click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт

Юбилей

ХМЕЛИТА – РОДОВАЯ УСАДЬБА ГРИБОЕДОВЫХ

https://i.imgur.com/15RnXEb.jpg

В 1929 году, к столетию гибели А.С. Грибоедова, была организована выставка в залах Государственного театрального музея имени А.А. Бахрушина в Москве. На этой выставке были использованы материалы и документы многих музеев, архивов и частных собраний. Среди многочисленных экспонатов, представленных в экспозиции, внимание к нескольким фотографиям обветшалого усадебного дома, вряд ли привлекало всеобщее внимание. Скупая справка в каталоге поясняла, что это усадьба «Хмелиты» – смоленская провинция, которую часто посещал будущий автор бессмертной комедии «Горе от ума».
Значительный эпизод усадебной жизни А.С. Грибоедова приходится на его детские и юношеские годы, что справедливо подтверждают многие исследователи биографии и творчества писателя. В 1856 году в Хмелите побывал будущий известный историк М.И. Семевский, который обследовал здесь запущенный к тому времени архив дядюшки А.Ф. Грибоедова. В этом же году в журнале «Москвитянин» появилась статья «Несколько слов о фамилии Грибоедовых», в которой описывалось состояние хмелитского дома-дворца, интерьеров, фамильных бумаг и портретов, сообщались легенды, бытующие о Грибоедовых в смоленском крае, впервые публиковались царские грамоты предков А.С. Грибоедова по материнской линии. Интересные материалы, дающие представление о грибоедовской Хмелите начала XIX века представлены в частично опубликованных Н.К. Пиксановым рукописных мемуарах В.И. Лыкошина и его сестры А.И. Колечицкой.
Хмелита расположена на территории современного Вяземского района Смоленской области, примерно в 30 км. к северу от Вязьмы. История села Хмелиты прослеживается с XVI века, но наиболее яркую страницу составляет период середины XVII-XIX веков, когда усадьба принадлежала роду Грибоедовых. Первое «хозяйственное» описание грибоедовской Хмелиты встречается в 1682 году: «…В селе ж двор вотчинников Ивана Грибоедова, а в нем дворовых его людей 22 человека, да крестьянских и бобыльских 11 дворов, людей в них 67 человек…». Однако, как явствует из писцовых книг и Грамоты царя Михаила Федоровича, пожалованной в 1614 году Михаилу Ефимовичу Грибоедову, первыми владениями Грибоедовых были поместья Белый Холм Труфановского стана и Стенино Липицкого стана Вяземского уезда еще в XVI веке.
В XVII-XVIII веках представители смоленской ветви семьи Грибоедовых были хорошо известны среди московского и смоленского дворянства. Многие из этого рода были близки ко двору, о чем свидетельствует, в частности, тот факт, что полковник Семен Грибоедов играл при царевне Софье Алексеевне в спектакле по переводной комедии Мольера «Доктор принужденный» вместе с такими сановниками, как князья Ю.А. Долгорукий, В.В. Голицын, Я.Н. Одоевский, Д.Н. Щербатов. Среди Грибоедовых – владельцев усадьбы выделяется дед будущего драматурга Федор Алексеевич Грибоедов, отставной поручик Преображенского полка, который вступил во владение Хмелитой в 1736 году. С его именем связано строительство богатой каменной усадьбы в середине XVIII века. У Федора Алексеевича было пятеро детей – сын и четыре дочери. Одна из них, Анастасия Федоровна, была матерью автора «Горя от ума». Друг детства Грибоедова В. Лыкошин вспоминал: «…Анастасия Федоровна – мать поэта и дочери, известной по Москве своим музыкальным талантом, – с детьми и их учителем Петрозилиус с женою, проводила также лето в Хмелите».
Считается, что усадебный дом в имении построен в 1753 году, хотя эта дата и оспаривается историками. В «Экономических примечаниях к плану генерального межевания Вяземского уезда Смоленской губернии», составленных не позднее 1780 года упоминается в связи с Хмелитой о «владении лейб-гвардии капитан-поручика Федора Алексеева сына Грибоедова… дом господский каменный о двух этажах, с четырьмя флигелями». Это упоминание, несомненно, относится к существующему и поныне усадебному дому. Сведения о большом строительстве, которое вел Ф.А. Грибоедов в Хмелите, начиная с середины XVIII века, а также стилистическая характеристика архитектуры усадебного дома, типичная для русской архитектуры середины XVIII века подтверждают данную датировку. В этот же период в усадьбе был разбит регулярный парк, построены Казанская церковь и каменные здания служб.
Композиционным центром усадебного ансамбля в Хмелите являлся большой барский дом дворцового типа, выстроенный в архитектурных формах русского барокко. Четыре двухэтажных флигеля композиционно закрепляли по углам пространство парадного двора, расположенного перед главным, западным фасадом дома. Дальше к западу – широкие террасы партера, великолепная панорама долины р. Вязьмы.
С востока к усадебному дому примыкал регулярный парк «с глухими и открытыми аллеями», в котором размещались «два копаных пруда с саженной рыбою», а также «хорошие цветники с каменными статуями». В своей восточной части регулярный парк переходил в так называемый английский, пейзажный парк, включавший в себя естественные уголки природы с запутанными тропинками, зарослями кустарника и уютными лужайками. Систему регулярного и пейзажного парков дополняли наиболее эффектные видовые точки на окрестные пейзажи. По всей вероятности, имелись в хмелитском парке и характерные для крупных ансамблей загородных усадеб второй половины XVIII в. атрибуты садово-паркового искусства: мостики, гроты, беседки, павильоны и т.п.
К юго-западу от парадного двора, обнесенного каменной оградой, стояла освященная в 1759 году, построенная в одном стиле с усадьбой церковь Казанской Иконы Божией матери с двумя более поздними приделами – во имя Николая Чудотворца и Иоанна Крестителя. В конце XVIII века в селе «на расстоянии одной четверти версты от Казанского храма... за ручейком Скоробовкою» построен был второй при Хмелите храм (ныне не существующий) – однопрестольный, в честь преподобного Алексея, человека Божия. Это было круглое каменное строение, окруженное колоннадой, рядом с храмом двухъярусная колокольня и приходское кладбище внутри ограды.
В южной части усадебной территории сохранились каменные здания служб. Хмелитская усадьба была в XVIII века крупным помещичьим хозяйством. В документах этого периода упоминаются скотные дворы, рыбное хозяйство в прудах, конный завод с манежем при усадьбе, а также значительное число мастеровых людей различных специальностей: кузнецы, слесари, столяры, ткачи, живописцы (возможно, их руками были расписаны по холсту стены хмелитского дома) золотари, ружейники, каменщики и т.д. (среди этих мастеровых названы даже архитекторы). Говоря о хозяйственной жизни Хмелиты первой четверти XIX века, бывший крепостной Грибоедовых старик Прокоп вспоминал, что в усадьбе были разные мастерские: «и мебель, и все, что нужно было, в них делали. Мой дед был столяром».
Судя по всему, на рубеже XVIII и XIX веков между главным домом и юго-восточным флигелем была выстроена закрытая галерея. Значительно изменился в первой половине XIX века и внешний облик усадебного дома: в это время была сбита большая часть его старого архитектурного декора и заново оштукатурены фасады, к центральной части западного фасада был пристроен громоздкий четырехколонный портик, само здание получило новое завершение в виде круглого бельведера. Уже в начале XX века галерея и сохранившийся первый этаж юго-восточного флигеля были надстроены вторым этажом.
При исследовании хмелитского усадебного дома в 1969-1971 годах под позднейшими наслоениями были вскрыты следы всех основных элементов его первоначального архитектурного облика, что позволило выполнить проект реставрации этого интересного памятника середины XVIII века (проект разработан Всероссийской специальной научно-реставрационной производственной мастерской, автор проекта В.Е. Кулаков).
Имя архитектора господского дома в усадьбе Хмелита не дошло до наших дней, однако исследователи полагают, что его создателем выступил один из учеников Растрелли. Торжественного вида особняк прекрасно передает дух эпохи барокко. Архитектурная трактовка его главного фасада с тремя выступающими вперед ризалитами, карнизом сложного профиля и раскрепованными фронтонами выполнена с высоким мастерством и изяществом, которыми отличаются лучшие барочные постройки в Петербурге и Москве, такие, как дворец Строгановых в Петербурге (архитектор В. Растрелли) или усадьба Апраксиных-Трубецких (автор не установлен) в Москве, на Покровке.
Причудливое очертание оконных наличников, трехчетвертные колонны и другие элементы декора, сверкающие белизной на голубоватом фоне фасада, придавали архитектуре хмелитского дома живописный характер и способствовали его эмоциональному восприятию.
Со стороны парка в центре фасада располагалась парадная, овальная в плане лестница, ведущая на второй этаж. На верхнюю площадку лестницы выходила дверь большого парадного зала. Этот зал был перекрыт сводом зеркального типа, на котором была, очевидно, декоративная роспись. Планировка внутренних помещений дома сделана по обычному для сооружений данного типа принципу анфиладного размещения парадных помещений. В интерьерах дома сохранились следы лепных карнизов и облицовки стен цветным мрамором, останки печей, облицованных красочными поливными изразцами XVIII века. Кроме парадных помещений и жилых покоев (всего в доме насчитывалось более 40 комнат), здесь имелись обширная библиотека, картинная галерея, возможно, был и театр для домашних любительских спектаклей, которые устраивались в усадьбе во времена А.Ф. Грибоедова – дяди поэта.
С 1830-х годов хмелитская усадьба, славившаяся раньше на всю губернию, постепенно приходит в упадок. В 1832 году после смерти А. Ф. Грибоедова Хмелита наследственно перешла «к дочери его, княгине Варшавской», Елизавете Алексеевне Паскевич. В 1869 году усадьба была продана «со всеми принадлежавшими ей землями Сычевскому купцу 1-й гильдии Сипягину, а тот продал немцу Ланге», который распродал всю мебель и начал разрушать дворец. Описания дома и усадьбы находим в воспоминаниях сына последнего ее владельца Н.В. Волкова-Муромцева. Он описывает Хмелиту такой, какой застали ее его родители, приехавшие сюда в 1894 году: «Дом был в ужасном состоянии, никто не жил в нем уже много лет. Все было запущено, северный флигель снесен, верхний этаж южного разрушен. В зале на полу сушилось зерно, из скважин паркета росла рожь».
В 1918 году в главном здании усадьбы размещался Народный дом – с театром, читальней, чайной. Не разрушенный в Великую Отечественную войну (была взорвана только колокольня Казанской церкви иконы Божьей матери), дворец пострадал от пожара в 50-е годы XX века. С 1970-х годов начались реставрационные работы в грибоедовской усадьбе, которые поспособствовали ее спасению.
В настоящее время ансамбль родовой усадьбы дворян Грибоедовых практически полностью восстановлен Виктором Кулаковым для новой музейной жизни.
Усадьба Хмелита – единственное место не только в русской провинции, но и в России, где аккумулируется историческая память о великом сыне России А.С. Грибоедове.


Виктор Кулаков
Александр Максимов

 
О «РЭРО», «РЭРО»! О ПЕВЗНЕР, ПЕВЗНЕР!

https://i.imgur.com/IaohYTW.jpg

Легендарному композитору и музыканту, заслуженному деятелю искусств Грузии Константину Григорьевичу Певзнеру в июне исполнилось бы 95... Я в квартире его вдовы и музы – очаровательной Мерции Певзнер, хранительницы наследия музыканта и памяти о нем. Вместе просматриваем пожелтевшие газеты, фотографии, письма. В одном из них Мерция Певзнер делится своими мыслями, планами в связи с подготовкой издания, посвященного мастеру – оно называется «Оранжевая песня Константина Певзнера» (в наименовании книги не только намек на популярнейшую «Оранжевую песню» композитора в исполнении чудесной Ирмы Сохадзе, но и на жизнеутверждающий посыл его яркого творчества в целом, не зря российский актер, музыкант, писатель Владимир Качан назвал Константина Певзнера «человеком грузинского лета»), говорит о своем желании, чтобы книга получилась интересной, теплой, остроумной и профессиональной.
В итоге родилась действительно замечательная книга, отвечающая всем названным выше критериям. Что удивительного, ведь среди тех, кто поделился воспоминаниями о Котике Певзнере, такие титаны, как Гия Канчели, Юрий Саульский, Игорь Кио, Леонид Зорин, Вахтанг Кикабидзе, Аркадий Арканов, Владимир Коренев...
«В начале 70-х Константин Певзнер жил в районе старого Тбилиси. Хотя квартира по улице Чалаубанской, дом 9 особенными удобствами не отличалась, уверен, ее хорошо помнят все посетители этого старого, типично тбилисского, деревянного двухэтажного дома, в котором с утра до вечера звучала музыка. Я часто вспоминаю и те безвозвратно ушедшие времена, и ту угловую комнату, в которую человек попадал, пройдя довольно длинный, открытый, полукругом расположенный балкон, и рояль, звуки игры на котором доносились уже при приближении к дому, и совершенно очаровательную бабушку, которая с мягкой и ласковой улыбкой принимала и провожала непрерывный поток гостей. Всех многочисленных посетителей этого необычного «музыкального салона» объединяло одно чувство – чувство любви к музыке», – вспоминает выдающийся композитор современности Гия Канчели.
Среди материалов, связанных с именем Певзнера, бросилась в глаза публикация, напечатанная в газете «Вечерний Тбилиси» за 16 апреля 1982 года. Она оповещает о премьере эстрадного представления-ревю «Рэросанс-82», в котором принимал участие, наряду с известными юмористами (к примеру, интермедии  заслуженного артиста Грузинской ССР Гии Чиракадзе), вокальным секстетом, артистами джаз-балета (хореографы – сплошь знаменитости: Юрий Зарецкий, Юрий Шерлинг, Борис Эйфман), Государственный эстрадный оркестр Грузии. Художественный руководитель и главный дирижер – заслуженный артист Грузинской ССР Константин Певзнер.
Этому неординарному событию предшествовал долгий путь большого музыканта. А начался он в Баку. В школе Котик Певзнер играл по слуху на рояле, и в его репертуаре были самые популярные мелодии эпохи.
«В то время большим успехом пользовались джаз-оркестры Леонида Утесова, Александра Цвасмана, Эдди Рознера, Артема Айвазяна. Все они бывали на гастролях и в нашем городе... И разве мог я подумать, что жизнь сведет меня со всеми этими людьми не иначе, как в совместной работе, а с некоторыми из них мы даже станем друзьями», – рассказал К. Певзнер спустя годы.
Потом была война, и Константин ушел на фронт... А после демобилизации получил приглашение от большого театрализованного оркестра Дома флота Каспийской флотилии, которым руководил музыкант и композитор Тофик Кулиев. Позднее была учеба в Бакинской консерватории по классу композиции у Кара Караева.
Из воспоминаний первого администратора оркестра «Рэро» Александра Самовского (публикуется впервые):
– 1956 год. Я позвонил Константину Певзнеру и рассказал, что в Тбилиси прилетел Эдди Игнатьевич Рознер, привез заказанную филармонией программу для эстрадного оркестра Георгия Габескирия, а вчера во время просмотра в помещении театра Руставели на какое-то замечание заместителя министра культуры Георгий очень резко ответил и в итоге был уволен. «Рознеру наутро назначили встречу с министром культуры Автандилом Гуния. И мы решили предложить завтра твою кандидатуру. Решай!» – такой был разговор.
Утром мы встретились в приемной Гуния. Котик дал согласие возглавить оркестр. Так началась наша совместная работа и дружба на всю жизнь.
Вначале условием минкультуры было – указывать на афише рядом с фамилией Певзнера и другую: композитора Петрэ Налбандишвили. Но позднее Петрэ сам отказался от этого, так как оркестром, всей творческой работой занимался Котик! Дело в том, что Налбандишвили был зятем Гуния, а его сестра Нонна танцевала в «Рэро».
Певзнер был большим, талантливым музыкантом, его уникальные творческие находки пользовались огромным успехом, а наградой был гром аплодисментов на концертах. Грузинским колоритом было пронизано все – и музыка, и литературный материал, и танец, и юмор. Котэ был больше, чем грузин.
Сценарий программы писали москвичи: Аркадий Арканов и Олег Левицкий. С оркестром репетировали Людмила Гурченко, Лили Гегелия, Нази Думбадзе, Нани Брегвадзе, Ирма Перадзе. В «Рэро» начинали работать Картлос Касрадзе, Гия Чиракадзе, Автандил Геловани, Карлен Саркисян, Гоги Хабазишвили, Константин Кишмишев, Левон Оганезов и другие талантливые артисты и музыканты. Музыку сочиняли лучшие композиторы, среди них – Георгий Цабадзе, Гия Канчели, Сулхан Цинцадзе, Важа Азарашвили, Реваз Лагидзе, Бидзина Квернадзе, Арчил Кереселидзе. И, конечно, сам Певзнер! Постоянным спутником оркестра с первого дня его создания стал друг Котика Дориан Кития. Человек, убедивший Эдуарда Шеварднадзе выделить средства на создание программы для участия «Рэро» в VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в 1957 году. Костюмы, оформление сцены – художник Отар Литанишвили. На фестивале оркестр «Рэро» стал настоящей эстрадной бомбой, получил медаль. После 1957-го наш коллектив ежегодно выступал в Москве, в Театре эстрады – зимой и в саду «Эрмитаж» – летом, вплоть до 1966 года. А в 1966-м оркестр, окружив себя советскими звездами эстрады, триумфально провел гастроли в центре Парижа, в престижном концертном зале «Олимпия». Договор с директором «Олимпии» господином Брюно Кокатриксом на двадцать один концерт подписал я – Александр Самовский.
Минуло много лет со дня создания Константином Певзнером оркестра «Рэро». Мне позволительно на основании большого опыта и дальнейшей работы с лучшими коллективами этого жанра сказать следующее: в бывших республиках (Молдова, Армения, Азербайджан, Беларусь, Эстония, Латвия и др) были попытки создать аналогичный эстрадный оркестр, но столь продолжительного успеха, какой сопутствовал творчеству «Рэро», они не имели.
Вспоминает Мерция Певзнер:
– Отец Котика был еврей – Григорий Певзнер, мать – грузинка Лидия Ткешелашвили. Родители Константина жили в Баку, остальные родственники – в Тбилиси и Гаграх. Совсем еще маленьким Котик был крещен в Абхазии, в Гаграх, в старой церкви, которая находилась в ущелье. Его тетя жила в Гаграх, на улице Лермонтова 12. Выйдя замуж за Котика, я не однажды гостила у его родных. Котик обожал море – с ним у него всегда были связаны особые ощущения. Может быть, потому что именно там он был крещен. Каждый год мы ездили в Абхазию, в Гагры. А потом, после постройки семи многоэтажных гостиничных корпусов, – в развивающуюся Пицунду. Сохранилась наша совместная с Котиком фотография, снятая на пляже. Она датирована 1971 годом. И незадолго до кончины Котика в 1990 году мы снова поехали в Пицунду – и сфотографировались на том же самом месте, что и двадцать лет тому назад. Этот снимок тоже есть в моем архиве.
Котик не был красавцем. Но он был очень обаятельным, веселым, остроумным, прекрасным рассказчиком. Музицировал, пел, с ним было очень интересно. Вокруг Котика всегда собирались люди. Он приехал в Тбилиси из Баку, и обратно его уже не отпустили. Певзнер пользовался большим успехом у противоположного пола, и ему нравились красивые женщины. Умел галантно ухаживать. Конечно, я ревновала, хоть и понимала, что я у него – единственная... Котик не был ловеласом – женская красота скорее вдохновляла его.
А познакомились мы так. Я поступила на химический факультет ГПИ. Со мной вместе поступала Нелли Гамбашидзе, мы с ней подружились и стали ходить друг к другу в гости. Через пару лет Нелли мне сказала: к нам из Баку приезжает мой двоюродный брат, композитор. Так как родители Нелли были в отъезде, нам с ней пришлось встречать гостя самим. Приготовили обед... Выяснилось, что Константина пригласил в Тбилиси профсоюзный лидер Дориан Кития, занимавшийся оркестром. Он обратился к Котику, потому что узнал, что тот пишет песни – многие стали шлягерами, среди них моя любимая песня «Волны шепчут». В квартире Гамбашидзе и остановился Певзнер. Тем более, что там стоял рояль. Я часто ходила к Нелли в гости. А однажды пригласила Котика и Нелли на свой день рождения – мне исполнилось 18 или 19 лет. Конечно, пришли мои друзья, товарищи. Вдруг звонок, открываю дверь и вижу огромный букет цветов и записку в нем: «Расти большая! Котик». Это было первое признание в любви! Между нами была одиннадцатилетняя разница в возрасте: я студентка, а он уже известный композитор, автор популярных песен, которые исполнял знаменитый Рашид Бейбутов – «Фарида», «Кошка и плов»... Когда Котик работал и негромко наигрывал на рояле, его с удовольствием слушал весь двор. Тетя Котика, Мэри Ткешелашвили извинялась перед соседями за причиняемое беспокойство, но те возражали: нет, нет, пусть играет!
Через некоторое время я вышла замуж за Котика. Это стало для многих неожиданностью. Хотя некоторые, наиболее наблюдательные, конечно, замечали: Котик за Мерцией ухаживает, и он ей определенно нравится. Я долго даже не осознавала, что влюблена в Певзнера. Просто у нас была общая компания и явных проявлений еще любви не было.
На одном из памятных вечеров о Котике Певзнере замечательно сказал известный режиссер, педагог Гига Лордкипанидзе (публикуется впервые):
– Я очень много лет знал Котэ, Котика Певзнера – яркую личность, талантливейшего композитора, фантастического музыканта, одного из основоположников грузинской эстрады, создателя оркестра очень высокого уровня – «Рэро», который прославился на весь Советский Союз. К тому же он был замечательный аккомпаниатор – подобного я в своей жизни больше не встречал! Музыка была в сердце и душе Котика Певзнера.
Большую часть своей жизни он провел в Грузии, написал здесь удивительные песни. Константин Певзнер – замечательный грузинский композитор и музыкант. Он был большим патриотом грузинской музыки, эстрады. Он был предан своему оркестру. Следовал по пятам за известными композиторами Р. Лагидзе, Б. Квернадзе, Г. Торадзе, Ш. Милорава, Г. Цабадзе, А. Кереселидзе, настаивая, чтобы они писали грузинские песни. Талантливый композитор, элегантный дирижер, человек, обладающий огромным чувством юмора, многосторонне одаренная личность. Его концерты, вечера были наполнены юмором, радостью, музыкой.
Вспоминает композитор Юрий Саульский (из книги «Оранжевая песня Константина Певзнера»):
«Переезд в Тбилиси... имел важное значение в творческой судьбе молодого музыканта: здесь он становится одной из центральных фигур в жизни музыкальной эстрады города и вскоре организовывает и возглавляет государственный эстрадный оркестр Грузии – «Рэро», ставший во многом главным делом его жизни. В этом коллективе с его яркой, праздничной зрелищностью, с прекрасным использованием традиций грузинского романсового мелоса, с красивым звучанием джаз-оркестра, с программами, полными юмора, особенно широко раскрылся талант К. Певзнера как композитора, аранжировщика, дирижера, чрезвычайно точно ощущающего природу эстрадного концерта. Здесь очень интересно проявились и его качества педагога, воспитавшего целую плеяду эстрадных певцов Грузии... А сколько песен и оркестровых джазовых пьес было написано композитором для «Рэро»! Я вспоминаю, например, такие его прекрасные, романтические произведения, как «О рэро, рэро», ставшее своеобразным гимном коллектива, и «Выходи», популярное в течение многих лет, изобретательные инструментальные миниатюры. Среди них «Сабуртало» и многие другие сочинения. Оркестр «Рэро» вписал славную страницу в историю грузинской эстрадной музыки, да и не только грузинской, и в этом бесспорная заслуга его руководителя. Он был, что называется, душой коллектива. Артистичный, чрезвычайно пластичный дирижер, он был строг, требователен и авторитетен на репетиции. Популярность «Рэро» в нашей стране была велика, гастрольные выезды оркестра за рубеж тоже сопровождались большим успехом».
В 1974 году Леонид Утесов приглашает Константина Певзнера в Москву. Композитор начинает работать в Государственном народном оркестре РСФСР под управлением народного артиста СССР Леонида Осиповича Утесова. Певзнер фактически возглавлял его, хотя номинально являлся просто музыкальным руководителем.
Работал Константин Певзнер и в театре, писал оперетты («Важная персона», «Седьмое небо»). Держу в руках вырезку из газеты «Вечерний Тбилиси». В небольшой заметке рассказывается о гастролирующем в Тбилиси Одесском театре музыкальной комедии, показавшем спектакль в постановке И. Гриншпуна «Всегда с любимой» В. Есьмана и К. Крикоряна – о проблемах молодежи. Музыку к нему написал Константин Певзнер. Автор публикации отмечает, что она «приятная, мелодичная».
Очень успешным оказалось и сотрудничество с Тбилисским государственным русским драматическим театром имени А.С. Грибоедова – так, в сотворчестве с режиссером Тенгизом Кандинашвили родился прекрасный спектакль «Шестой этаж» А. Жери. В своей рецензии великая актриса Верико Анджапаридзе отметила не только режиссуру, актерские работы и художественное оформление постановки, но и музыку: «Приятно отметить органично вплетенную в ткань спектакля по-настоящему театральную музыку даровитого музыканта, композитора Константина Певзнера».
Оформил Певзнер еще два спектакля Грибоедовского театра – «Тополек мой в красной косынке» Ч. Айтматова и «Эй ты, здравствуй!» Г. Мамлина. Оба поставил режиссер Котэ Сурмава. Написал Константин Певзнер и музыку к кинофильмам, а также «Симфонические картины» для симфонического и пьесы для эстрадного оркестра.
Завершить материал о композиторе хочется ностальгическими воспоминаниями Аркадия Арканова (из книги «Оранжевая песня Константина Певзнера»). Они очень важны – особенно в свете сегодняшних, увы, нерадостых, непростых реалий российско-грузинских отношений:
«Я много раз приезжал [потом] в Тбилиси, но так, чтобы там находился в это время Котик. И каждый раз на проспекте Руставели, и на улице Плеханова, и на Вельяминовской пахло грзинским хлебом и хинкали, и водами Лагидзе... И с горы Мтацминда спускались на меня обволакивающие грузинские мелодии, которые очень любили в России, перед которыми растворялись неприступные девические гордости, умножая легендарную славу усатых красавцев-обольстителей. Но это была только одна седьмая, надводная часть айсберга, именуемого музыкой, а остальные шесть седьмых по-настоящему ценили только в Грузии! И Котик являлся тем самым гидом-гондольером, который возил нас по самым удивительным заводям и протокам, мимо восхитительных замков и островов в лениво-теплом океане грузинского мелодического океана».


Инна БЕЗИРГАНОВА

 
«ПУШКИН ЕСТЬ ЯВЛЕНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ…»
https://i.imgur.com/3irsAOL.jpg
6 июня – день рождения Пушкина – это праздник для всех ценителей русской классики. В Тбилиси сложилась добрая традиция собираться в сквере им. А.С. Пушкина у памятника великому поэту.
История памятника известна тбилисцам, в ХIХ веке средства для него собирали горожане. Вот что писала газета «Иверия» в 1899 году: «В день благословения памятника к Пушкинскому саду устремилась огромная масса людей. Люди заполнили балконы, окна, крыши близлежащих домов. Пушкинский сад был украшен знаменами. Дом, где в 1829 году в течение двух недель жил Пушкин, был украшен гирляндами цветов и флагами». Нужно отметить, что это был пятый памятник поэту после Москвы, Петербурга, Кишинева и Одессы.
В этом году под эгидой Пушкинского общества русскоязычных литераторов Грузии «Арион» (руководитель – М. Айдинов) и Международного культурно-просветительского союза «Русский клуб» (президент – Н. Свентицкий) в сквере собрались русскоязычные литераторы, журналисты, представители этнических меньшинств. Прозвучали стихотворения на языке оригинала и в переводах на грузинский, азербайджанский, армянский, белорусский, греческий, литовский, осетинский, польский, украинский и другие языки. Затем собравшиеся были приглашены в Тбилисский академический русский драматический театр им. Грибоедова на спектакль «Желтый ангел» (реж. – А. Варсимашвили, в главной роли – И. Мегвинетухуцеси). После спектакля были вручены почетные дипломы и ценные подарки победителям литературного конкурса «Как сохранить язык Пушкина на земле Руставели».


«Стихи Пушкина дарили детям русский язык в самом совершенном его великолепии, язык, который они, может быть, никогда больше не услышат и на котором никогда не будут говорить, но который все равно будет при них как вечная драгоценность». Александр Сергеевич Пушкин сделал русский язык совершенным, он принес русскому языку мировую значимость. А посему в наше время не вызывает никаких сомнений, что «говорить по-русски» – означает «говорить на пушкинском языке». Анна Ахматова

«… у каждого из нас – свой Пушкин, остающийся одним для всех. Он входит в нашу жизнь в самом начале и уже не покидает ее до конца». А.Т. Твардовский


«Наша память хранит с малолетства… имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними – это легкое имя: Пушкин. Пушкин так легко и весело умел нести свое творческое бремя, несмотря на то, что роль поэта – не легкая и не веселая; она трагическая; Пушкин вел свою роль широким, уверенным и вольным движением, как большой мастер; и, однако, у нас часто сжимается сердце при мысли о Пушкине: праздничное и триумфальное шествие поэта, который не мог мешать внешнему, ибо дело его – внутреннее – культура, – это шествие слишком часто нарушалось мрачным вмешательством людей, для которых печной горшок дороже Бога». А.А. Блок
 
«Я ОСТАНОВИЛСЯ В ТРАКТИРЕ…»

https://i.imgur.com/oV1FxZ4.jpg

В современных изданиях «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» А.С. Пушкина занимает около 40 страниц, из них пребыванию в Грузии отведено менее 11. Попытки расшифровать загадки этого художественного произведения, предпринятые за прошедшие 184 года (напомню, что «Путешествие» было написано спустя 6 лет после поездки) в сотни, если не тысячи раз, превосходят его объем. Но загадки остаются.
Попытка уточнить место проживания поэта в Тифлисе приводит к любопытным наблюдениям. Сам поэт лишь дважды его упоминает: «Я остановился в трактире…». Так начинается вторая глава. Ниже поэт еще раз упомянет трактир: «В моем трактире кормили меня также дорого и дурно». Казалось бы, попытки уточнить адрес трактира будут безрезультатными. Тем интереснее проследить, как несколько поколений исследователей искали адреса, по которым мог проживать Пушкин во время проживания в Тифлисе.
В 1899 году, к столетию со дня рождения поэта, редакция газеты «Кавказ» выпустила книгу «Кавказская поминка о Пушкине». Здесь не только опубликовали в полном виде «Путешествие в Арзрум», но и хронологию поездки Пушкина, составленную выдающимся кавказоведом Евгением Густавовичем Вейденбаумом (1845-1918). Спустя 70 лет после пребывания поэта в Грузии автор подчеркивал: «Пребывание Пушкина на Кавказе в 1829 году принадлежит к наименее известным в подробностях периодам в жизни поэта».
К тому времени уже были опубликованы воспоминания Н.Б. Потокского, как и К.И. Савостьянова, П. Ханжонкова, но записанные спустя несколько десятилетий они грешат неточностями и требуют дополнительного подтверждения; официальные документы крайне скупы, а единственное письмо поэта к Ф.И. Толстому, посланное из Тифлиса в первый день приезда, коротко и не дает ответа на интересующие нас вопросы.
Е.Г. Вейденбаум подчеркивал: «Большой интерес для тифлисцев представляет вопрос: где жил Пушкин в Тифлисе? Считается достоверным, что ему была отведена для жительства комната в доме Цуринова на Эриванской площади, по линии, которая вследствие этого ныне называется Пушкинскою… Н.Б. Потокский говорит так же, что Пушкин поместился в единственной в то время небольшой гостинице Матасси. Остается предполагать, что Пушкин пожил у Матасси, перешел потом в дом Цуринова, или же что он жил в этом доме по возвращении из Эрзерума».
Вейденбаум сообщает скупые сведения о трактирщике: «Матасси имел ресторацию в доме армянского духовного училища, на нынешнем Солдатском базаре. Там же помещался тогда же и клуб или собрание. В 1828 году ресторация закрыта и Матасси перенес ее на Эриванскую площадь, против полиции, приблизительно туда, где ныне гостиница Кавказ».
Спустя 50 лет блистательный литературовед, музейный работник, некрополист, профессор Тифлисского университета Иван Константинович Ениколопов (1893-1994) в книге «Пушкин на Кавказе» попытался вновь найти ответ на этот вопрос.
«26 мая 1829 года в 11 часов вечера Пушкин прибыл в Тифлис и, как он писал, остановился в трактире… «Ресторация эта помещалась невдалеке от Эриванской площади; отсюда надо было спустится на небольшую площадь, к почтовой конторе, напротив которой находился небольшой и тесный дом. Содержал эту ресторацию француз», – так писал один из современников поэта за несколько месяцев до него побывавший в Тифлисе.
Любопытно следующее наблюдение Ениколопова: «…дом Цуринова (который сохранился вплоть до 80-х годов) состоял из двух этажей, из которых в верхнем жил домовладелец с семьей, а нижний был занят растворами. Никакого трактира там не было…
…трактир помещался на Грязной улице (ныне улица Желябова)».
Уточним, что на плане 1867 года эта улица нанесена как Большая Грязная, на плане 1900 года как улица царя Соломона, с 1923 года – Желябова, а с 1980 – Александра Дюма (отца).
Ениколопов приводит выдержку из сообщения французского консула Гамба. «МЫ остановились у одного провансальца по имени Поль, гренадера французской армии, попавшего в плен в компанию 1812 г. Он приехал в Грузию с одним русским генералом как повар и недавно открыл в Тифлисе кухмистерскую – настоящее новшество в Азии. Это честный и почтенный человек». (Перевод с французского языка).
В 1987 году тбилисское издательство «Мерани» выпускает сборник «Шумит Арагва предо мною…», составленный профессором Вано Семеновичем Шадури (1910-1988), автором более 40 книг, посвященных исследованию русско-грузинских взаимосвязей. Сборник приурочили к 150-летию со дня смерти поэта. Но и здесь есть ряд спорных заключений, в частности, предшественники указывали датой прибытия поэта в Тифлис 26 мая день 30-летия А.С. Пушкина, у В.С. Шадури дата сдвинута на один день. «Пушкин прибыл в Тбилиси по Военно-Грузинской дороге 27 мая поздно вечером и остановился в «трактире» на нынешней площади В.И. Ленина (помещение трактира не сохранилось), (на этом месте теперь находится музей Дружбы народов)».
В 1988 году московское издательство «Профиздат» выпускает в 2-х томах «Пушкинские места», главу, посвященную Грузии, подготовил В.С. Шадури. Датой прибытия поэта в Тбилиси на этот раз указано 26 мая. Со ссылкой на воспоминания Н. Потокского подчеркивается, что остановились попутчики «в единственной в то время небольшой гостинице иностранца Матасси». До 1828 года эту гостиницу (небольшой двухэтажный дом с балконом) и при ней ресторацию-клуб содержал француз Жан-Поль, которого упоминает в одном из писем А.С. Грибоедов. Здание гостиницы не сохранилось, оно находилось на месте дома 5 по нынешней Пушкинской улице».
Здесь несколько неточностей: Жан-Поль Матасси в 1828 году перенес свою гостиницу с ресторацией ближе к Эриванской площади и продолжал ею владеть, она примыкала к дому Цуринова, описание которого приводит В.С. Шадури.
В монографии Джуаншера Левановича Ватеишвили «Русская общественная мысль и печать на Кавказе в первой трети XIX века» (Москва, Наука, 1973) вновь повторяются ошибки предшественников, в сноске 103 подчеркивается: «Имеется в виду единственная в то время в Тифлисе гостиница, которую содержал тот же Матасси, владелец «Ресторации» при дому Армянского духовного училища. Пушкин сначала жил в этой гостинице… По возвращении из Арзрума Пушкин проживал в доме Цуринова на Эриванской площади…».
Путаница с адресами и именами продолжилась и в дальнейшем. Личность Матасси, его судьба, история первой в Тифлисе гостиницы, которая в судьбе города и русско-грузинских литературных связях играла исключительную роль, долгое время оставались в тени.
В 2012 году журналист, искусствовед Ирина Дзуцова опубликовала комментированный словарь «В те дни ты знал меня Кавказ…», где были использованы как разыскания автора, так и ее дочери Альды Енгоян для словаря «Французы и Грузия. ХII-ХХ вв.». Поиски в Государственном историческом архиве позволили заключить, что Жан-Поль Матасси – француз из Прованса, гренадер армии Наполеона, пленен при Березине в 1812 году. В 1816 году в качестве личного повара генерала и главнокомандующего Грузии А.С. Ермолова попадает в Тифлис. В 1818 году открывает первую гостиницу с ресторацией, а спустя десять лет переносит ее ближе к Эриванской площади. Горожане и гости города называли это заведение «У Поля». Здесь можно было вкусно поесть, побеседовать и потанцевать, полюбоваться женой Поля – черкешенкой Гулез и их дочерями Марго и Нальжан.
Ениколопов справедливо утверждал, что Матасси фамилия Поля, В.С. Шадури – Поля и Жана, Поля и Матасси считал разными лицами. Дюбуа де Монпере в книге «Путешествие вокруг Кавказа» писал, что Жан-Поль позже ушел в немецкую колонию, откуда была его жена и где он поселился сам и вновь открыл ресторацию. Сколько продержались гостиница и ресторация Матасси, открытая еще 1818 году, сменившая местонахождение несколько раз и в конец запутавшая поколения исследователей, неизвестно. Но вернемся в далекий 1818 год и вместе с Александром Сергеевичем Грибоедовым переступим ее порог.
«Приехав впервые в Тифлис, Грибоедов на время остановился в единственной в то время гостинице, небольшом двухэтажном доме с широким балконом, которую содержал француз Поль (ныне ул. Пушкина, 5; старое здание не сохранилось). При гостинице имелась ресторация-клуб, которую Грибоедов упоминал в своих письмах и дневниковых записях 1822 года. По приезде в столицу Грузии Грибоедов встретил Якубовича, с которым вскоре состоялась дуэль в окрестностях деревни Куки (Кукия ныне часть Тбилиси)», – из энциклопедии «Грибоедов» Сергея Фомичева. И вновь ошибочно указан адрес дома Цуринова, напомню, что в 1818 году гостиница находилась совсем в другом месте. В воспоминаниях, собранных Д.А. Смирновым, однозначно указано: «Только он (Грибоедов А.С.) приехал в Тифлис и вошел в какую-то ресторацию, как чуть ли не на лестнице встретился с Якубовичем… они стрелялись. Якубович был легко ранен. Грибоедову пуля пробила ладонь левой руки близ мизинца».
Александр Иванович Якубович, офицер лейб-гвардии уланского полка, участник восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, в 1818 году за участие в знаменитой перекрестной дуэли был переведен на Кавказ в действующую армию. В дневниковых записях Н.Н. Муравьева-Карского детально отражены преддуэльные события и дуэль в Тифлисе. Одна из записей подтверждает, что А.С. Грибоедов отправился на дуэль из гостиницы Поля.
Так скромная гостиница провансальца Матасси в разные годы и по разным адресам предоставила кров двум гениям русской литературы – Грибоедову и Пушкину.
На обратном пути из Эрзерума А.С. Пушкин прибыл в Тифлис 1 августа: «Здесь остался я несколько дней в любезном и веселом обществе. Несколько вечеров провел я в садах при звуке музыки и песен грузинских».
В книге Ениколопова со ссылкой на письмо бывшего директора Царскосельского лицея Е.А. Энгельгардта Ф.Ф. Матюшкину указывается, что поэт остановился у Вольховского. «Жил же Вольховский, как свидетельствует К. Вильбрахам, на Староинженерной улице (в дальнейшем Джорджиашвили, Дзнеладзе, ныне Табукашвили) в доме Военно-инженерного ведомства.
Вольховский Владимир Дмитриевич (1798-1841) – лицейский товарищ Пушкина, с 1826 года на Кавказе при И.Ф. Паскевиче, в 1828-29 гг. обер-квартирмейстер отдельного кавказского корпуса.
6 августа поэт покинул Тифлис. Город, в котором с нетерпением ждали его приезда, где отметили его 30-летний юбилей. В 1892 году в центре Тифлиса, в Пушкинском сквере, при большом стечении народа был торжественно открыт пятый в Российской империи памятник А.С. Пушкину (скульптур Феликс Ходорович, архитектор Винченцо Пилек). В дни празднования 200-летия со дня рождения поэта на фасаде Орбелиановской бани в Абанотубани была торжественно открыта мемориальная доска с текстом «Ничего не знаю роскошнее тифлисских бань…» В этой бане и сегодня можно заказать пушкинский номер, неподалеку от нее Резо Габриадзе украсил фасад дома керамической плиткой с изображением А.С. Пушкина, летящего на Пегасе с рогом, полным кахетинского вина, в цилиндре в банных тапочках на босу ногу.
Сложилась добрая традиция – в день рождения поэта собираться в Пушкинском сквере и читать стихи на русском и грузинском языках. Не будет нарушена эта традиция и в этом году, когда мы отмечаем 220-летие со дня рождения А.С. Пушкина и 190-летие со дня пребывания поэта в Тифлисе.


Александр СВАТИКОВ

 
СЕРГЕЙ ШУБ: «ПРОДОЛЖАЮ УЧИТЬСЯ ДО СИХ ПОР»

https://lh3.googleusercontent.com/u0QlGCUbhKddnCzeTV4encJ2wUnpTQ_QVIofgJO24DDfEVcvU5KO2kN97nbw0IZG9bHmL0zTGr1B9qlThOFwjloUWcgtjdYCWnrbireK1ppGtDo2-3sNtortN8Op4VdRlkC9_cGj1GioXUzAIu8FbWmc9plIdKpi_zapuMkO47v3oTkJpNhvQSp9WORw2SqUjKoZQ9ZvCDzNg2lhiLb1P8dOktsu1PJyHVdGhwwL7aDvCJA-wcS4q-lu28WJj4NA9xtCJHhPptzbdBy7pHimwrcmxvBUeo0hFxeZYGIgLXZBXXDAcw4Tr1jK92736PbILuqiXFQO-AOSYRMEzP2IalCkkr_7k5URJUU8hRNMxpjUpOiVmDS7jXI8CZnaRCwCir908HfIx3ifc5bSWMXyWJZ0v25b5TdG3ilTg7SwTm6RK1PHmT6bLLk1gKRvPYHVS3kBXShNro9En8tTvc6gtVHsMSQGO7wSZjD-mJiDT4cdqDUnU37OGWUfgWg4wv3_qvyOjpGrUVOQv-bw3fuuEQMAOVCHz2v-IR7FCSOSdNM2Easo_lB6Yn4YCtfP1iwCr2V-3UbUzNDppaiRSrupSjcv_-pNNpwyf9jOSZ5CWQzwbTwk-MzZnuZ6takzl5ZED0Crsk7M0YE6xZb-vAXpuYV9eIOHeEw=s125-no

Собеседник «Русского клуба» – Сергей Шуб, генеральный директор Санкт-Петербургского государственного театра-фестиваля «Балтийский дом», заслуженный работник культуры России, заслуженный деятель искусств РФ, лауреат премии Правительства Санкт-Петербурга в области литературы, искусства и архитектуры. 9 апреля ему исполняется 70 лет. «Русский клуб» поздравляет своего давнего друга с юбилеем, желает ему здоровья и новых творческих достижений и с радостью предоставляет ему возможность поговорить с нашими читателями о театре, о времени и о себе.
– Вы родились на Украине. Проявляются ли в чем-то ваши украинские корни?
– Я сын военного, наша семья много переезжала, и в этом смысле у меня должны быть корни и украинские, и белорусские, и северные. Мы долгие годы жили в Архангельске, на севере. Воспоминания об Украине связаны, прежде всего, с теплом, нежностью, с ласковым климатом,  который любит человека. 1 сентября ты шел в школу не в пальто, а в рубашечке легкой. Хоть я уже много лет живу в Петербурге, я всю жизнь тоскую по теплу и по тому, что с этим было связано. На Украине я жил с бабушкой и дедушкой и воспитывался в любви. В этом смысле у меня было счастливое детство. Вареники, которые моя бабушка делала с вишней, до сих пор мое самое любимое блюдо. К сожалению, сегодня у нас такой жесткий ритм жизни, это влияет на взаимоотношения в семье. Детям сегодня сильно не хватает любви.

– Кого вы считаете своими главными учителями в жизни? В профессии?
– Если говорить о людях, которые определили мой путь, то я не могу не вспомнить моего учителя по литературе Нину Федоровну Орлову в Архангельске. Мой папа – военный, а моя мама – врач. Меня готовили к медицинской карьере. Нина Федоровна заметила, что у меня есть интерес к гуманитарным наукам, к театру. С ней мы даже драмкружок организовали в школе. Моя первая и последняя роль на сцене была Сальери, мы играли пушкинские «Маленькие трагедии». По рекомендации Нины Федоровны я поступил в театральный институт в Ленинграде.
Что же касается профессии, то главным своим учителем я должен назвать Сергея Львовича Цимбала, выдающегося театрального критика. Он был моим мастером в театральном институте и вел у нас главный предмет – театральную критику. Сергей Львович дал всем,  кто со мной вместе учился на курсе, высочайшие критерии профессии  театрального критика. Один из главных: театральный критик не имеет права заходить в зрительный зал со служебного входа. Это очень глубокая мысль: мы должны судить результат, то есть спектакль. Мы не можем поддерживать одного или другого режиссера и не должны писать неправду, исходя пусть из благих, но конъюнктурных соображений. Критик имеет право только на объективную оценку художественного продукта. К сожалению, эти критерии, как и многие критерии нравственности, в профессии театрального критика сегодня потеряны. Осталось очень немного людей, которые этим критериям высокой театральной нравственности следуют.

– Как филолог и театровед стал генеральным директором театра?
– Мне всегда хотелось ставить амбициозные задачи перед собой и брать ответственность на себя. Наверное, мне это свойственно, потому что я Овен и родился в год Быка. После института я работал на телевидении, вел театральные программы, готовил их и вел в кадре, потом меня пригласил Геннадий Михайлович Опорков в Театр Ленинского комсомола, ныне «Балтийский дом». Я работал его помощником по творческим вопросам. Позже я перешел в Театр Ленсовета к Игорю Петровичу Владимирову. Это были мощные лидеры, быть вторым при которых было очень комфортно и интересно. Затем Вячеслав Глазков меня вернул в Театр Ленинского комсомола, и когда он уехал в Самару, мне пришлось принимать нелегкое решение:  остаться или уйти. Тогда набирал первые обороты фестиваль «Балтийский дом», и театр для меня стал действительно вторым домом. Я пришел к выводу: лучше  уж сам буду принимать решения, чем работать с кем-то, кто будет диктовать свои правила игры. Тем более, что тогда такой личности просто не просматривалось. Я стал этой профессией овладевать, и до сих пор учусь, но за все удачи и неудачи я несу личную ответственность, не перекладывая на кого-то другого. Это качество, думаю, вообще должно быть свойственно мужчине: отвечать за то, что ты взял на свои плечи, в семье и в работе. Конечно, отсутствие менеджерского образования приходилось восполнять. 23 года я работаю директором театра-фестиваля «Балтийский дом» и продолжаю учиться до сих пор. В том числе и у своих коллег. Например, у своего друга Николая Николаевича Свентицкого я учусь энтузиазму, сочетанию творческого романтизма с математической холодностью расчетов.

– Чем отличается Театр Ленинского комсомола от театра-фестиваля «Балтийский дом»?
– Прежде всего, тем, что это Театр-фестиваль. В «Балтийском доме» и в штатном расписании, и в нашей творческой программе эти две величины существуют в равной степени, помогая друг другу. Как и все петербургские театры, мы выпускаем в год 2-3 премьеры на большой сцене и 2-3 премьеры на малой. В течение года проходят фестивали «Балтийский дом», «Встречи в России», «Монокль» и точечные события, когда мы принимаем в театре коллективы из-за рубежа, а также  проводим проекты за границей, в том числе и в Грузии, и в странах Балтии, и в дальнем зарубежье – в Италии, в Израиле (где только мы ни были!). У нас нет одного художественного лидера, но в какой-то степени мы с Мариной Ароновной Беляевой, нашим арт-директором, разделяем эту работу, я имею ввиду формирование труппы, приглашение режиссеров. Мы многое находим, формируя фестивальную программу. Люк  Персеваль, Сильвиу Пуркарете, Йонас Вайткус пришли в наш театр благодаря фестивальным контактам. С другой стороны, фестиваль существует на базе театра. Это, кстати, специфика петербургских театральных фестивалей в отличие от московских. В Петербурге «Балтийский дом» – у нас, «Арлекин» – при театре «Зазеркалье», фестиваль «БТК-фест» – при Большом Театре кукол. Это дает дополнительное дыхание фестивалю. И команда у нас, по сути, общая. Мне кажется, что это – два сообщающихся сосуда, и это – удачная форма существования. Это дает дополнительный объем.

– Сохранились ли какие-нибудь традиции со времен Театра Ленинского комсомола?
– Традиция театра-семьи, театра-дома не в фундаментально-пенсионерском понимании этого слова, а в том, что театр – это некая структура, основа которой лежит в преемственности поколений, в почитании стариков в понимании Станиславского, в актерах, которые здесь родились и живут. Я счастлив, что у нас работают Роман Громадский, Вадим Яковлев, Татьяна Пилецкая. И в цехах очень много людей, стаж которых перевалил за 30 лет, это люди, на которых я профессионально и нравственно ориентируюсь. Традиции семьи, уважения к ветеранам в таком самом правильном смысле сохранились.

– Как строится репертуар «Балтийского дома»?
– Мы стремимся строить репертуар так, чтобы коммерческая составляющая находилась в равновесии с тем, что мы формулируем как творческое кредо театра, которое, конечно, невозможно без признания зрителей. Я люблю фразу Мейерхольда: «До Пастера тысячи ученых изучали козявок, и только Пастер изобрел то, что стало кефиром и привело к революции – пастеризации, но для этого нужно было, чтобы тысячи ученых извели миллионы козявок». У нас есть Экспериментальная сцена под управлением Анатолия Праудина. В театре эксперимент не обязательно заканчивается успехом. Но в масштабах театрального производства (а театр такое же производство, как и любое другое) надо, чтобы выполнялись условия,  которые перед нами ставит государство по заполняемости площадок. Но при выполнении государственного задания и  формировании репертуара мы должны не опускаться ниже ватерлинии в понятии вкуса. Поэтому мы ставим «Мадам Бовари» Флобера, «Милый друг» Мопассана – ищем в постановках различные ходы, привлекательные для зрителя. Например, в спектакле «Милый друг» режиссер действие перенесла в наше время и показала, что проблемы никак не устарели. Но, например, мы не смогли отказать себе в удовольствии к 100-летию революции поставить спектакль «Как закалялась сталь» по роману Николая Островского. Мы понимали, что на этом спектакле не будет  аншлага, но это было наше высказывание о том времени, о тех мечтателях и романтиках, которые тогда поверили в  идею города Солнца, и не их вина, что эта идея оказалась утопической. Мы также поставили спектакль «Тарас» по произведениям Николая Гоголя, который скоро привезем в Грузию. Это жесткий и социально-активный спектакль, и мы рады, что он пользуется успехом у зрителей. «Балтийский дом» делает это для того, чтобы высказаться о сегодняшнем дне. Эти постановки сделаны не в расчете на кассу. Другой полюс нашего репертуара – комедия «О чем говорят мужчины и женщины» А. Резя или музыкальный спектакль «Возвращение в любовь» М. Смысловой. Мы стараемся найти баланс.

– Изменились ли ожидания от театра у нового зрителя?
– Что такое новый зритель? Новый зритель только начинает постигать мир с названием «Театр». Традиционно мы ориентируемся на публику интеллигентную, среднего возраста. Мы делаем попытки найти дорогу к новому зрителю, которому сегодня 18-20 лет, но это всегда проблема. Конечно, в эпоху нравственного обнищания, которую сейчас переживает общество, театр – последнее прибежище духовности, и сегодня главная обязанность людей культуры – добиться того, чтобы в театр пришла молодежь.

– В чем секрет долголетия фестиваля «Встречи в России»?
– Всякий проект живет, пока есть внутренний драйв, внутренняя потребность его делать. Фестиваль «Встречи в России» был создан энтузиастами в тяжелые времена, когда русский театр в странах ближнего зарубежья, которые стали независимы от России, стал терять свои позиции. Русский театр был и остается оплотом русской культуры за границей нашей страны. Мы видим, что сегодня есть потребность  в нем и у русскоязычных зрителей, и у носителей местной культуры, несмотря на все проблемы, которые сейчас существуют: уходит старое поколение артистов и режиссеров и остро стоит вопрос воспитания молодых.

– Вы стали одним из инициаторов создания Ассоциации деятелей русских театров зарубежья. В чем вы видите ее главную цель? Удалось ли приблизиться к этой цели за прошедшие годы?
– И фестиваль «Встречи в России», и Ассоциация театральных деятелей русских театров существуют и развиваются. Я рад, что возглавляет Ассоциацию Николай Николаевич Свентицкий. Они сегодня являются базовым организационным и творческим моментом всей русской культуры зарубежья. Является ли это целью? Не знаю. Перефразирую известный афоризм: что цель – ничто, движение – все. Я вижу процесс. Он идет, развивается, русских театров за рубежом становится больше. Появляются русские театры там, где никогда их не было – например, в Коста-Рике и Израиле. Пусть они полуволонтерские, но энтузиазм, с которым они работают, залог успеха. И то, что в старые театры приходит публика из коренного населения, например, в Латвии, Литве,  Казахстане русской культурой интересуются не только носители русского языка, говорит о том, что наше дело правое.

– Вы не раз были в Грузии. Какие впечатления у вас остались от страны?
– Потрясающие впечатления. Мы не раз были здесь на гастролях, и в начале мая снова планируем быть здесь со спектаклями «Тарас» и «О чем говорят мужчины и женщины». Грузинские гостеприимство, радушие, на мой взгляд, очень близки нашей  русской душе. Грузия за последние годы сделала огромный шаг вперед, это уже совершенно другая страна, с другой ментальностью. Грузия – это удивительная страна, у которой, я надеюсь, большое будущее.


Надежда КОКАРЕВА

 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая > Последняя >>

Страница 4 из 19
Четверг, 25. Апреля 2024