click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт

Юбилей

ФЕНОМЕН ГИИ КАНЧЕЛИ

https://lh3.googleusercontent.com/sJMtT-MR5DP49Rb5-n5Dti2w3Loas2nW8ajJI29CqCevqFXh45Zg8qgIZqTKiag8V7tzWMoRx_t-dw-eIowzF40Mn-OVUPamJR1IvdB8-FHFGyJ4rPX6cpioclmMN0YRv8YSsR_P27_e5LP0mPvkvuywwkIi7d21YrnrufxY-CXjgK4pzuDh_Y4PpNDWN8zJG6TzenBNMVIdRvG1HAko-wIU0iSGwVdeuwqsU-a1wqeVx26FKpoF2YqqqlEjcvXOnvYjYpMRhpCp7bwgpv_-h8RMzYnBrtH5rMnNRBJrSrj97rvF5NvXTi6-wwuOWZBbP5thU7K16lw2EGFFWbuTNzDsNPgy9QmAuzuNAuN7T-Y6AeO15FwCFj6NpbtjQrqLgkPTxtbvC33FfHTw0c_OVHVe67oSS7FWrF2FF_bh2_CEN0Gba5jwN8ls3HpAOKQB98RA5BC_CIZiDtdxfACFOcbgBAnhLG-QCPlMiVG5ibRKJSP8mnp3o6fOFHJkkI6-7rGtfqSiJBq68qSY_h69pDzL6YQoHj1nuJh1fNJtASo=s125-no

К 80-летию композитора

Гия Канчели – выдающийся грузинский композитор, получивший широкое международное признание. Его произведения исполняются во многих странах мира, им посвящены книги, исследования, статьи отечественных и зарубежных авторов – музыковедов, театроведов, киноведов и т.д.
«Секрет» феномена Канчели в исключительной самобытности творческого почерка, яркой индивидуальности стиля и музыкального языка, позволяющих слушателю сразу же признать автора произведений, к какому бы жанру они не относились. Не буду оригинальным если скажу, в частности, что грузинский композитор сказал свое слово в истории мирового симфонизма.
В прошлом своему младшему другу (сохранилась фотография, на которой изображены четырехлетний, как всегда, строго сосредоточенный Гия и на несколько лет старше – автор этих строк) я посвятил статьи, список которых (естественно, неполный) приводится в известной монографии Наталии Зейфас о Канчели – «Песнопения» (М. 1991).
Для начала – краткая биографическая справка.
Родился Гия Александрович 10 августа 1935 года в семье известного в Грузии врача-педиатра.
В 1959 г. окончил... представьте, не консерваторию, а геологический факультет Тбилисского государственного университета, консерваторию же – 4 года спустя, в 1963 г., по классу композиции проф. Ионы Ираклиевича Туския. В 1971-78 гг. вел педагогическую работу в консерватории (класс инструментовки). С 1971 г. заведовал музыкальной частью драматического театра им. Ш.Руставели. С 1979 г. Гия – секретарь, а в 1984-90 – первый секретарь Союза композиторов Грузии. С 1991 г. живет за рубежом (в Германии, а с 1995 года – в Бельгии в г. Антверпене), периодически наезжая в Грузию, где продолжает сотрудничать с местными музыкальными и театральными коллективами и их руководителями.
Гия Александрович – народный артист Грузии (1980) и СССР (1988), лауреат государственных премий СССР (1976) и им. Ш.Руставели (1981), академик Российской академии кинематографических искусств – «Ника», награжден российской независимой премией «Триумф» (1998) и «премией Вольфа» (2008).
Здесь же упомянем ближайших великих творческих соратников композитора: дирижера Джансуга Кахидзе – первого исполнителя всех его симфонических сочинений, режиссера Роберта Стуруа, кинорежиссера Георгия Данелия.
А теперь расскажем об упомянутом творческом «феномене Гии Канчели», определяющем его выдающееся место в современном музыкальном мире.
Писать о Гии Канчели – задача не только благодарная и привлекательная, но и на редкость трудная и ответственная, и вот почему: Канчели – «звезда первой величины» на нашем, да и не только нашем, музыкальном небосклоне (по количеству исполнений за рубежом он уже давно вышел в лидеры грузинской музыки), едва ли не самый актуальный, широко дискутируемый художник.
Мало кто удостаивался стольких восторженных откликов и оценок, как он, что, впрочем, не означает безоговорочного приятия всего и вся в его творчестве. Критические суждения (правда, в основном, устные) сопровождали премьеры некоторых его сочинений, начиная с вызывающе смелой для своего времени 1-ой симфонии (1966) и кончая талантливой, но и породившей горячие споры (тоже устные!) оперой «Музыка для живых» (1984).
Все это верно, как и то, что невозможно найти человека, равнодушного или же безучастного к музыке Канчели – свидетельство ее истинной творческой оригинальности и самобытности.
Писать о Канчели трудно и потому, что его отличает удивительное богатство творческой палитры: образно-художественной, жанровой, стилистической, психологической. Рафинированный интеллектуальный и чувственный мир симфоний парадоксально соседствует с балаганно-пародийным, порой, прямолинейно-плакатным буйством красок и ритмов его театральной музыки, тщательная выверенность и скрупулезный отбор оркестровых средств – с броской яркостью и пестротой поп-музыки.
Самое же трудное заключается во все еще не разгаданной, как мне кажется, природе симфонической музыки Канчели, хотя за прошедшие годы появился целый ряд превосходных содержательных статей, очерков и исследований, ей посвященных (работы Г.Орджоникидзе, Н.Зейфас, И.Барсовой, Е.Михалченковой и др.), а также многочисленных зарубежных авторов.
В чем секрет массового, я бы сказал, гипнотического воздействия этой яростной и прекрасной в своей самоуглубленной созерцательности музыки, когда слушатель, точно завороженный, следит за перипетиями развертывающейся перед ним звуковой панорамы. Вот в чем главный вопрос и, должен признаться, однозначного ответа на него у меня нет, как не нашел я его и у других авторов, писавших о Канчели.
Каждое новое прослушивание музыки Канчели открывает перед нами какие-то дополнительные художественные грани, высвечивает дотоле скрытые, но очень важные детали и нюансы.
Хотя поводом для статьи послужила «круглая» дата жизни композитора, она менее всего располагает к юбилейному славословию, а скорее – к размышлению и осмыслению творческого феномена Канчели. К этому располагают и главенствующий суровый тон его творчества, да и сам человеческий характер композитора, – внешне замкнутый и строгий, но и открытый всем «дружеским ветрам».
Творческий путь Гии Канчели проходит на наших глазах. Поначалу, казалось, ничто не предвещало серьезных намерений будущего композитора. К музыкальному творчеству, как уже было сказано, он пришел в зрелом возрасте (каталог его сочинений открывается 1962 годом, когда ему уже было под 30), пройдя через краткую бурную полосу увлечения джазовым музицированием, послужившим ему как бы «стартовой площадкой» для прорыва в мир большой музыки.
Воспоминания возвращают нас к весне 1962 года, когда на  Всесоюзном молодежном смотре в Москве львиную долю призов и наград завоевали дотоле неизвестные широкой музыкальной общественности молодые грузинские композиторы. Среди них был и студент 4-го курса Тбилисской государственной консерватории Г.Канчели, удостоенный премии за «Концерт для оркестра». А вскоре последовало еще одно удачное сочинение «Ларго и Аллегро» для струнного оркестра, фортепиано и литавр. В этих ранних произведениях, обращаясь к ним ретроспективно, мы явственно различаем черты зрелого симфонического стиля Канчели.
Дебют молодого композитора был на удивление смелым и уверенным: он быстро постиг премудрости современной техники, обратив на себя внимание развитым, чисто оркестровым мышлением, тонким чувством тембра, умелым конструированием формы.
В журнальной статье невозможно дать обзор даже основных сочинений Канчели, попытаемся лишь раскрыть творческое кредо композитора, проникнуть в сокровенный мир его симфоний, ибо именно они создали Г.Канчели реноме самобытного художника, композитора-новатора.
...Издали, как бы из недр небытия, возникает голос (так и хочется сказать, голос вечности). Он звучит очень тихо, затаенно, поет о чем-то бесконечно скорбном, и в то же время возвышенно-прекрасном. Но слушатель чувствует: внешняя отрешенность и статика музыки обманчивы, чреваты грядущими потрясениями и звуковыми катаклизмами. И действительно, тишина взрывается оглушительными, «втаптывающими» ударами медной группы – образ жестокой неумолимой силы. Драматургический принцип противопоставления полярно контрастных пластов сохраняется и закрепляется в центральном разделе симфонии. Следует генеральная кульминация с последующей длительной зоной угасания звучности. Вновь вступает голос, замирая и как бы растворяясь в эфире...
В предыдущем абзаце в самых общих чертах очерчен художественный и эмоциональный контур 3-й симфонии Канчели, но в какой-то мере он характерен и для других симфоний композитора, которых, порой, называют «развернутыми Adagio». Подобная заданность как самой симфонической концепции, так и звуко-образного ее наполнения, не говоря уже о яркой самобытности, позволяет говорить исследователям творчества Канчели о принципиально новом типе симфонической драматургии им созданной, о «симфонизме Канчели».
И действительно, перед нами совершенно новая, ни на что не похожая модель одного из главнейших жанров музыкального искусства. Это симфонизм без внешних черт традиционного симфонического жанра (т.е. обязательного наличия в нем цикличности и сонатного аллегро), но с сохранением его «родового» признака – «непрерывности музыкального тока».
«Как хорошо он слышит тишину», – сказал когда-то М.Горький о С.Рахманинове. С полным основанием, хотя и с другим смысловым оттенком, мы можем то же самое сказать о Канчели. Драматургическая функция хрупких пианиссимо в его музыке действительно не менее важна, чем насыщенных звуковых масс. Но я бы добавил, что композитор великолепно «слышит» не только тишину, но и громогласные оркестровые тутти, подобно грохочущим потокам Ниагары низвергающиеся в зал.
Здесь же следует отметить и удивительное ощущение чистых оркестровых тембров (солирующих инструментов).
Многомерность, объемность, стереофоничность – вот слова, которые часто упоминаются при разборе произведений Канчели. А я бы добавил еще и романтичность, и глубокую человечность музыкального мира симфоний, их гуманистическую нацеленность.
Не знаю, есть ли необходимость говорить о национальной почвенности симфонического стиля Канчели. Ее не трудно распознать в интонационной и гармонической структуре музыки, питающейся древними пластами фольклора и церковно-хорового многоголосия – в самом образном строе симфоний. Именно поэтому у слушателей часто возникают ассоциации с величественными памятниками грузинского зодчества.
Органичность синтеза национального и общечеловеческого всегда отличала лучшие образцы грузинской музыки. Естественно, что в творчестве Канчели синтез этот осуществляется на самом современном уровне (от Стравинского, Онеггера и Шостаковича до Вареза и Пендерецкого).
И, наконец, об одном очень важном, как мне кажется, факторе воздействия музыки Канчели – интонационной выразительности ее мелодики. Надо сказать, что она не лежит на поверхности, скорее, наоборот: зашифрована в аккордовой вязи, растворена в бесконечно тянущейся линии солирующего голоса (обычно, инструментального). Но человеческий слух, испытывающий бессознательную тягу к мелодически осмысленному интонированию, безошибочно улавливает и «расшифровывает» скрытую мелодическую субстанцию музыки, что, в конечном итоге, и обеспечивает высокой уровень ее эстетического восприятия слушателем.
Означает ли все вышесказанное, что творчество Г.Канчели представляется нам абсолютно бесспорным, стоящим как бы вне критики?
Гия Канчели не нуждается в комплиментах (тем более, неискренних), и я не могу не признать, что по сей день испытываю двойственное чувство от его оперы «Музыка для живых» (1984). В частности, никак не приемлю весь ее обширный гротесковый пласт,  пародирующий итальянскую оперу; озадачивающий слушателя и отвлекающий его от основной гуманистической идеи оперы – страниц глубокой, пронзительно искренней музыки. Не случайно, что таким цельным и убедительным получилось непосредственно продолжающее именно эту линию произведение – созданное в 1985 г. «Светлая печаль» (музыка для хора мальчиков и симфонического оркестра), посвященное детям – жертвам войны. Великолепное ощущение тянущегося звука человеческого голоса, отмеченное выше, проявляется здесь с особой силой.
В активе композитора большое количество произведений различных жанров. Перечислим лишь главные из них.
В первую очередь – и хронологически и творчески – это, конечно, его симфонические сочинения, в которых особенно ярко проявился его самобытный композиторской почерк.
Итак, 7 симфоний, среди них №2 «Песнопения» (1970), №3 (1973), №4 – «Памяти Микеланджело» (1974), «воплощающая идею нетленности искусства и возвеличивающая дух художника-творца» (Г.Орджоникидзе), №5 – «Памяти родителей» (1977), №6 (1978 – 1980) и №7 – «Эпилог» (1986), которая выделяется необычной даже для Канчели остротой и концентрированностью трагического чувства и воспринимается как инструментальный реквием, своего рода симфоническое «in memoriam».
По своему образно-психологическому содержанию и стилистическому строю примыкает к вышеназванному произведению четырехчастная «Литургия» («Оплаканный ветром») для большого симфонического оркестра и солирующего альта (1989), посвященная памяти друга композитора, выдающегося музыковеда Гиви Орджоникидзе (1929-1984).
В музыке «Литургии» воплощены как бы две ипостаси трагического: скорбно-ламентозная и грозно-«апокалипсическая». Партия солирующего альта лишена признаков виртуозности и даже концертности и несет чисто выразительную, экспрессивную функцию. Начинаясь с тихого стенания соло-альта и пройдя через «круги страдания и боли», произведение завершается короткими речитативными репликами альта,  funebr-альными аккордами струнных...
Среди других сочинений, созданных композитором в наиболее значительный период своей творческой деятельности, вплоть до начала нового столетия, помимо вышеупомянутых, должны быть названы: «Abii ne viderem» («Ушел, чтоб не видеть») для струнного оркестра, альтовой флейты, фортепиано и бас-гитары (1992) – с его мрачным трагизмом и напряженным динамическим «нервом», «Lament» («Плач») для скрипки, сопрано и оркестра памяти Луиджи Ноно (1994), «Magnum ignotum» («Великий незнакомец». Подразумевается незнакомая для иностранца грузинская народная музыка с аутентическими фольклорными цитатами) для 9 духовых инструментов и контрабаса в сопровождении магнитофонной записи (1994), «Nach dem Weiden» («После плача») для виолончели-соло (1994), «Ночные молитвы» для саксофона, струнных и магнитофона» (1994), «Exil» («Изгнание») для сопрано, флейты и струнных (1994), «Styx» («Река в подземном царстве») для альта, смешанного хора и оркестра, на слова Шекспира и грузинские народные тексты, посв. Ю.Башмету (1999) – одно из самых трагических сочинений композитора мемориального жанра.
Все эти сочинения (да и другие) имели большой успех у слушателей. Сказанное относится и к более скромным по масштабам, но наполненным волнующим художественным содержанием – «Вальсу-бостону» для фортепиано и струнного оркестра (1996) и «Диплипито» для виолончели, контратенора и камерного оркестра (1997).
Те, кто ожидали услышать эффектную, эстрадного типа музыку (Канчели ведь «мастер на все руки»!) были удивлены (но никак не разочарованы), ибо произведения эти (особенно, «Диплипито») насыщены глубоким чувством, музыкой, полной ностальгических аллюзий и  ассоциаций и вполне достойны пера замечательного симфониста.
Поневоле приходится завершать разговор о «серьезных» жанрах в музыке Канчели, ибо невозможно не сказать хотя бы несколько слов о других, «легких и веселых» произведениях творчески на редкость многоликого композитора, принесших ему громадную популярность в широчайших массах слушателей. Речь идет о театральной и киномузыке композитора. Назовем  лишь наиболее известные: музыка к драматическим спектаклям (около 40) – «Ханума» по А.Цагарели (1968), «Кавказский меловой круг» по Б.Брехту (1975), «Ричард III» и «Король Лир» по Шекспиру (1975-1987), режиссер Р.Стуруа, и фильмам (около 50) в том числе «Не горюй» (1969) и «Мимино» (1977) Г.Данелия, «Твой сын, земля» Р.Чхеидзе (1980), «Чудаки», «Голубые горы» Э.Шенгелая (1973, 1983), «Несколько интервью по личным вопросам» Л.Гогоберидзе (1978)  и др.
Таков неполный перечень сочинений, выдвинувших композитора в авангард (в лучшем смысле этого слова!) мирового музыкального искусства.
Несмотря на прошедшие годы, можно сказать, что Гия Канчели находится в полном расцвете своего таланта. В его рабочих планах – замыслы и проекты новых произведений различных жанров.
Пожелаем маститому композитору долгих лет жизни и новых замечательных творческих свершений!


Гулбат Торадзе

 
И ЭТО ВСЕ О НЕМ

https://lh3.googleusercontent.com/-0TNC_F8EjSo/VOwlwDfAbmI/AAAAAAAAFgE/KXDHUpbCVIs/s125-no/C.jpg

Полад Бюль-Бюль оглы – фигура легендарная. Он сделал и делает столько, что давно заслужил право навсегда остаться в истории культуры, музыки и дипломатии. И, честно говоря, поневоле немного сомневаешься – да под силу ли такое одному человеку? Певец, композитор, актер, доктор искусствоведения, профессор, в течение 18 лет – министр культуры Азербайджана, глава Фонда Бюль-Бюля, руководитель международного конкурса вокалистов имени Бюль-Бюля, четырежды избранный генеральный директор международной организации «Тюрксой». Ныне – Чрезвычайный и Полномочный Посол Азербайджанской Республики в Российской Федерации. А сколько еще можно перечислить! И тем не менее – это все он, это все о нем.
Полад – сын великого отца, народного артиста СССР Муртузы Мамедова, получившего от своего народа имя Бюль-Бюль. Но его уважают, любят и ценят не только как наследника по прямой, но, в первую очередь, как лично, персонально, конкретно Полада Бюль-Бюль оглы. Потому что в любой ситуации он остается самим собой. Полад ни у кого не заимствовал ни голос, ни стиль, ни характер, ни манеры. Он таков, каков есть, и это не обсуждается. Ему подражали, такое бывало. Он – никогда.
Полад не любит особо распространяться о себе. В немногочисленных интервью (до которых он не большой охотник) с удовольствием рассказывает о своих родителях, близких, друзьях. А еще с радостью говорит о Грузии, к которой у него особое отношение. Его бабушка по линии матери – грузинка, Кетеван Везеришвили. В Тбилиси познакомились его родители. Здесь он получил первую в жизни государственную награду – Орден Чести. Родными и любимыми городами называет Баку, Тбилиси и Москву. Закономерно, что празднование юбилея Полада Бюль-Бюль оглы проходит именно в этих городах.
Что уж тут скрывать, чем человек известнее, тем больший интерес вызывает все, что остается за кадром, за сценой. Да, в нашем представлении Полад, известность и репутация которого так велики и серьезны, - почти что недосягаемый памятник на высоченном постаменте. А ведь он не только легенда, но и живой человек со всеми качествами, человеку присущими. Но какими? Уж очень хочется узнать. И убедиться, что обаяние, под которое мы с такой легкостью подпадаем, когда слушаем его песни, видим его по телевидению – настоящее. Что он, деятель государственного масштаба, действительно добрый и светлый человек.
Мы  обратились к одному из самых дорогих сердцу Полада людей – Валерию Асатиани, дважды министру культуры Грузии, доктору филологических наук, профессору Тбилисского государственного университета, президенту грузинской ассоциации международных культурных взаимоотношений «Диалог культур». Нам повезло, Валерий Ростомович с радостью согласился побеседовать о своем друге.

- Прежде всего, без всяких специальных вступлений, я хочу сказать следующее. Мы слышим порой такое определение – уникальный человек. И думаем, что это гиперболизация, преувеличение. А Полад – реально уникальный человек, абсолютное воплощение этих слов в конкретику. Благодаря ему я поверил, что такие люди действительно бывают. К счастью, можно назвать еще несколько имен наших современников. Их по пальцам сосчитать. Это Ростропович, Лосев, Рихтер… И Полад – в этом ряду уникальнейших людей. Какие у него были успехи! Невероятная популярность, конная милиция у переполненных залов, открытие звезды перед концертным залом «Россия» в Москве… В мусульманском мире – необыкновенное признание.  Полад – один из самых больших авторитетов, ведь он практически объединил весь тюркский мир. А как он рос? Он ученик Кара Караева…
- Который был учеником Шостаковича...
- Я не перестаю удивляться широте его возможностей и способностей к их реализации. Он многогранен. В нем сочетаются эмоциональный порыв, нежность, сентиментальность, если хотите, и в то же время – организованность, четкость, принципиальность. Мы были коллегами и в советское время, и в постсоветское. Он работал министром культуры свыше 17 лет, я – в течение 10-ти. И все эти 10 лет я не представлял своей деятельности без Полада.
- Почему?
- На жизненном пути нас свел его величество случай. И это стало встречей, когда не нужны никакие слова – сразу сложилась настоящая искренняя дружба. Я не хочу вдаваться в трогательные подробности, но скажу, что в самые трагические моменты моей жизни Полад был рядом, я всегда чувствовал его поддержку. Вплоть до того, что в тяжелую для меня минуту он позвонил и сказал: «Валерий, я присылаю вагон, приезжай вместе с семьей, будете  жить у меня». Конечно, я не поехал. Но сам факт приглашения сказал о многом. Я могу привести уйму подобных примеров... Ну, вот еще один. 2001 год. Я преподаю в университете. Уже кончился кошмар с передачей «60 минут», в которой меня так чудовищно оболгали… Да, тогда «Рустави-2» взорвало «бомбу». Через два года я выиграл суд. Но кто об этом знает? Одним словом, в Тбилиси приезжает Полад. В гостиницу, где он остановился, конечно, набежали журналисты. В том числе и из «Рустави-2». - Как вы смеете ко мне подходить? - взорвался Полад. - Вы оклеветали моего друга! И он сорвал им запланированный прямой эфир. Так поступит далеко не каждый. Об этом мне рассказала Сесилия Гогиберидзе, которая меня сменила на посту министра культуры. А сам Полад не сказал ни слова…
Когда пришло время, и я ушел из министерства и вернулся в университет, это абсолютно не изменило наших взаимоотношений. Все продолжается. Мы встречаемся постоянно, стараемся поддерживать друг друга во всем. Пожалуй, сейчас мы видимся и общаемся чаще, чем раньше. У Полада недавно состоялась премьера балета «Любовь и смерть». Я был на премьерах и в Баку, и в Москве в Большом театре, и в Анкаре… Я поражаюсь, сколько он успевает! Он очень масштабный человек.
- Он был министром в сложнейший период истории современного Азербайджана.
- Полад необыкновенный патриот своей страны. Вы знаете, что после всех страшных событий, после потери территорий, он был в Шуше с делегацией? Да, был. Он сам родом из Шуши. Именно он сделал так, что встреча и какой-то диалог все же состоялись. Представляете себе? Это же надо суметь.
- Как вам работалось вместе – двум министрам?  
- Полад был удивительно собранным, принципиальным, непоколебимым и целеустремленным министром. Да он и человек такой. Он сам часто отмечал, что мы с ним работали синхронно, слаженно. На всех коллегиях союзного Министерства культуры все знали, что если я ставлю вопрос, то у меня будет поддержка Полада. И наоборот. Когда он получил Орден Чести, то сказал, что это наша общая с ним награда… Мне очень приятно, хотя это, конечно, преувеличение.
- А что давали сотрудничество и дружба двух министров культуры нашим странам?
- Самым главным были живые контакты. Судите сами. В 1995 году – Дни культуры Азербайджана в Грузии. Приехала азербайджанская делегация в несколько сот человек во главе с Поладом. Ответные Дни Грузии в Азербайджане. Создание целевой группы в Тбилисском театральном институте для азербайджанского театра в Грузии. Открытия выставок, музеев. Организация юбилеев Физули, Мирза Фатали Ахундова, Бюль-Бюля… Это не просто прошлое, а то, на чем стоит сегодняшний день, нынешние взаимоотношения – это и память, и наше настоящее. Таких примеров можно привести множество. Вообще у Полада очень теплое отношение к Грузии. У него очень много друзей в Грузии и прекрасные отношения с нашими деятелями культуры – Нани Брегвадзе, Бубой Кикабидзе. А его грузинские адреса – это улица Гоголя (ныне – Гоги Долидзе), 18 в Тбилиси и деревня Осиаури Ахметского района, откуда родом его грузинские предки.
- Один из видных грузинских деятелей мне сказал – неловко говорить о культуре во времена политических катаклизмов, когда «арба перевернулась».
- Спорно. Это очень непростой вопрос. Действительно, кто может оправдать оккупацию?
- Никто.
- Но как бы арба ни переворачивалась, Руставели останется Руставели, Низами – Низами, Чайковский – Чайковским, Толстой – Толстым, Томас Манн – Томасом Манном… И  останутся взаимоотношения между конкретными людьми. А политики должны задуматься и исходить из интересов народа. Недавно я был в Баку, вместе с моим преемником Мишей Гиоргадзе. Мы открывали выставку современных грузинских художников. Выступая на банкете, я вспомнил такой случай. Когда я работал министром, в газете «Известия» появилась статья под названием: «Валерий Асатиани: я за диктатуру!» Можете себе представить такой заголовок в 1989 году? Поднялся переполох. А на самом деле я говорил о диктатуре культуры. Короче говоря, если будет больше духовности, то будет меньше недоразумений. Эта формула действует.
- Как вы охарактеризуете нынешние отношения Грузии и Азербайджана?
- Необыкновенно доброжелательное отношение друг к другу. Вы мне не сможете назвать другую страну, где массово так тепло отзывались бы о Грузии, как в Азербайджане. Остановите любого азербайджанца – в Баку или в деревне, и вам скажут: «Грузины – наши братья».
- Вы знаете, мы убедились в этом сами. Недавно Грибоедовский театр был на гастролях в Баку со спектаклем «Холстомер. История лошади»…
- Я не думал, что после Товстоногова и Лебедева можно это ставить, но Грибоедовскому удалось. Блестящий спектакль!
- Какой фантастический прием оказали грибоедовцам бакинцы! И дело, видимо, не только в том, что спектакль прекрасен, но и потому, что братья.
- Велика, огромна заслуга Полада в таком отношении.
- А какой он в семье?
- Он фантастический семьянин, и у него чудная семья! В прошлом году мы встречались семьями в Анкаре. Как дети Полада гордятся своим отцом, как его обожают! Когда он выступает, на их глазах появляются слезы… Это «другая жизнь и берег дальный», необыкновенные отношения! В наши времена встретить такую гармоничную семью – большая редкость. А как он относится к матери, к брату! Кстати, Аделя-ханум, мать Полада, - хозяйка музея Бюль-Бюля. Там хранятся уникальные экспонаты. Еще раз повторю – не понимаю, как он все успевает!
- И главное – у Полада безупречная репутация.
- Его все любят. Он очень теплый, тактичный и доброжелательный человек. Начиная с Иосифа Кобзона и кончая Мананой Джапаридзе,  столь любимой в Азербайджане, - его уважают все. Он держит планку.
- «Полад» в переводе с грузинского и азербайджанского означает «сталь». Он сталь?
- Сталь, сталь… Но при всей своей стальности удивительно чуткий человек. Всем интересуется, все помнит – дни рождения, детали твоей жизни, дела, проблемы… И что самое главное – не ради показухи, а с настоящим переживанием. Всегда очень интересен, рассказывает замечательные истории. Помню, например, такую. Он приехал в какую-то страну с азербайджанской делегацией. Размещаются в гостинице. Портье объявляет: мы предлагаем такое распределение номеров – Полад в таком-то номере, Бюль-Бюль – в таком-то, а Оглы – в таком-то… А еще – он адский водитель. Адский! Помню, мы встречались в Супсе, когда приезжал Гейдар Алиевич Алиев на открытие терминала. Полада я, конечно, пригласил к себе в Тбилиси. А на следующий день в 12 часов в Баку у него было назначено важное совещание по реконструкции зала филармонии, которое он должен был вести. А мы гуляем, кутим! Под утро он мне говорит – ты не беспокойся, не провожай меня. Одним словом, утром он выехал из Тбилиси и в назначенное время провел совещание в Баку.
- Пока вы спали.
- Точно… Как-то раз мы были в Баку по его приглашению. Гостили у него на даче. В аэропорт Полад повез нас сам. Уверяю вас, мы не ехали – мы летели. Он не водитель, он летчик. Эти впечатления неизгладимы. Мой сын до сих пор вспоминает – что это было, неужели возможно так ездить?
- Как же такой чудесный человек может заниматься таким жестким делом, как политика, дипломатия?
- Вот именно такие люди, как Полад, и должны быть дипломатами. Так будет лучше для всех.
- Что вы пожелаете ему в день юбилея?
- Традиционно – здоровья, здоровья, здоровья. И долголетия – на радость и счастье его детям, его семье и всем нам!

Нина Шадури

 
ПОЗДРАВЛЯЕМ!

https://lh6.googleusercontent.com/-YuHOOAHr5Gg/VMIhK1V0z7I/AAAAAAAAFZQ/VWkZgpn1ZpU/s125-no/H.jpg

«- Что это тут пролетело? - Это полгода. Они часто тут пролетают».
Алле Мамонтовой нравится этот милый и немного грустный анекдот.
Так или иначе, но пролетело 35 лет, как она служит в театре имени Грибоедова. А еще в эти светлые дни новогодних праздников Алла Михайловна отмечает свой юбилей.
Поражает разнообразие ролей, которые ей довелось сыграть на сцене родного театра. Замечательная драматическая актриса, она одинаково органична и убедительна и в комедии, и в драме. Режиссеры Сандро Товстоногов, Гизо Жордания,  Гоги Кавтарадзе, Гига Лорткипанидзе, Авто Варсимашвили разглядели в ней способность воплотить такие разные образы, как Юленька из «Доходного места» А.Островского и Варя из «Вишневого сада» А.Чехова, Соня из «Энергичных людей» В.Шукшина и Бетси из «Анны Карениной» Л.Толстого… А уж то, что именно она – лучшая Фея в любой сказке, это всем хорошо известно. И это очень важно, ведь кого-кого, а детей не проведешь.
Хотя актрисе с радостью и готовностью верит каждый зритель.  Как и полагается, когда на сцену выходит такой мастер своего дела, как Алла Мамонтова.

Международный культурно-просветительский Союз «Русский клуб» и Тбилисский государственный академический русский драматический театр им. А.С. Грибоедова сердечно поздравляют Аллу Мамонтову с юбилеем и желают здоровья, благоденствия и новых замечательных ролей!

 
ЮБИЛЕЙ

https://lh6.googleusercontent.com/-N2MSbJTBZKs/VMIhKLms1aI/AAAAAAAAFZU/AZf_lKpoLp8/w125-h130-no/K.jpg

Замечательного театроведа, члена редакционной коллегии нашего журнала Веру Церетели поздравляем с юбилеем! Желаем всего самого доброго, здоровья, новых театральных впечатлений и интересных публикаций как в российской прессе, так и у нас!

Коллектив Грибоедовского театра и
МКПС «Русский клуб»

 
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОСЛЕ ЮБИЛЕЯ

https://lh6.googleusercontent.com/-SsNmrjPsg-I/VI6xY4XIbFI/AAAAAAAAFQA/f9M1ceQYlV4/s125-no/c.jpg

Юбилей – дело серьезное. Особенно когда сошлись сразу две примечательные даты: круглая дата со дня рождения и пятидесятилетие (!) сценической жизни. В нынешнем октябре театральный Баку чествовал свою любимицу – звезду Русского драматического театра, народную артистку Азербайджана, обладательницу самых разных театральных премий и наград Людмилу Духовную.
На сцену один за другим поднимались представители Союза театральных деятелей республики, актеры бакинских театров, драматурги, режиссеры, в разные годы работавшие с актрисой на театральных подмостках или киноплощадках, люди, чьи имена давно уже стали хрестоматийными в культурной истории страны. Целые «букеты» восторженных, теплых, проникновенных, дружеских, шутливых слов и признаний были адресованы главной героине вечера, в которой, по мнению критиков, так счастливо сошлись «красота, порода, талант…» На экране, установленном на сцене, перед зрителями чередой проходили роли, которые сыграла виновница торжества за полвека работы в театре и кино.


- Людмила Семеновна, как вам самой понравился ваш нынешний юбилей?
- Для меня юбилейный вечер прошел просто замечательно. Я  была бесконечно довольна тем, что мой театр сделал мне в этот день такой подарок. Отдельная моя благодарность нашему замечательному директору Адаляту Гаджиеву и завлиту Валентине Резниковой, ну и, конечно, нашему главрежу, Александру Яковлевичу Шаровскому. Спасибо моему близкому другу, брату по сцене, Мабуду Магеррамову, который также вложил много сил в организацию праздника, нашей театральной молодежи, которая подготовила несколько сценок-сюрпризов для этого вечера.
Честно говоря, я вообще подумывала о том, чтобы «улизнуть» от юбилейного празднования, ссылалась на авторитет других известных лиц, но коллеги решительно воспротивились этому и убедили меня в том, что такие круглые даты все-таки требуют уважения и внимания к ним. Но проблема в том, что мне всегда хочется какого-то неформата, творческого хулиганства… Вот и в этот раз было несколько интересных задумок (и хотя не все они вошли в окончательный вариант сценария вечера), думаю, нашими общими усилиями нам удалось избежать официоза.
Меня тронул подарок от моей дочери, которая привезла из Москвы киноролик с поздравлениями от российских звезд эстрады и кино, от моих бывших коллег по театру, многие из которых сегодня проживают в других городах и странах. Спасибо им всем за поздравления и за память – ведь нам так нечасто выпадает возможность встретиться «вживую»… Ну а как было приятно, когда зал рукоплескал обожаемым внукам, которые специально для моего юбилея подготовили свое феерическое выступление с восточным танцем под собственный аккомпанемент на барабанах!..
Единственное, о чем говорили и писали в сети мои зрители после юбилейного вечера – это то, что им «не хватило» на вечере самой Духовной.  Наверное, этот упрек справедлив, просто материала было очень много, так же, как и тех, кто хотел поздравить меня в этот вечер, вот и пришлось пойти на то, чтобы во многом урезать себя – в противном случае наше празднество могло затянуться на много часов…
- Давайте определимся сразу: ну теперь-то, имея такой «производственный» и жизненный стаж, вы можете сказать о себе, что вы – Прима, звезда, мэтресса и так далее?
- Ну, ни примой, ни звездой я себя не ощущала и до сих пор не ощущаю... Я – актриса, вот это я могу сказать с уверенностью, потому что это я знала и чувствовала в себе с детства. Я всегда была страшная заводила. Родилась я в Баку, но детство мое прошло в Белоруссии, там мы жили  в большом доме с большим двором. Вот в этом дворе я и устраивала свои спектакли и играла все подряд: в «Золушке», например, я была и Золушкой, и принцем, и мачехой, и королем... творческий диапазон мой был безграничен.
Мне повезло в том, что всему, что я умею, я училась от наших замечательных актеров старшего поколения. В театре тогда было несколько театральных поколений, из которых мы – недавние выпускники института – были самыми младшими. Мы тогда жадно учились у тех, кто пришел в театр до нас, учились не только мастерству, но и отношению к профессии. Знаете, вот совсем недавно, когда мы готовили очередную премьеру, я, наверное, была единственной, кто не пропустил ни одной репетиции – и это тоже та, старая школа.
- Скажите, а как на ваш взгляд, должен ли актер  быть  интересным человеком, личностью, нужно ли ему читать, знать что-то еще за пределами своей профессии? Может быть, бог с ней, с личностью и  актерское  дело – чистое лицедейство?
- Обязательно должен, и это не причуда, а веление времени. Конечно, если мы говорим об актере интеллектуальном, думающем, сомневающемся, а не об этаком самовлюбленном Актере Актерыче.
Правда, даже великий Товстоногов не любил актеров-«теоретиков» (впрочем, как не любят их и большинство режиссеров), он говорил: «Кожей, кожей надо чувствовать». Но мне кажется, что для того, чтобы почувствовать, надо прежде знать. А чтобы знать, надо захотеть узнать. Иосиф Бродский дал такое определение творчества: это Познание плюс Интуиция и как итог – Откровение. Я думаю, эта формула подходит и к нашему актерскому ремеслу. То есть, дорога ко всем озарениям и откровениям лежит все-таки только через Знание. Правда, мне всегда трудно было найти режиссера-единомышленника... Вот с Ираной Таги-заде мне работать интересно, в работе над ролью мы с ней всегда полноправные соавторы. У нее талант сдирать  с актера штампы, которые с годами неизбежно налипают на каждом из нас, как ракушки на корабле.
Ну и, конечно, для нас очень важен хороший партнер, ведь всех нас, кто находится на сцене, связывают незримые нити. В отличие от творчества художника, писателя, который остается один на один с чистым холстом или нетронутым листом бумаги, театр – искусство партнерское.  Я уже не раз упоминала о Мелике Дадашеве – вот это был, на мой взгляд, гениальный партнер. Он улавливал все оттенки эмоций, мельчайшие нюансы поведения на сцене, поворот головы, интонацию, на лету подхватывал любой – даже мысленный!.. - посыл. Это было просто какое-то чудо.
В свое время очень хорошим, чутким партнером был и Шурик (а теперь, Александр Яковлевич) Шаровский. Когда-то мы с ним вместе начинали, в частности, в пьесах Ибрагимбекова… Но позже я с ним, к сожалению, работала мало. Ну, а сколько ролей создано в дуэте с Мурадом Ягизаровым- просто не перечесть! В последние годы у меня тоже замечательный партнер – Фуад Поладов. Самое главное: мы  друг друга слышим!..
- Кто-то вспоминает театральную жизнь застойных времен добрым, кто-то плохим словом. Но, пожалуй, один из самых больших парадоксов в том, что в условиях идеологического прессинга на свет появлялись настоящие шедевры – это было время великих театров и великих спектаклей. А стоило театру вырваться из-под этого пресса, как его тут же стали раздирать внутренние противоречия: во многих театрах прошел раскол, наряду с политическими были отброшены все нравственные табу – на сцену хлынул мат, «бытовуха», откровенная халтура... Как вы считаете, это оправданный процесс или все-таки, должны существовать какие-то ограничители, та планка, которую нельзя опускать ниже какого-то критического уровня?
- Знаете, я по природе не консерватор (ну, может быть, только в некоторых, принципиальных для меня вещах), поэтому меня не ужасает то, что сейчас происходит с театром, я считаю это в какой-то мере естественным. Мне кажется, у театра сейчас просто переходной возраст. И я все-таки оптимист: я верю, что пена со временем уляжется сама собой, а суть сохранится. Вспомните, ведь театр в разные эпохи был разным: был театр формы, был театр внутренних переживаний. И всегда шел вечный спор: «А вот в наше время...» Да, сегодня театр в чем-то разбрасывается, приближается к кино и телевидению, к хронике сегодняшней нашей жизни, отсюда и бытовуха, и сленг, и все прочее, но все это пройдет.
А если говорить о драматургии, мне хотелось бы играть Радзинского, Миллера, Галина, Чехова… Но  не суть важны имена – в первую очередь, я бы хотела, чтобы эти спектакли были ярким зрелищем, чтобы психологический рисунок роли совпадал с современным звучанием. У меня в работе иногда бывают достаточно затяжные перерывы, например, за год может быть всего одна новая роль – так что меня даже спрашивают, как ко мне относится главный режиссер... Хорошо, говорю, относится, просто не хочу повторяться. Мне интересен эксперимент.
- Вы так точно понимаете суть происходящего на сцене, а не возникало ли у вас желание попробовать себя в режиссуре?
- Нет, ставить самой – это не для меня. Кроме того, меня огорчает, что большинство актеров нового поколения подчас просто профессионально не пригодно для работы в драматическом театре. Психологический рисунок роли, сверхзадача – это для них уже китайская  грамота. Ну ладно, можно во всем этом разобраться на практике, с опытом, но для этого, в первую очередь, должно быть огромное желание совершенствоваться в своей профессии. На мой взгляд, нынешние молодые актеры – это люди очень способные по своей артистической природе, но работы над собой у них нет никакой – увы... И при этом столько амбиций!.. Да, они пластичны, музыкальны, и им кажется, что этого вполне достаточно – зачем напрягаться, заглядывать в глубину, пытаться сформулировать: для чего я вышел на сцену.  Может быть, именно поэтому и столько разговоров о том, что умирает драматический театр – ведь он требует от актера именно работы, работы до седьмого пота и внутренней жизни, смысловой наполненности образа.
Большие проблемы и в работе с текстом – нашим молодым актерам кажется, что они все делают абсолютно правильно, а если что и переврали – то небольшое горе, а ведь иногда даже легкая интонация  меняет весь смысл, смещает все акценты образа. Думаю, все-таки большинство проблем возникает, в первую очередь, все по той же причине: настоящий актер должен быть всегда неудовлетворен, всегда в поиске, а у нас даже те, кто делают самые первые, еще неуклюжие шаги по сцене, считают себя вполне сложившимися профессионалами. Мне нередко доводится слышать, как  кто-то из молодых актеров приглашает приятеля на своей спектакль: «Старик, приходи я там играю гениально!..» Я полвека выхожу на сцену и все равно каждый раз ужасно боюсь: а вдруг именно сегодня у меня не получится?.. А тут – «гениально»…  
- У вашей профессии – мистический привкус. А вы как-то ощущаете его? Это ведь прекрасно, но и жутковато: за одну свою жизнь проживать столько чужих...
- Вы знаете, я пока не сдам новую роль – месяц или больше – мучаюсь бессонницей, засыпаю только со снотворным. Иногда что-то не ладится до последней минуты, но именно в эту последнюю бессонную ночь и приходит то главное, та необходимая деталь, из которой и рождается образ, приходит четкое знание, что и как надо делать. И приходит это откуда-то свыше – такими ночами я вскакиваю и записываю это послание из космоса. Наверное, все-таки это Бог мне помогает – тьфу, тьфу, не сглазить бы!.. (стучит по столу) - потому что видит, как болезненно я отношусь к своей профессии. У нас замечательная профессия, но видимо, все-таки, перевоплощение в других людей бесследно не проходит, нельзя безнаказанно жить чужими жизнями. (С этим, наверное, и связано утверждение, что актерская профессия по природе своей греховна). Я очень осторожна в выборе ролей – стараюсь браться только за такие роли, в которых есть какое-то светлое начало.  Вот одна такая история: будучи молодой женщиной, я играла 80-летнюю старуху в пьесе по распутинской повести. Гримом практически не пользовалась, просто низко надевала косынку, но у меня каким-то фантастическим образом менялся голос, менялись движения рук, ног... И когда после спектакля я приходила в гримерку и смотрела в зеркало, мне становилось жутко, потому что из зеркала смотрела старуха Анна – она как бы вливалась в меня, становилась мной. Отходила я от этого по несколько дней... Вот это была чистая мистика. Тогда я и пообещала себе, что больше таких ролей играть не буду и стараюсь этого обещания не нарушать.
- Я знаю, что вам неоднократно предлагали сотрудничество в ведущих московских театрах и студиях Москвы. Что же удерживало и продолжает удерживать вас в вашем родном РДТ?
- Наверное, судьба…
- А вы верите в судьбу?
- Что написано, как говорится, на роду, в судьбу каждого из нас – да, верю… Есть какая-то логика в том, что все в нашей жизни происходит так, а не иначе. Возвращаясь к вашему вопросу – действительно, в 1969 году, когда мы работали на гастролях в театре Моссовета, его директор Анисимова-Вульф пригласила меня на собеседование и предложила остаться работать в их театре. Но, наверное, я тогда была еще слишком молода – я, вообще, была, что называется, «домашним ребенком», выросшим под крылышком мамы, бабушек и мне стало попросту страшно броситься с головой в омут новой и такой непохожей на бакинскую жизни. В Москве у нас тогда не было ни родных, ни знакомых… Личные обстоятельства тоже не способствовали переезду: я тогда была замужем, и у меня, и у мужа прекрасно складывалась профессиональная карьера в Азербайджане. После «Бала воров» (пьеса Жана Ануя) я, вообще, как говорится, проснулась знаменитой… Так что вопрос отпал сам собой. И, знаете, я об этом не жалею, даже сейчас.
Была еще одна возможность изменить всю мою жизнь – в 1973 году Олег Ефремов ставил пьесу  «Похожий на льва»  Рустама Ибрагимбекова, который очень хотел, чтобы именно я играла в ней главную роль. У нас  даже прошло несколько репетиций… Но, как видно, не судьба мне работать в Москве, потому что тогда неожиданно выяснилось, что я, что называется, в «интересном» положении (смеется) В общем, надо было выбирать: ребенок или МХАТ. Я выбрала ребенка, о чем тоже совсем не жалею, но осталась без МХАТа…
И в последние годы меня постоянно зовут в Москву поработать в антрепризе. Но… пока я чувствую, что я нужна здесь, в Баку, своему зрителю, я останусь здесь. Хотя, в свое время у нас с Главрежем был такой разговор, когда я пришла и сказала: «Не планируйте со мной ничего нового… Потихоньку доиграю старые вещи и через год уеду». Тогда мне казалось, что в РДТ я себя исчерпала: все уже было-перебыло, все играно-переиграно... Ну и опять же семейные обстоятельства: как раз в это время уехала из Баку моя дочь и я считала, что мне нужно быть рядом с ней. Но Шаровский решительно воспротивился моему решению, он убеждал меня, что в моей актерской жизни вот-вот начнется совершенно новая полоса, на подходе новые интересные роли… И все-таки уговорил, за что я ему очень благодарна. Ну и кроме того – я по натуре не способна на предательство, поэтому и в самые сложные годы просто не представляла, как бросить свой театр, когда ему трудно.
- Одним словом, «не отрекаются любя…» А вы никогда не хотели заняться преподаванием?
- Понимаете, преподавание – это все-таки совсем другая профессия, которая требует полной самоотдачи, а я всю себя без остатка отдаю сцене. Антон Павлович Чехов, лучше меня определил суть нашей профессии. Помните слова Нины Заречной: «Умей нести свой крест и веруй». Терпение – вот что необходимо прежде всего, это первая актерская добродетель. Обязательно нужно верить в себя, верить себе. И еще надо уметь отдаваться зрителю, отдаваться щедро как любимому человеку, отдавать ему любовь, а иногда и ненависть, и гнев – всего себя без остатка. Так умели отдавать себя зрителю Высоцкий и Миронов... Между прочим, в нашей профессии очень сильно женское начало: актер, как и женщина, хочет любить и быть любимым.
Вот я иногда смотрю на нашу актерскую компанию, собравшуюся на репетицию: в театре холодно, один кашляет, другой укутался в пальто... Но вдруг начинается действо – и все забыто! То есть профессия лечит: даже если приходишь в театр совершенно больной, на сцене ты ни разу не кашлянешь, а после спектакля опять начинает течь нос, поднимается температура... Просто фантастика какая-то!..
- Флобер когда-то сказал: «Мадам Бовари – это я». Наверное, каждый настоящий художник вкладывает в созданный им образ часть самого себя.  О какой из своих недавних ролей Вы могли бы сказать: «Это – я»?..
- Я люблю два своих спектакля: «Смешанные чувства» и «Миссис Сэвидж». Но «Смешанные чувства»  – вещь легкая, изящная, а вот миссис Сэвидж меня в свое время помучила… Хотя я всегда очень хотела сыграть эту роль, ведь вспомните, какие замечательные актрисы в разное время играли эту роль: Раневская, Орлова, Марецкая, Касаткина… Мне всегда казалось, что сыграть ее для меня будет легко, потому что миссис Сэвидж – это во многом я сама. Мое постоянное желание кому-то помогать, кого-то спасать очень хорошо ложилось на образ. Но, честно говоря, я не ожидала, что режиссер предложит такой сложный рисунок роли: роль и так психологически трудная, костюмная и вдобавок я остаюсь на сцене в течение всего спектакля. Во время репетиций я не спала ночей, все думала, как у нас получится, справлюсь ли я… В итоге спектакль вышел очень цельный. Очень хорошо работала молодежь, и я с удовольствием работала с ними.
- Между прочим, подавляющее большинство зрителей, услышав цифры очередного юбилея, просто отказывались в них верить… Может быть, поделитесь, в чем секрет вашей красоты, неподвластной моде, времени и т.д.?
- «Быть женщиной – великий шаг...» - сказал Пастернак. Быть женщиной  в наше время – чистое геройство, ведь на нашу современницу навалилось столько всего... Раньше все-таки женщина была от многого освобождена. А сейчас ей надо ухитряться и дом вести, и выглядеть хорошо, и на работе быть в форме, и успевать что-то прочесть, а если есть дети – сколько внимания и сил нужно отдавать им... Вот моя дочь говорит: «Мама, сколько я помню, ты всегда говорила: «Быстрей, быстрей...» Мы всегда куда-то бежали – на выставку, в кино, на рисование, еще куда-то...» И она права, я всю свою жизнь бежала, я и сейчас бегу, мне постоянно не хватает времени: я хочу успеть и в музей восковых фигур, и на выставку молодых художников, и на премьеру в молодежном театре – я все время боюсь пропустить что-то очень интересное. То есть, не хватает времени как раз на то, чтобы просто быть женщиной... Мой рецепт: никогда не останавливаться – только вперед! Это и помогает сохранять ощущение молодости, сохранять интерес к стихам, кино, людям, цветам...
- Мы говорим «Женщина», подразумеваем «Любовь» и наоборот... Говорить с вами и не поговорить о любви, было бы непростительной ошибкой. Жива ли сегодня любовь или она осталась только в книгах и на театральных подмостках?
- Любовь не может умереть, пока человек остается человеком. Другое дело, что далеко не каждому на этой земле дается такое великое счастье – любить. Талант любви, он ведь, как и любой талант – или есть, или нет, и с этим уже ничего не сделаешь. С чем только не сравнивали любовь… а я представляю ее как бесконечную лестницу, уходящую в небо, по которой поднимаешься (а иногда и спускаешься) всю жизнь. И эта лестница сложена из таких разных ступеней: тут и терпение, и жалость, и еще много чего… Самое замечательное свойство любви – это то, что она никогда не исчезает бесследно. Даже если любовь ушла, даже если она закончилась какой-то драмой (а то и трагедией), где-то в душе, в каком-то заповедном ее уголке она все равно остается с человеком. Что касается сцены, то я думаю, что очень скоро мы увидим победное шествие мелодрамы по театральным подмосткам – секрет ее обаяния как раз в том и заключается, что она замешана на любви. Зритель скучает по простым и вечным человеческим чувствам.
- И еще одно: в нашей беседе столько раз звучало слово «работа», а есть ли у вас какие-то увлечения?
- Мне всегда ужасно хотелось написать книгу. Но этого таланта Бог мне не дал – как только я берусь за ручку, я начинаю мучительно думать о том, как писать и забываю, о чем собиралась писать – белый лист меня парализует. А жаль, мне есть что вспомнить. Так что, все мои увлечения, так или иначе, тоже связаны с моей работой. Я очень люблю стихи (кстати, это лучший тренинг для памяти – проверила на себе!), знаю их великое множество на самые разные случаи жизни, могу читать с утра и до утра. В свое время я сделала несколько чтецких программ: Ахматова и музыка, Пастернак и музыка... Вообще, стихи – это, наверное, моя самая большая любовь сразу после театра.
- Людмила Семеновна, вот и остались позади праздничные треволнения. Сейчас, после юбилея вы  ощущаете себя как-то по-другому?
- Знаете, может, это звучит странно, но я совершенно не чувствую собственного возраста, не давят на меня и эти полвека, проведенные в стенах театра. Наоборот я отчетливо чувствую, что мне 35 и ни годом больше (смеется) и сейчас я так же активна, как и прежде. Так что сил и желания играть, сколько угодно – правда, вот с драматургией по-прежнему сложно. Хотя, как вы сами видели, наш главреж на праздновании преподнес мне в подарок новую пьесу, есть и еще интересные предложения… Так что ждите новой премьеры!..
- От души желаю вам новых интересных и ярких ролей на радость все новым поколениям ваших поклонников…
Наша беседа затянулась – за окнами бакинские сумерки уже давно перешли в бакинскую ночь. И все равно было жаль, что мы не успели поговорить еще и об этом, и о том... жаль уходить из этой пропахшей цветами комнаты, полной книг и фотографий.
Мне бесконечно приятно, что на презентациях моих поэтических сборников звучал завораживающий голос Людмилы Духовной, исполнявшей мои стихи, что именно в ее прочтении их слушали в России, Израиле… В общем, точно  заметил Павел Антокольский: Поэзия с Театром навсегда/ Обвенчаны – не в церкви, в чистом поле./ Так будет вплоть до Страшного суда/ В свирепом сплаве счастия и боли./ И каждый этим бешенством согрет,/ Загримирован и раскрашен густо./ Мы человеки. Вот в чем наш секрет./ Вот где основа всякого искусства!

Алина ТАЛЫБОВА

 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая > Последняя >>

Страница 10 из 19
Четверг, 25. Апреля 2024