Двое из одного гаража

Стив Джобс и Стив Возняк в январе 1977 года основали Apple. Да, да! Даже представить себе трудно, что нынешний цифровой мир начался аж сорок пять лет назад. И его начали в обычном гараже рядового американского дома представителей небогатого мидлкласса ребята студенческого возраста, которые просто хотели заработать. Это были два молодых оболтуса, которые имели таланты и способности, но пока в жизни не преуспели. В итоге, как это иногда в жизни случается, они оказались настоящими гениями. Один Стив Возняк был трудолюбивым и рукастым изготовителем «голубых коробочек» – это был такой подпольный гаджет, позволявший с улицы звонить по межгороду с чужих телефонов. То есть подходишь к чужой стене, включаешь коробочку и говоришь по межгороду сколько угодно, а платит несчастный ни в чем не повинный владелец домашнего радиотелефона, когда ему приходит астрономический счет за переговоры. В Москве этим баловались в девяностых, а продавались подобные коробочки на Черкизовском рынке в китайских лавках. А другой Стив, который Джобс, вошел в историю как гениальный создатель богатейшей IT-компании, своим чутьем находивший феноменальные новые разработки и с успехом внедривший их в наш быт, изменив историю цивилизации – компьютеры Мак, айпады, айподы, айфоны и многое-многое другое. А тогда эти двое парней в далеких семидесятых накупили подходящие детали, гениальный Возняк создал первый нормальный персональный компьютер в сколоченном из дощечек от ящика для фруктов и деталей разобранного старого секретера, а феноменальный Джобс сумел наладить его продажи. Тогда это чудо техники стоило немалые 666 $ и 66 центов. А недавно последний из сохранившихся рабочих экземпляров продали на аукционе музею почти за миллион долларов – ведь это уже история.


Три года на 41° С.Ш.

В нынешнем январе мы вспоминаем Игоря Герасимовича Терентьева, известного русского поэта-футуриста, художника, иллюстратора и театрального режиссера первой трети ХХ века. Он родился 29 января 1892 года в семье жандармского полковника и дочери отставного ротмистра в Павлограде. Рос и учился Игорь в Харькове. Там же поступил на юридический факультет, откуда позже перевелся в Московский университет, который окончил в 1914 году. За год до революции Игорь женился и переехал в Тифлис, где поселился у родителей супруги. Освоившись в новом интересном для себя городе, Терентьев познакомился с братьями Зданевичами, Крученых, Чернявским, Гудиашвили, Дарвишем, Валишевским и вступил в ультра-авангардную группу «Синдикат футуристов». А позднее вместе с друзьями выделился в знаменитый «41°». Здесь Терентьев нашел себя – он писал стихи, рисовал иллюстрации, оформлял сборники. Ведь здесь, на юге, вдалеке от невзгод Гражданской войны, образовался очаг русскоязычной культуры. Благо на гостеприимной грузинской земле нашли убежище немало ярких представителей российской интеллигенции. Здесь произрастали цветы высокого искусства в самых разных жанрах. Но этому благодатному времени был отпущен малый срок, всего три года. Разъехались художники и артисты, поэты и литераторы, акмеисты и символисты. Кто отправился в чужие края, кто вернулся на Север. Остался в России и известный представитель новаторского поэтического течения Игорь Терентьев. Ему было суждено испытать на себе все ужасы Большого террора. В 1937 году он был расстрелян в Бутырской тюрьме.


Бунт фанатов

Немного есть для руководителей крупных городов более опасных вещей, чем массовые сходки людей. Поэтому политические демонстрации, большие ярмарки и праздничные гуляния обязательно должны происходить только по разрешению городских властей. И их всегда обставляют повышенными мерами безопасности с привлечением дополнительных сил правопорядка. Особенное беспокойство вызывают спортивные болельщики – этот народ представляет собой стихийно организованные сообщества по признаку приверженности к той или иной спортивной команде. Их много, они всегда возбуждены, всегда ищут конфликта с противоположной группой фанатов. И так было во все времена, а не только на наших современных стадионах. Сегодня мы вспомним, пожалуй, самое ужасное буйство стадионных фанатов в истории – восстание ипподромных болельщиков в древнем Константинополе «Ника!» в шестом веке. Этот лозунг с ударением на «а» раздавался на трибунах ипподрома во время забегов квадриг и означал «Победим!» Как спортивный возглас «Форца, Италия!» («Вперед, Италия»), который стал названием оппозиционной партии в прекрасной стране Аппенинского сапога. Что же привело к восстанию ипподромных болельщиков в те далекие времена? Как обычно – коррупция и жестокость руководства, нерешенные религиозные и династические вопросы. В шестом веке в Византии, которую так никто никогда не называл, кроме современных учебников истории, а правильнее в Восточной Римской империи, правил император Юстиниан I вслед за своим дядей Юстином. Тот стал монархом прямо из начальников гвардии и был неотесанным солдафоном, даже не особенно знакомым с грамотой. Юстиниан же напротив был вполне образованным и способным молодым человеком, к тому же в демократическом порыве женившемся на простолюдинке и, по слухам, даме с пониженной социальной ответственностью по имени Феодора. А общественная жизнь столицы Восточного Рима крутилась вокруг… ипподрома. Любимое зрелище гонок по кругу разделило всех жителей на две основные партии – «голубых» венетов и «зеленых» прасинов. Правда, были еще белые «левки» и красные «русины», но их было совсем немного, как в Москве болельщиков «Химок» и «Торпедо». Естественно, «зеленые» – представители владельцев производств, ремесленников и купцов яростно воевали с «синими» – представителями сенаторской аристократии и крупных землевладельцев, к тому же проживавших в районе престижной центральной улицы Меза. Что-то вроде вражды между футбольными лондонскими фанатами аристократического «Челси» и пролетарского «Тоттенхэма». И это была не просто вражда, а настоящее политическое противоборство – венетов поддерживал сам император, а прасины были угнетаемы чиновничеством. Да еще венеты были христианами, поддерживающими решения Халкидонского собора, а прасины были монофизитами. Представляете, какими были сражения и драки на трибунах не только константинопольского ипподрома, но и всех цирков огромной империи? Но в январе 532 года случилось непредвиденное – после обычной большой драки между этими непримиримыми партиями, закончившейся несколькими трупами, кто-то позволил себе громко критиковать императора, сидевшего в своей персональной шикарной трибуне под названием Кафизма. Обычно это было нормальным явлением со времен Константина Великого. Он ввел аккламацию, то есть «голос народа» – разрешенные критические выкрики на трибунах. Но здесь чаша терпения молодого монарха оказалась переполненной, и он велел повесить нескольких зачинщиков беспорядков, как голубых, так и зеленых. Казнь не удалась, веревки лопнули, а когда исполнители вознамерились все-таки повторить экзекуцию, толпа фанатов напала на них и отбила своих. Обе враждебные партии объединились и устроили такой погром в городе, что добрая половина всех приличных зданий сгорела, включая первоначальный храм Святой Софии. Погромы продолжались целую неделю с 13 по 18 января 532 года, и уже приближался штурм императорского дворца, благо он граничил непосредственно с ипподромом, где на трибунах происходили непрерывные политические митинги. Вот на что способны сплотившиеся массы. Там даже короновали нового императора Ипатия – племянника императора Анастасия, который правил еще до дяди Юстиниана. Это был довольно мирный и лояльный власти дворянин, к тому же занимавший вполне приличное положение, достойное его происхождения. Но от восторгов толпы у него явно немного закружилась голова. А между тем во дворце начиналась паника, Юстиниан собирался на корабль, чтобы бежать с семьей. Но тут публично выступила его супруга Феодора, заявившая, что она никуда не поедет, а будет сражаться и не откажется от своего императорского права. «Лучший саван – это царская порфира!» – заявила отважная женщина. Юстиниан устыдился, собрал военный совет и велел войскам под командованием лучших генералов навести порядок. Великий византийский воитель Велизарий – популярный в стране военачальник, как в ХХ веке в СССР маршал Жуков, со своими закованными в железо воинами вошел на ипподром и устроил там страшное побоище. Бежавших на ближайших улицах встречали отряды еще одного выдающегося полководца армянского происхождения Нерсеса… Погибло почти тридцать тысяч человек, включая новоизбранного императора, и порядок в городе был восстановлен. А за последующие шесть лет были возведены новые прекрасные здания и великая Айя-София, которой мы можем любоваться, приезжая в великолепный Стамбул.


Точка невозврата

Когда человек принимает окончательное и подчас рискованное решение, говорят, что он «перешел Рубикон». Это крылатое выражение появилось после событий 10 января 49 года до н.э. Тогда великий римский полководец, политик и писатель, гениальный Гай Юлий Цезарь перешел границу Рима, проходившей по речке Рубикон, и с одним легионом и тремя сотнями всадников направился прямо в Вечный город. Это был открытый бунт против Сената и народа Рима. Цезарь обязан был здесь – на государственной границе метрополии, снять с себя полномочия главнокомандующего войсками в Галльской войне, распустить свои легионы и в качестве частного лица явиться в Рим. Но там его уже ожидали политические враги «оптиматы» – сенатская аристократия. А Цезарь в своей деятельности тяготел к популярам – представителями плебса, беднейшего населения Рима. Оптиматы ненавидели Цезаря, который хоть и принадлежал к одному из старейших и знатнейших патрицианских родов, был их идейным противником. Всем было известно стремление Цезаря достичь власти максимально законным путем, но оптиматы решили этого не допустить, инспирировав судебное преследование против него по всем мыслимым и немыслимым поводам. Это было обычное римское оружие против политических противников. И неважно, что человек был лично честен, ведь и в Риме была пословица типа русской «закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло». Посему перспективы Цезаря были очень и очень не важными, а положение совсем невыгодное. Ведь как только он снимал с себя полномочия проконсула и главнокомандующего, тут же становился уязвимым для политических врагов. В итоге он долго стоял на берегу небольшой речки, а потом произнес: «Жребий брошен!» и пустил коня вперед. Так окончательно закончилась эра республики и забрезжила заря нового Рима – императорского. Цезарь развязал очередную гражданскую войну против сената и своего заклятого друга-врага Помпея Великого. Впереди были победы при Фарсале, в Египте, Малой Азии, Африке и Испании. Впереди были слава, власть, триумф, диктаторство и Клеопатра. Еще впереди были и кинжалы Брута с компанией... А все началось на берегу речушки под названием Рубикон.


Роб АВАДЯЕВ

Буйный нрав великого творца

Мы привыкли считать, что гении отличаются непростым характером. Они раздражительны, капризны и эгоистичны, со скверными привычками и частенько подвержены таким ужасным порокам, что правдиво и соблюдая приличия описать их жизнь непросто. Особенно это касается гениев эпохи Возрождения, времена тогда были вовсе не вегетарианские и о пресловутой толерантности никто не слышал. Даже записные гуманисты тех времен были способны на жестокость и зверство. Но был среди них  настолько анфан террибль (enfant terrible) – несносный, избалованный, что о нем слагают легенды по сей день. Его имя Микеланджело, как великого Буонарроти, а фамилия – Меризи. Но в историю он вошел под прозвищем Караваджо по названию ломбардского городка, где он родился осенью 1571 года. Прозвище ему дали в Риме. Тамошние жители вообще не заморачивались, запоминая новые имена «понаехавших» за славой провинциалов. Например, Веронезе из Вероны. А Микеланджело Меризи да Караваджо оказался не просто охотником за славой, а самым настоящим гением, феноменальным живописцем, одним из создателей реализма в искусстве. Писал он просто потрясающе, что видели даже самые неискушенные люди. А еще он был необычайно умен. Даже признанные титаны мысли того времени не гнушались его обществом. Караваджо вел знакомство с Галилеем, познакомился в тюрьме с Джордано Бруно, часто сидел за кубком с Томмазо Кампанеллой и многими другими интеллектуалами. Их не смущал вид плохо одетого, почти в рубище, молодого художника, часто пьяного и вооруженного огромным кинжалом или шпагой, за которую его частенько забирали «в участок». Он водил дружбу также с отпетым отрепьем и ворьем. А еще Караваджо был феноменально вспыльчивым и несдержанным человеком. О, с кем только не скандалил Караваджо! – с заказчиками и натурщиками, с квартирной хозяйкой и священником, с собутыльниками и коллегами, с любовниками и любовницами, с ночной стражей и кредиторами. И ссорился он не только на словах – напившись, вышибал кому-то стекла, выбивал зубы и ставил синяки под глазами, как-то разобрал крышу в съемной квартире в поисках нужного освещения, как-то раз избил ночью коллегу, соседа нотариуса так отходил шпагой плашмя по спине и затылку, что бедняга попал к лекарям. С ночной стражей ссорился талантливый смутьян не раз и не раз сидел в каталажке. Правда, современники его ценили, и из-под замка его вызволяли и епископы, и герцоги. А однажды Караваджо в ссоре из-за игры в мяч и вовсе убил человека. И вот тут-то выяснилось, что он «попал», и его теперь никто не спасет. Сам Папа объявил его вне закона. Пришлось бежать. Сначала в Неаполь, а потом на Мальту, где его неожиданно тепло встретили тамошние рыцари и даже посвятили в свое братство, правда, без права ношения креста, ибо Караваджо не был дворянином. В благодарность он написал несколько прекрасных полотен, включая портрет в полный рост самого магистра ордена, но… Караваджо снова не удержался, устроил скандал с дракой и был посажен в каменный мешок. Ему удалось сбежать с острова на Сицилию. Тут пошел слух, что Папа, дескать, задумывается, чтобы помиловать эту «блудную овцу». Караваджо засобирался в Рим и перебрался сначала снова в Неаполь, тем более, что на него было совершено покушение кем-то из многочисленных недругов. И, как в песенке про незадачливого корнета, от него уплыла нанятая лодка. Пришлось идти пешком по берегу, а был он уже болен. Лег прямо на песок и умер. Современные исследователи выяснили, что причиной смерти Караваджо был золотистый стафилококк. Так закончилась недолгая, всего 38 лет, жизнь буйного гения. Только вот парадокс, как он ухитрился при таком образе жизни написать около 150 сохранившихся доныне гениальных полотен.



Юбилей Резо Чхеидзе

Даже если бы режиссер Резо Чхеидзе снял только один поистине великий фильм «Отец солдата», он бы остался не только в истории культуры Грузии, но и в истории культуры Европы и мира. Его имя есть во всех энциклопедиях по кинематографии. Этот фильм стал понятен и людям другой культуры, говорящих на разных языках, он дошел, достучался до сердец зрителей разных стран. В этом месяце мы отмечаем 95 лет со дня рождения прекрасного мастера-творца, настоящей гордости знаменитого грузинского кинематографа. Пересказывать биографию Резо Давидовича его современникам, жившим с ним в одно время и в одном городе, думаю, неуместно. И просто вспомним этого замечательного творца, создавшего не один прекрасный фильм и послужившего славе родной страны – прекрасной Грузии.


О гениях на все времена

В школьных учебниках написано, что телескоп изобрел Галилео Галилей в 1621, то есть ровно четыреста лет назад. Он первым увидел великолепный полосатый Юпитер и четыре его спутника, а также кольца Сатурна. Только вот в чем загвоздка – никакого телескопа великий создатель вселенского мема «А все-таки она вертится» не изобретал. Галилей попросту купил две готовые подзорные трубы и прикрепил их на подставку в виде тяжелого медного кувшина, чтобы вся получившаяся оптическая система не дрожала. И наблюдал каждую ясную ночь звездное небо, делая свои потрясающие открытия. Тогда кто же, если не Галилей, изобрел телескоп? Естественно, подозрение падает на гения всех времен и народов Леонардо да Винчи, жившего на век раньше Галилея. В своих черновиках он точно изобразил подзорную трубу, как устройство из двух линз и одной трубки, а также изобрел шлифовальный станок для изготовления этих самых линз. Но и не Леонардо был первым, а живший до него почти за 250 лет гениальный английский монах-францисканец, брат Роджер Бэкон. В его записях есть описание комбинации линз, установленных на расстоянии друг от друга, и от этого получается мощное увеличение, позволяющее разглядывать в подробностях удаленные объекты на земле или диковинки на звездном небе. Бэкон был философом-эмпириком, то есть все старался подтверждать опытным путем, был и ученым-теоретиком, и алхимиком, а также занимался математикой, физикой и оптикой. Бэкон происходил из небедной семьи и мог позволить себе тратить до двух тысяч фунтов в год на книги и инструменты. Он учился в университетах Франции и Англии, а после там преподавал. В Париже Бэкон читал лекции в университете по Аристотелю и пользовался успехом у студентов. Его называли «удивительный доктор». Был профессором богословия в Оксфорде, пока его оттуда не выгнали за вольнодумство и не посадили на двенадцать лет в тюрьму за непочтение к иерархам церкви и вообще за ересь. Но серьезно карать не стали – этот брат Роджер был личным приятелем Папы Климента IV, в миру рыцаря Ги Фулькуа ле Гро, который хоть и правил только четыре года, но помог Бэкону стать «неприкосновенным». Поэтому монах-францисканец вместо суровых и сырых подземелий сидел просто «под домашним арестом». И в своей лаборатории искал «философский камень», потому как кроме золота в те времена от ученого мало что требовалось. Золота Бэкон вроде не добыл, хотя кто его гения знает. Но за сто лет до другого монаха Бертольда Шварца первым в Европе изобрел порох. Правда, точно об этом стало известно только в ХХ веке – Бэкон свой рецепт серьезно зашифровал, потребовалась даже ЭВМ, а современникам он оставил сведение о черном порошке из серы и селитры большой разрушительной силы. Пример этого гения, родившегося в начале XIII века еще до эпохи Возрождения, говорит о том, что и в такой древности было немало интересных людей, и что нас наверняка ждут еще немало открытий.


Франц Лист – бескорыстный гений

Конечно, правильно его имя будет звучать, как Ференц, ибо он был чистокровным венгром. Но он бы очень удивился, если бы его так назвали – всю жизнь он был для всех Францем или Франсуа, так его величали французские знакомые. Да и почти всю жизнь этот великий композитор и фортепианный виртуоз прожил либо в Париже, либо в Германии, хотя, даже скверно говорящий по-венгерски, свою родину Венгрию он любил, пользовался заслуженным поклонением тамошней публики и неоднократно приходил ей на помощь – был случай, когда произошло страшное наводнение, Лист отдал все концертные сборы большого турне на помощь пострадавшим. И хотя по современным меркам Франц Лист, которому этой осенью исполнилось 210 лет со дня рождения, жил жизнью рок-звезды, которого боготворили, платили умопомрачительные гонорары, его внимания добивались самые прекрасные дамы, внутри он оставался сердечным, добрым и благородным человеком. Его талант был замечен в детстве, его учил игре на фортепиано великий педагог Карл Черни, а композицию преподавал, кстати, совершенно безвозмездно, сам Антонио Сальери, его заметил совсем мальчишкой великий Бетховен. А концерты Франц начал давать в возрасте 14-15 лет, а сочинять еще раньше. О нем ходила слава доброжелательного человека, который, невзирая на популярность, никогда не говорил плохо о людях. Друзьями Листа были молодые и не очень звезды Парижа – Берлиоз, Дюма, Гюго, Мюссе, Жорж Санд, великий скрипач Паганини и, конечно же, друг и немножко соперник Фредерик Шопен. Они часто по-доброму подзуживали друг друга и устраивали соревнования на звание лучшего пианиста, и всегда была ничья. Между прочим, Шопена с Жорж Санд познакомил именно Франц. А она познакомила Листа с его будущей гражданской женой Мари д’Агу. Им даже пришлось уехать из Парижа от злой молвы на долгие 13 лет в скитания по странам. Но наступил момент, когда гениальный пианист устал, почувствовав наступление того, что в ХХ веке станет попсой. «Обывателю приятнее послушать попурри из модной оперы, чем сонату Бетховена», – с горечью сказал Лист, перестал бесконечно гастролировать и осел в Веймаре. И тут выяснилось, что этот бог фортепиано, кудесник композиции и баловень меломанов, понял свое истинное призвание – он стал давать уроки молодым пианистам и композиторам, считая консерватории неспособными довести талант до совершенства. И учил бесплатно! К нему съезжались музыканты со всей Европы. Его учениками были прекрасные пианисты второй половины XIX века – Эмиль фон Зауэр, Александр Зилоти, Таузинг, д’Альбер, Розенталь, Вера Тиманова, Софи Ментер и многие другие. Он был не только гением, но просто хорошим человеком. Слушайте его музыку. Она прекрасна!



Роб Авадяев