, гармоничность мира и удивляются: «Почему Творец добра создал и зло?» «Господь являет добро, а зло не рождает»* (Здесь и далее переводы подстрочные).
«Линия развития сюжета поэмы проходит по препятствиям. Горе сменяется веселым пиром, пир – горем», «Мир встречает каждого, как погода: порой солнце сияет, порой небо гневно нахмурится» (Иоанн Златоуст).
Испытание имеет свою функцию. Оно может происходить от недостатка мудрости («от своего знания попал в беду»), или оно может оказаться причиной и предварительным условием духовного усовершенствования человека. Именно испытание является основой духовного развития человека, потому что «от скорби происходит терпение, от терпения – опытность, от опытности – надежда, а надежда не постыжает» (посл. Апостола Павла римлянам, 5.3-3).
Гривер Парулава в статье «Благодать любви и принцип свободы в грузинской духовной литературе» пишет: «В реализации Божественного промысла приближения человека ко Всевышнему момент испытания-искуса необходим. Испытание и искус представляются нам переходными ступенями от предлагаемой свободы к реально испытанной свободе» (Г. Парулава, 2001, 121).
«Момент испытания-искуса» своего рода пробный камень, и лишь достойные переступают шаг к реальной свободе, которая подразумевает преодоление препятствий и основывается на опыте и житейской мудрости. Эту мудрость приобретают главные персонажи поэмы. Их личная доброта – естественная данность, но в окончании поэмы, в завершении их трудного и долгого жизненного пути, они сияют, как закаленное в огне золото, исполненные иной силой и знанием. Таковы Автандил (он изначально же носитель божественной мудрости), Тинатин, Тариэл, Нэстан-Дареджан, Фатман. Из них, как известно, самые динамичные Нэстан-Дареджан и Фатман. Мы видим Нэстан-Дареджан, разъяренную «изменой» Тариэла и совершенно иной предстает она перед нами, когда пишет возлюбленному: «Твоя жизнь достаточна мне будет для надежды сердца». Здесь она владеет внутренней свободой. «Пережитая боль породила в ней новую личность, украшенную мягкостью, скромностью и терпением».
Каково испытание по своей природе, насколько оно тяжело: «Бог... попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы вы могли перенести» (Апостол Павел, 1-е коринфянам, 10,13).
Таково и посланное судьбой испытание в «Вепхисткаосани». Оно в рамках человеческого, то есть жизненное, житейское.
«Почему ропщешь на мир,.. что произошло необыкновенное?» – спрашивает Автандил Тариэла и старается его ободрить, напоминая, что с ним ничего необычного не происходит, что случилось то, что случалось и с другими и впредь будет случаться. Выход из положения существует, значит, то, что происходит, преодолимо. Автандил по своей воле избрал путь испытаний и опасностей. По своей воле он испытывает себя, помогая ближнему, и с целью подтверждения своих личных достоинств, «ведомый Богом человек, своей волей испытывает трудности этой жизни для того, чтобы обрести твердость духа» (Блаженный Августин, 1995, 73). Такова и Тинатин, которая предлагает ему труднейшую задачу и сама встает перед этим испытанием, обрекающим ее на долгую разлуку с любимым. Тинатин одобряет идею Автандила вернуться к Тариэлу.
Прежде чем она узнает намерение Автандила, Тинатин спрашивает его: «Какое лекарство нужно для исцеления его раны?» И в один миг исчезают жалобы на свою судьбу.
Время в поэме – как библейское время «Всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Экклесиаст, 3,1). Персонажи этого поэтического мира хорошо знают, что есть «время разрушения и время созидания, время плача и время смеха, время наслаждения и время пляски». Проблема поры и времени в современной грузинской научной литературе изучена Сергеем Серебряковым, Георгием Маргвелашвили, Ревазом Сирадзе, Лаурой Григолашвили, Даманой Меликишвили и другими учеными. Само слово «жами» вошло некогда в грузинский язык из персидского. Оно имеет несколько значений: час, период, эпоха, время. «Жами» не является точным эквивалентом греческого «хроноса», который считается образом вечности. По указанию Иоанэ Петрици, более верно переводить его как «керой» («каирос», греч.) – определенное, отмеченное время, срок, который в сравнении с хроносом понятие более узкое, короткое. В «Новом Завете» это слово – «керо» приобретает специфическое содержание, противоположное «хроносу», обобщенному, текучему времени, и понимается как обозначенное, определенное время явления Христа (Дамана Меликишвили).
Слова Евангелия встречаем у Иоанэ Сабанидзе в «Мученичестве Або Тбилели»: «Або три года пребывал в том городе, и во всех деревнях окрест его знали как христианина, но никто его не касался, пока не пришло бы время тому, то есть пока не пришел тот час».
Попытка Давида Гурамишвили бежать из плена потерпела неудачу, поэтому он отказался от этой идеи, но услышал голос Господа: «Мне голос был в ночи... вставай, иди, пойдем, вести тебя я буду...». Это уже был знак того, что пришло время (настал час) его освобождения.
Персонажи «Вепхисткаосани» хорошо знают, что каждому делу – свой час, своя пора. Залог достижения цели не только желание и старание, но прежде всего воля Божия, осуществляющаяся в какой-либо отрезок экзистенциального времени, ожидать который человеку надлежит с терпением и упованием.
«Удача» (счастье) – попытка, победа же (достижение желаемого) – воля Божья». Этот стих в некоторых изданиях имеет варианты: «удача, попытка и победа – воля Божья...». В обоих случаях бесспорно одно: человек должен действовать, а победы (цели) добьется лишь в том случае, если на то есть воля Божия.
То есть должны совпасть два фактора: воля Бога и свободная воля человека, готового бороться за свою цель: «Господь пожелал, и ты нашел меня, но и ты старался мужественно» («Вепхисткаосани»). Цель не будет достигнута, если тому не пришло время.
Тариэл предлагает Автандилу посредничество перед царем Ростэваном. Но Автандил-то знает, что свадьба его с Тинатин состоится тогда, когда для этого время приспеет, когда наступит тот час.
Реваз Сирадзе в статье «Время и пора» заостряет внимание на следующем обстоятельстве: «Христианство требует осознать время чего, а не какое время: время строить или рушить, мира или борьбы. Такую концепцию, начиная с Экклесиаста, встречаем у Платона, Прокла, Данте, Рильке, Томаса Манна, Галактиона» (Р. Сирадзе, 2008, 39). Полагаем, что наряду с ними следует упомянуть и Руставели. Его «время», «пора» (груз.), «жами» – это время чего: горя или веселья, отдыха или печали».
Вера – основание, фундамент надежды. Надежда ведет сюжет «Вепхисткаосани». Это невидимая, зримая надежда, она опирается лишь на веру. Вероятность преодоления в поэме только теоретическая, реального предварительного условия того, что та или иная цель будет достигнута, не видно.
Появление неизвестного юноши в поле зрения царя Ростэвана и его свиты было настолько неожиданно и странно, что царь усомнился в реальности этого события: «Я не знаю, было это явью иль привиделось».
Когда царские посланцы не обнаружили в той местности следов пребывания незнакомого юноши, царь уверовал, что «ему привиделась какая-то чертовщина», но Тинатин не поверила в это и предложила Автандилу в качестве почетного испытания выяснить это загадочное явление. Автандил выходит из Аравии в открытое, бескрайнее пространство и ищет человека, о котором ничего не знает, и лишь необычная внешность и наряд незнакомца запечатлелись в его памяти. Единственным оправданием этих поисков является то, что неизвестный юноша, возможно, одушевленное существо, реальный человек и, таким образом, где-то должен находиться.
Ничего не известно о местонахождении Нэстан-Дареджан, но поскольку нет сведений и о ее смерти, постольку, если предположительно она жива, поиск ее имеет смысл.
Выясняется, что Нэстан-Дареджан пленница каджей. Если каджи телесные существа, с ними возможно бороться. А там, где возможна борьба, победа должна быть на стороне Тариэла и его побратимов. Однако перспектива достижения цели не внушает особой уверенности, так как не имеет никаких предварительных сведений (или они очень скудны), нет никаких ориентиров. С этой точки зрения можно сказать, что сюжет «Вепхисткаосани» развивается по энергии надежды. Только лишь благодаря надежде, упованию герои преодолевают препятствия и выходят из замкнутого круга.
Движущая сила всего поэтического мира «Вепхисткаосани» – любовь. Развитие действия с первого эпизода до последнего является своего рода цепной реакцией, вызванной одним и тем же фактором – любовью. Автандил разыскивает незнакомого юношу по поручению возлюбленной, – во имя любви.
Главная, основная причина самого этого поручения также любовь. Автандил должен подтвердить, что он отважный рыцарь «без страха и упрека»; «никого равного тебе у нас (в стране) нет», – говорит ему Тинатин. И далее: «Этим ты еще более утвердишь мою любовь к тебе», – подчеркивает она.
Автандил выслушивает историю Тариэла тоже благодаря любви. Это магическое слово, которое открывает ему и доступ к сочувствию и доброму расположению Асмат. Тариэл готов вспомнить и заново пережить прошлое. Это для него равно самопожертвованию, но цель того стоит.
Если поначалу задача найти незнакомого юношу была делом чести для Автандила, помочь ему впоследствии стало для него миссией опять-таки ради любви, которая возникла между этими двумя людьми: «Как ты, чужестранец, так (сильно) полюбил чужестранца (чуждого)». Их взаимоотношения выходят за рамки личных, они повлекли за собой масштабные результаты. «Автандил послан освободить Индию. Он не только обрел в Тариэле свое второе «я», из чего и зародилась любовь, но и сам в Индии обрел свое «арабское» «я», – считает Зураб Кикнадзе.
Фатман – последнее звено, которое соединяет героев с Нэстан-Дареджан. Основа ее доверия и помощи все та же любовь.
Фатман восприняла Нэстан-Дареджан как лучшую часть своей души, далекое, родное существо, прерванное время и пространство, которое порой рождало в ней необъяснимую печаль. Потому она и полюбила Нэстан-Дареджан больше самой себя, больше своих детей и семьи.
Фатман сумела повернуть события так, что стала и другом Автандила и мостом к Каджети, врата которой сломала сила любви, объединившая Автандила, Тариэла и Фридона: «Христианская любовь – это дружба» (Иоанн Златоуст).
Любовь между женщиной и мужчиной – как поклонение прекрасному и достойному, дружеская любовь и любовь к любви, – как стремление ко Всевышнему являются живым духом поэтического мира «Вепхисткаосани». Божественная любовь, которая выражается в любви к ближнему, включает в себя веру, надежду и другие общечеловеческие ценности, создавшие основы поэтического мира «Вепхисткаосани».
Лия КАРИЧАШВИЛИ |
|
