|
Белый кит – вселенское зло
«Называйте меня Измаилом», - с этих слов начинается великий роман «Моби Дик» о битве людей с ужасным белым китом, написанный прекрасным американским писателем-романтиком и путешественником Германом Мелвилом, которому в этом месяце исполняется 195 лет. Его книги поражают смесью трагедии, подвигов, философии и элементов производственного романа – рассказами о повседневной жизни моряков-китобоев. А автор, сам долгое время бывший человеком моря, знал о чем писал. В истории мировой литературы Мелвил так и остался одним из самых глубоких символистов, и его символизм был вовсе не кабинетной блажью отстраненного, прохладного интеллектуала, а был наполнен страстью реальной борьбы, свершений и тяжелого повседневного труда. Многие молодые мужчины, ушедшие в море, хранили в своих матросских рундуках увесистую мудрую книгу о человеческом героизме, иллюстрированную потрясающей графикой Рокуэлла Кента.
С Днем рождения, радио «Маяк»!
Ровно 50 лет назад в полночь 1 августа 1964 в эфире прозвучали знаменитые позывные – песенка «Подмосковные вечера». И с этого момента в жизни советских людей появился новый и безотказный источник информации, столь же важный, как ныне интернет. Это были не только международные новости, сообщения о решениях Политбюро или вести с полей – на «Маяке» звучала хорошая музыка, песенные новинки, репортажи хороших журналистов, трансляции спортивных соревнований, транслировались радио-спектакли и многое, многое другое, что делало нашу жизнь интереснее. В наше время, среди обилия самой разнообразной информации, его голос уже не так хорошо слышен, но, невзирая на нынешние трудные времена, радио «Маяк» продолжает работать. Поздравляем его сотрудников!
170 лет великому Репину
Илья Ефимович Репин, родившийся 5 августа 1844 года в городе Чугуеве, харьковской губернии, происходил из старинного стрелецкого рода – все его предки веками участвовали во всех войнах. А их потомок никогда не был на театрах военных действий и никогда не держал в руках оружия.
Он служил стране своим талантом – умением рассказать о ее древней истории и непростой жизни, о характере ее людей. Он сохранил для нас образы современников от царей, до простых мужиков. Репин стал выдающимся русским художником-реалистом, мастером портрета, историчнских и бытовых сцен, а также академиком Императорской Академии художеств. Он очень много трудился и был всегда окружен учениками и друзьями, занимавшими все его свободное время. Репин говорил, что от этого частенько чувствует себя усталым «бурлаком на Волге», иногда веселым запорожцем, пишущем письмо турецкому султану, иногда гневным Иваном Грозным... а иногда и его сыном Иваном... В начале прошлого века, репинский дом в Куоккале стал одним из интеллектуальных центров российской культуры – так много туда приезжало знаменитостей! Илья Ефимович, по-прежнему узнаваем – его картины знакомы даже чуждым живописи людям.
Победа у мыса Гангут
300 лет назад – 6-7 августа 1714 года произошло важное для России морское сражение с шведским флотом во время Северной войны. Юный флот царя Петра оказался перед трудным испытанием – пришлось противостоять опытному шведскому флоту, серьезно превосходившему русских, особенно в артиллерии. Русские галеры были не в состоянии оказать серьезное сопротивление, несмотря на героизм отечественных моряков. Но Бог благоволил россиянам – ветер утих совершенно, наступил штиль. И царь Петр повел свои гребные суда в бой притив шведов, застывших на зеркальном море с поникшими парусами. Тут-то и выяснилось, кто крепче в рукопашной – «на кулачках», как говорил Петр Алексеевич. Под натиском русских абордажных команд, шведы приспустили флаги и сдались. Это была первая крупная победа русского флота. Ее считали не менее важной, чем Полтавскую битву.
75 лет пакту Молотова-Риббентропа
23 августа 1939 года произошло одно из самых неоднозначных исторических событий – в Москве был заключен пакт Молотова-Риббентропа, а точнее Договор о ненападении между СССР и Германией. По мнению многих, этот документ способствовал началу Второй мировой войны. И повлиял на судьбу целых народов – латышей, эстонцев, литовцев, западных украинцев, белорусов и молдаван – и вселил в их историческую память чувство обиды от перенесенного национального унижения. Их, не спрашивая, попросту присоединили к Советскому Союзу. Даже спустя 75 лет с подписания, пакт Молотова-Риббентропа не забыт и в какой-то мере до сих пор влияет на геополитическую обстановку в Европе. В 50-ю годовщину подписания советско-германского пакта состоялась акция Балтийский путь, когда жители Литвы, Латвии и Эстонии выстроили живую цепь длиной почти в 600 км – около двух миллионов человек – самая большая живая цепь в мире.
Первый московский автобусный маршрут
Ровно 90 лет назад в российской столице начал функционировать первый регулярный автобусный маршрут от Красной Пресни до дачного местечка Серебряный Бор. Хотя, на самом деле, в этом не было ничего нового. Еще в последние годы позапрошлого века, в Москве появились первые автомобили – сначала у богатых аристократов и крупных промышленников, а потом и у тех, кто решил предложить не бедным пассажирам самоходную новинку – то есть, появились первые такси. Они «с шиком» развозили подгулявших завсегдатаев ресторанов до дома. А летом частники организовывали автомобильные маршруты до дачных поселков – от Марьиной рощи до Останкино. Оно и понятно, дачи снимать могли люди с достатком – такие и за авто могли заплатить. Городские власти задумывались о прокладке автобусных маршрутов, но как всегда в казне не хватало денег. К тому же Москва была опутана сетью конок – трамваев, ведомых лошадками. В итоге, первые самодвижующиеся «омнибусы» появились у владельцев гостиниц для встречи клиентов на московских вокзалах. Но они часто выходили из строя из-за наших отечественных дорог. Но пришли другие времена – советские. Новые руководители-большевики были людьми решительными и энергичными. Они закупили надежные английские автобусы для сельской местности – 28-местные «Лейланд», остальные попросту переделали из грузовиков, установив на кузове салон – и все! Так появилось в Москве автобусное сообщение. А потом троллейбусы и метро.
Холодильнику 115 лет
Такой знакомый с детства домашний прибор оказывается был не всегда. Патент на него был получен изобретателем из Миннесоты Альбертом Маршаллом 9 августа 1899 года. Хотя и до него уже были механические холодильные шкафы. Но промышленный выпуск холодильников начался в 1911 году фирмой «Дженерал электрик». Этот огромный агрегат жутко грохотал и работал на газу – от него был жуткий запах. И только в 1926 году датский инженер Стиндруп разработал бесшумный холодильник. Правда, стоил он в два раза дороже, чем автомобили марки «Форд». В СССР холодильники начали производить в Харькове еще до войны – попросту скопировали, слегка упростив, сделав дешевле и проще. А в быту советских людей они появились только в 60-е годы. До этого на кухнях был только ледник – ящик с отделениями для продуктов, льда и трубочкой для талой воды за окно.
Де Фюнесу 100 лет
Великий французский комик – бессмертный коммисар Жюв из «Фантомаса», умевший строить уморительно смешные рожи, в жизни был человеком серьезным и неулыбчивым. Более того, этот выходец из испанско-португальской обедневшей аристократии, был очень нелюдимым. А гримасничать Фюнес научился во время джазовых импровизаций, когда сидел за роялем еще в довоенные времена в кафе-шантане. Публика была в восторге и от музыки – он был классным пианистом – и от гримас. А потом Фюнеса пригласили в кино – и весь мир узнал его имя. Он не стал великим европейским трагиком и не снялся ни в одном признанном киношедевре, его судьба – легкие веселые комедии. Фильмы «Разиня», «Большая прогулка», «Оскар», «Маленький купальщик», сериалы про провинциального полицейского и про Фантомаса до сих пор поднимают настроение зрителям.
Роб Авадяев |
|
Поэт-интеллектуал
Великому Франческо Петрарке 710 лет. Что мы знаем о нем? То, что он встретил в 1327 году в церкви св. Клары прекрасную Лауру, которую полюбил на всю жизнь и увековечил в своих сонетах, а она отказалась стать его возлюбленной. И то, что эти сонеты он написал на прекрасном народном итальянском, вместо латыни, став первым национальным поэтом. Родился Петрарка 20 июля 1304 года в Ареццо в семье нотариуса, но рос в Авиньоне. Затем поступил учиться сначала в университет Монпелье, а потом на юридический факультет Болонского университета. Но юриспруденцию невзлюбил и вернулся в Авиньон к папскому двору, приняв духовное звание. В 1330 году Петрарка поступил на службу к герцогу Колонна, став его личным библиотекарем. А затем, по заданию патрона, Петрарка отправился путешествовать по всей Европе в охоте за редкими книгами. Он собирал библиотеку, переписывал рукописи древних авторов и знакомился со многими современниками-интеллектуалами. Поэт прожил 70 лет. И всю вторую половину жизни был профессиональным литератором, признанным великим еще при жизни не только в Италии, но и по всей Европе.
Легендарный Денис Давыдов
27 июля исполняется 230 лет герою Отечественной войны 1812 года, поэту-партизану Денису Васильевичу Давыдову. Ставший легендой при жизни из-за своих ратных подвигов и чудных застольных стихов, Денис Васильевич не преуспел в быту, оставшись небогатым и «не в чинах», хотя и в генеральском гусарском мундире. Коротко с ним знакомый Государь Император вознамерился его облагодетельствовать за доблесть, назначив командиром конно-егерской бригады. Но строптивый Давыдов отверг царскую милость: «Егерям иметь усы не положено. Не стану расставаться с ними – позорно!» «Черт с ним – дураком. Пусть остается гусарским полковником», - рассердился Александр I, но потом все же произвел его в генерал-майоры, чтобы тот женился – будущий тесть отказывался отдавать ему дочь, пока не станет генералом. А еще раньше Давыдов был адъютантом князя Петра Багратиона и подразнивал начальника, высмеивая его орлиный грузинский нос. Вспыльчивый от природы Багратион, однако, не обижался на подчиненного и даже посмеивался в ответ. «Неприятель на носу!» - докладывал Денис Васильевич. «Если на твоем носу, то отступаем немедленно. А если на моем – успеем пообедать».
Самая талантливая феминистка
Мужчины во все времена недолюбливали феминисток, считая это движение немножко надуманным. Но есть сейчас и были в прошлом феминистки, вызывающие всеобщее уважение своими талантами. Знаменитой французской писательнице, публиковавшейся под мужским псевдонимом Жорж Санд, исполняется 210 лет. Ее настоящее имя Амандина Аврора Люсиль Дюпен. Ее отец был из аристократов, а мать из крестьянской семьи, из-за чего отцовскую семью она почти не знала. И это ей помогло стать независимой и не надеяться на влиятельных родственников. Но в 18 лет она вышла замуж за барона Дюдевана, чтобы все было, «как у людей», и родила двоих детей. Но после восьми лет супружеской жизни, Аврора с ним развелась и поселилась в Париже. Чтобы прокормиться, не без успеха, занялась живописью по фарфору, а потом стала литератором. Первый же роман «Индиана» привлек к ней внимание, а дальнейшее творчество сделало знаменитой. Кроме литературы, Санд вызывала любопытство и своими любовными романами – с Альфредом де Мюссе и Фредериком Шопеном. Она, как современная женщина с активной жизненной позицией, была ярким журналистом и даже принимала участие в Февральской революции 1848 года. Но после июня того же года, она разочаровалась в своих иллюзиях и отошла от общественной жизни, сосредоточившись только на литературной деятельности. Жорж Санд вызывала восхищение у российского читателя, среди ее почитателей были В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, Н.Г. Чернышевский.
Совершенный писатель
Так называли критики Леона Фейхтвангера – одного из самых популярных германоязычных писателей в мире. В июле этого года мы отмечаем его 130-летие. Он был сыном «маргаринового короля» и выходцем из еврейской религиозной семьи. Леон родился 7 июля 1884 года в Мюнхене и получил прекрасное гуманитарное образование, закончив гимназию и университет, сначала берлинский, а потом и мюнхенский. Фейхтвангер изучал германскую филологию, философию и санскрит. Литературную деятельность начал рано – в 16 лет. В молодые годы стал журналистом, много писал, интересовался театром, античностью, еврейской историей, путешествовал. Воевал в Первую Мировую, но был комиссован. По возвращению домой стал активно сочинять новеллы, статьи, пьесы и начал публиковаться. Фейхтвангер открыл талант Бертольда Брехта, с которым потом дружил всю жизнь. Первый роман «Безобразная герцогиня» был опубликован в 1923 году, и сразу сделал автора знаменитым. Приход нацистов в 1933 году заставил его навсегда покинуть родину и, после мытарств по французским лагерям интернированных, осесть в США, где и продолжилась успешная литературная карьера. Один из лучших авторов исторических романов, Фейхтвангер сумел под личиной истории рассказать современникам об их собственной жизни. Чего стоит роман «Лже-Нерон», где он предсказал судьбу фашистских бонз. У нас его много и охотно печатали. Русские читатели воспринимают Фейхтвангера своим и очень хорошо знают его творчество. Но страшно удивляются, почему в Испании не слышали о романе «Гойя, или Тяжкий путь познания».
Боец «Конармии» с пером наперевес
Это сказал Корней Чуковский, а он был острословом и, похоже, не любил Бабеля. Многим литературным коллегам не нравилась его слава, его безупречный французский, то что его так много печатали, его близость к НКВД и к самым коммунистическим верхам. То, что Бабеля еще перед революцией, напечатал сам Горький. То, что он – начинающий, но блестящий журналист по-горьковски «ушел в люди», пойдя на фронт. То, что воевал у Буденого, где приобрел бесценный жизненный опыт и уникальные наблюдения. И то, что он явно обладал литературным дарованием, граничащим с настоящей и всем очевидной писательской гениальностью. Его «Одесские рассказы» и «Конармия» написаны потрясающе изысканным стилем, но при том с предельной правдивостью, доходящей до натурализма. Некоторые исследователи считают, что не было в Советской России 30-х годов лучше писателя, чем Исаак Эммануилович Бабель – урожденный одессит с Молдаванки. Бабеля постигла судьба смелого, но «зарвавшегося» шута у трона – его арестовали и расстреляли. То ли Буденый за правду о Первой конной свел счеты, то ли кто-то из наркомов не простил, что писателем увлеклась жена, то ли попал под разнарядку... И мы никогда не прочитаем почти законченного романа о чекисте, который Бабель по главам читал знакомым и друзьям. А еще он был тесно связан с нашим городом – работал выпускающим редактором в тбилисской 7-й типографии на Пушкинской улице, 18.
Певец балерин и прачек
Среди знаменитых французских импрессионистов особняком стоит творчество чудного художника Эдгара Дега, которому 19 июля исполняется 180 лет. Среди коллег-живописцев этот парижанин явно выделялся своими манерами, образованностью, элегантностью и абсолютной уверенностью в себе, не делающую его, впрочем, спесивым и тщеславным. Дега, а правильнее де Га, родился в семье аристократов, банкиров и луизианских торговцев хлопком. В отличие от многих собратьев по искусству, он никогда не голодал. Даже тогда, когда его семья обанкротилась, Эдгар отдал свою долю наследства и стал очень грамотно распродавать свои, уже ставшие знаменитыми, картины – кризис был преодолен за пять-шесть лет. Вообще Дега был «правильным» человеком. Даже во время франко-прусской войны, он не стал «косить» от армии, как Моне и Ренуар, а пошел добровольцем на фронт вместе со своим старшим другом Эдуаром Мане. Позднее, он примкнул к импрессионистам, но так никогда не стал среди них своим – не любил пленэр, а писал только в помещениях – в студии или в театре. Роднило их мгновение, которое они мастерски выхватывали из жизни. Любимыми моделями Дега стали балерины и прачки. Но ни с одной из них у него не было романа – мсье Эдгар во все времена оставался джентльменом. А еще он за добрый десяток лет до Тулуз-Лотрека рисовал парижские кафешантаны. К сожалению, Дега очень рано стал слепнуть, поэтому в своем позднем периоде перешел с масла на пастель, что придало очарования его красивым работам. Из-за плохого зрения, он, как в кино, рисовал «крупными планами». На поминках по себе, он разрешил своему другу – художнику Жан-Луи Форену сказать о себе предельно лаконично: «Он, как и я, любил рисовать».
К Капице на «капичник»
В его институт на капустники собиралась вся Москва. Будто это даже и не академический институт, а закулисье популярного театра. На этих вечерах собирались самые интересные люди России послушать самых интересных людей. Так Петр Леонидович Капица – великий физик, академик, лауреат Нобелевской премии и директор Института физических проблем (ИФП) - просвещал своих сотрудников. Эта талантливая научная молодежь, по мнению мэтра, должна была стать еще и разносторонне образованными людьми. У Капицы всегда работало мало людей – не более 50. Петр Леонидович хотел, чтобы они все были на виду, чтобы с каждым можно было поговорить, направить, поддержать – но, чтобы он был в курсе их дел, включал работы в план и чтобы ежемесячно перед ним отчитывались. Кроме основной работы, он давал много возможностей для научного роста – говорил, что каждый «вправе иметь свой приусадебный огород». Невзирая на строгий характер, Капица, которому 8 июля исполняется 120 лет, был не тираном, а, скорее, патриархом. В молодые годы он работал в Кембридже у Резерфорда, и с тех лет сохранил потрясающе логичную и изящную систему организации производственных отношений. Его институт с научными коллоквиумами и капустниками-капичниками – был одним из островков свободомыслия в довольно душной атмосфере советского быта.
Роб Авадяев |
|
|
На беседу с «Русским клубом» согласился ас в деле дипломатии – Петр Петрович Чхеидзе, доктор юридических наук, первый посол независимой Грузии, представитель правительства Грузии при правительстве СССР, первый дипломатический представитель Грузии в России, первый чрезвычайный и полномочный посол Грузии в США, Афганистане и Туркменистане, в течение 10 лет – постоянный представитель Грузии при ООН, и это далеко не полный перечень его должностей и званий.
Очень занятой человек, мобильный которого звонит постоянно, Петр Петрович уделил нам почти 5 часов своего времени. Не скрою, он был не вполне удовлетворен разговором. «Вы заставили меня слишком много говорить о себе», - с улыбкой заметил Чхеидзе. А для меня в нашей беседе это и было самое ценное.
Мы поговорили, пожалуй, лишь о тысячной части того, что довелось пережить, испытать и совершить Петру Петровичу. Остается надеяться, что он все-таки примет решение написать книгу воспоминаний. Забегая вперед, скажу, что некоторые фрагменты беседы могут вызвать у читателя неоднозначную реакцию, но это рассказ о событиях, участником которых был сам Петр Чхеидзе.
- Петр Петрович, давайте начнем с самого начала.
- Ну что ж, давайте попробуем. Я родился в 1941 году в Тбилиси. Учился в 6-й мужской, а затем в 55-й школе. У нас был замечательный класс. Вообще, мне повезло – вокруг всегда были интересные и позитивные люди. С одноклассниками и однокурсниками мы дружим до сих пор. Те, кто еще жив… После школы поступил на юридический факультет в университет.
- Почему решили поступать на юридический?
- Затрудняюсь ответить. В семье юристов не было. Отец окончил железнодорожный институт в Москве. Потом вернулся в Тбилиси, познакомился с моей мамой, студенткой медицинского института, и за компанию с любимой девушкой получил второе высшее образование – медицинское. Юристом был мой дядя – точнее, муж моей тети, Исидор Долидзе. Выходец из очень бедной гурийской семьи, он, как говорится, босиком пришел в Тбилиси и всего добился сам, стал академиком, секретарем ЦК Компартии, председателем Верховного суда, вице-президентом Академии наук Грузии. Честно говоря, он меня не очень жаловал – я не был прилежным и усидчивым, хотя учился хорошо. И особо не философствовал насчет своего будущего.
- Вы были комсомольцем?
- В школе в комсомол меня не приняли. Я-то не обращал внимания. Но на это обратили внимание в приемной комиссии университета и не приняли мои документы. Пришлось просить о помощи. 28 июня меня приняли в комсомол, а на следующий день я сдал документы в университет.
- А в партию вступили потому, что так было надо?
- Да нет… Но сказать, что я был диссидентом, будет неправдой. В партию меня приняли в 1965 году, когда я работал в прокуратуре. Я никого об этом не просил. Сами предложили и приняли, это было престижно.
- Каким студентом вы были?
- Учился я неплохо. После первого курса мы с другом проходили практику в Управлении милиции. И нам предложили остаться. Летом, на каникулах, я начал работать в уголовном розыске. Два с лишним года одновременно работал и учился. Мои родители об этом ничего не знали. Наш факультет был дневной, но лекции шли вечером, так что я все успевал.
- Дома так и не узнали, что вы работаете в розыске?
- Конечно, узнали. Отец заставил меня написать заявление об уходе, и с 4 сентября я уже не работал. Но все было к лучшему, потому что я перешел на 4-й курс, и надо было заниматься больше, чем раньше. В 1963 году закончил университет. Вскоре получил назначение в прокуратуру – стажером. В прокуратуре я попал в окружение блестящих профессионалов, высококвалифицированных юристов. Для меня началась настоящая школа. Год я был стажером, два года – следователем, потом – старшим следователем городской прокураторы. И, наконец, - следователем по особо важным делам при прокуроре Грузии, тогда их было всего пять.
- Уровень преступности в те годы был высокий?
- С нынешними временами не сравнить. Кроме того, и это очень важно, в правоохранительной системе работали только профессионалы. Причем всех национальностей – грузины, армяне, осетины, евреи... Вы знаете, в молодости я даже не задумывался об этом. Мне, например, казалось, что осетины – это тоже грузины, как гурийцы, например, или рачинцы… В прокуратуре я расследовал серьезные дела. В основном в Мингрелии и Абхазии. В Сухуми, Гаграх, Гудаута проводил по 9 месяцев в году.
- К тому же еще и защитили диссертацию.
- Да, но пока писал диссертацию, продолжал работать - был инструктором горкома, потом стал заместителем заведующего, а после – заведующим отделом административных и торгово-финансовых органов. Это был один из самых важных отделов в горкоме. Одновременно с работой в горкоме я поступил в аспирантуру в Московский институт государства и права.
- О чем была ваша диссертация?
- Тема была практической – «Разграничение убийств». Прокурор республики Павел Бердзенишвили поручил мне заняться этим вопросом. Я изучил 1500 дел по Грузии. Стопки дел в моем кабинете доставали до потолка. В 1975 году защитился, защита была закрытой – тема оказалась социологически резонансной. Говоря откровенно, я по природе не ученый. Но, несмотря на это, мне пришлось много раз защищаться – я закончил Высшую партийную школу, учился в Академии общественных наук. А потом поступил в Дипломатическую академию МИДа.
- Почему вы решили идти в Дипакадемию?
- У меня было желание увидеть мир. Я мечтал об этом. В советское время для этого надо было или закончить Академию внешней торговли, или идти по дипломатической линии. Я выбрал второе. В июне защитил кандидатскую, в июле сдал вступительные экзамены в академию и в сентябре уехал из Грузии.
- Попасть туда, наверное, было непросто?
- Это было очень серьезно, очень сложно и удалось не сразу. Мне помогали и болели за меня почти все, особо помогла Виктория Сирадзе. Она вошла с ходатайством к Эдуарду Шеварднадзе, он его подписал, и меня, после долгого рассмотрения, допустили к экзаменам в академию. На нашем курсе училось 16 человек, это был спецнабор – в то время один раз в 5 лет набирали партийных работников со всего Союза. Считалось, что для морального укрепления состава загранработников. С детства я учил немецкий язык – мама окончила немецкую школу, и мы с братом по-немецки говорили лучше, чем по-русски. Я заранее радовался, что учиться будет легко. Не тут-то было. Мне сразу сняли немецкий язык и дали английский. Занимались с 8 утра до 10 вечера. Заданий задавали столько, что в 3-4 часа утра от усталости я падал со стула. Потом привык. На третьем курсе получил направление на практику - на полгода в Лондон. Все было оформлено, документы готовы. И вдруг меня вызывают в МИД и сообщают, что я никуда не еду. Как выяснилось, из Грузии пришел донос о том, что я собираюсь вывезти семью на Запад, что у меня родственники в Париже, которые хотят передать мне наследство… Это был 1977 год. Даже в 1978 году, когда я заканчивал Дипакадемию, на меня написали анонимку, что я хвастаюсь, мол, сейчас Шеварднадзе снимут, а меня назначат. (Смеется).
- Петр Петрович, но это не смешно.
- Ничего-ничего, это всегда так. Но с Лондоном было серьезно. Понимаете, я дипломат, а про меня пишут ужасные вещи и не пускают за рубеж. И тогда мой друг, секретарь Бауманского райкома Сергей Купреев, позвонил Юрию Андропову и поручился за меня своим партийным билетом. Андропов распорядился, чтобы в Грузии изучили мой вопрос. Через два месяца меня вызывают и говорят – все в порядке, поезжайте в Лондон. А я отказался. Я был очень обижен тем, что мне не верят. Потом прошло время, успокоился. Завершил учебу, защитил тему «Советские предложения по запрещению оружия массового уничтожения и систем такого оружия». Сложная тема – я 7 месяцев просидел в архиве МИДа, изучая материалы.
- Как складывалась ваша карьера после окончания Дипакадемии?
- Я выбрал многостороннюю дипломатию, т.е. международные организации, изучающие глобальные вопросы. Для примера: посол США в Грузии – это двусторонняя дипломатия. А ООН – многосторонняя. По окончании меня направили в отдел международных организаций Министерства иностранных дел СССР. Кстати, со мной работал Андрей Козырев, он был атташе Управления международных организаций МИД СССР, мы сидели в одном кабинете – знаменитом ооновском кабинете «1010» - на 10 этаже МИДа. А потом я уехал в Нью-Йорк – получил назначение в советское представительство при ООН. Прошло 2-3 месяца – ни одного поручения. Напротив меня сидела заведующая канцелярией, опытная дама, и я целый день читал газеты и слушал стук пишущей машинки. Я не выдержал и написал заявление на имя Олега Трояновского, постоянного представителя СССР при ООН: прошу откомандировать на родину, поскольку я здесь не нужен. Первым замом Трояновского был Михаил Харламов, бывший председатель Госкомитета по радиовещанию и телевидению. Он мне сказал: «Сынок, с таким заявлением я сталкиваюсь первый раз. Ну и что, что не дают поручений? Подожди, придет твое время». Такого заявления, как мое, действительно никогда не было. Бывали другие заявления, например, такое: прошу продлить командировку, поскольку наша семья не успела купить холодильник. Харламов мое заявление порвал. И я остался.
- Сложности были?
- Расскажу случай. У моего друга, эмигранта-еврея (впоследствии миллиардера) Тимура Сепиашвили родился сын. Мы с женой, естественно, поехали в гости – это была очень близкая нам семья. На второй день прихожу на работу, и меня приглашает к себе офицер по вопросам безопасности. «Где вы вчера были?» – «В Куинзе, у моего друга». В те годы эмигрантов считали изменниками родины, к тому же мероприятие проходило в синагоге. У меня возникли проблемы. Я заявил - если мне не доверяют, и я не могу свободно общаться с кем хочу, то не вижу смысла пребывания здесь. Прошло немного времени, и мне сказали: «Петр Петрович, вас изучили. Встречайтесь с кем хотите. Мы вам доверяем». Понимаете, я действительно не могу работать, если нет доверия.
- А что, чекисты так жестко контролировали круг общения советских специалистов?
- Ну а как же! Все советские сотрудники, работающие за границей, должны были сдавать списки своих контактов. Кстати, так же, даже еще строже было у американцев.
- Как работалось в советском представительстве при ООН?
- Очень интересная работа – в Совете безопасности, в комитетах ООН, изучение и обсуждение глобальных и региональных проблем, координация позиции и действий с представителями более 190 государств, выяснение подходов правительств к интересующим руководство направлениям. Я активно работал в пятом комитете, который рассматривал кадровые и бюджетно-финансовые вопросы. Три года занимался продвижением советских специалистов в международные организации. Два года руководил референтурой по связям со страной пребывания. Три раза организовывал приезд министра иностранных дел СССР Андрея Громыко в Нью-Йорк. Подготовка начиналась за два-три месяца. Это был тяжелый период начала 1980-х. В 1979 году советские войска вошли в Афганистан, 1 сентября 1983 года был сбит южнокорейский пассажирский «Боинг 747». Отношение к советским людям очень изменилось. Взрывали наши машины. Знакомые американцы просили не здороваться на людях, владельцы кафе и бутиков уже не приглашали. И я горд, что у меня есть три благодарности от Андрея Андреевича. Работая в ООН необходимо знать вопросы и иметь свою позицию. Если ты своего друга-посла во время дискуссии поддержишь по всем вопросам, то ни дружбы не будет, ни уважения. Если у тебя нет позиции, ты никто. И никого уму-разуму учить не надо. Кстати, Эдуард Шеварднадзе мне несколько раз говорил – не надо никого учить, все равно не научишь. Еще и обидятся.
- Сколько лет вы проработали в советском представительстве при ООН?
- Шесть лет. Меня отозвал Шеварднадзе. Да я и сам хотел вернуться. Приехал в Тбилиси, возглавил отдел зарубежных связей ЦК. Чувствовал, что нахожусь на своем месте. И старался всем помочь. Был такой случай. Кинорежиссер Отар Иоселиани просился во Францию. Рассматриваем вопрос, и заместитель председателя КГБ Алексея Инаури, не буду называть его фамилию, говорит: «Мы против». А я говорю: «Если вы против, давайте проголосуем». Все растерялись, ведь если КГБ говорит «нет», это значит «нет», и точка. Какое может быть голосование! Но я поднял руку, и – раз! - все проголосовали «за». Отара Иоселиани я поддержал потому, что по себе знаю – побывав за границей, увидев все своими глазами, по-другому на все смотришь. Это не значит, что будешь меньше любить свою страну. Когда я прилетал в Шереметьево, то чувствовал, что приехал на родину. Наша родина была Советский Союз. И попробовал бы тогда мне кто-нибудь в Москве сказать – убирайся к себе в Грузию, я бы послал подальше! Конечно, Грузия для меня – это главное. Но мое отношение к СССР – это отношение к родине.
- Когда вы поняли, что Советский Союз обречен?
- Это стало очевидно уже в 1986 году. Все шло к развалу. Не Горбачев, не Шеварднадзе и не Яковлев развалили страну. Это была запланированная работа степ бай степ, шаг за шагом.
В конце 80-х в Советском Союзе начались центробежные движения, и в Грузии в том числе. Начались волнения в Абхазии, Южной Осетии. Я свидетель всего этого. Я видел, что все разваливается, и ничто этот процесс не остановит. В феврале 1988 года у меня была информация о том, что в Абхазии, в селе Лыхны скоро будет подписан документ об отделении. К сожалению, в тот период у нас не было лидера, чтоб исправить ситуацию. Весь 1989 год я провел в Сухуми. Никого не виню, но все-таки мы совершили много ошибок. В принципе – шла лавина, которую нельзя было остановить. Кроме того, у нас не было лидеров. Эдуард Шеварднадзе лидером был, как хочешь его критикуй. А Звиад Гамсахурдия, став президентом, не знал, как надо работать. Понимаете, мы, партийные работники, все сдали и ушли без борьбы. Мы из здания ЦК вышли так, что ни карандаша не взяли с собой. Да, были у нас жулики, но я могу назвать фамилии секретарей и завотделами ЦК, которым через месяц после ухода оттуда нечего было есть. Как мы работали в советское время? Мы считались с обществом. Я из горкома не уходил раньше 12 часов ночи. Ездил по городу, проверял плодоовощные магазины, садился на подъемник, когда собирали картошку, проверял, в какое время завезли хлеб в булочные… Мы старались. Но, видно, сама система была создана неправильно. Потому и развалилась.
- Два года вы возглавляли Совет профсоюзов Грузии.
- Я не профсоюзник. Это единственное место, где я не чувствовал себя хорошо. Хотя я создал конфедерацию профсоюзов, абхазы, и осетины приезжали на мой президиум, ни разу не пропустили. Я давал им решать свои вопросы самостоятельно. Приезжал, советовал, но никогда не приказывал. Не хотел командовать и дал им возможность работать. Но ничего нельзя было поделать, шел процесс развала.
- А чем вы занялись, когда ушли из профсоюзов?
- В 1991 году стал постоянным представителем Грузии при правительстве СССР, кстати, меня Звиад назначил. А в конце года, 8 декабря, было подписано Беловежское соглашение, СССР прекратил свое существование. И я оказался представителем Грузии при правительстве России. Летом 91-го уехал вместе с женой в свою деревню Опча в Западной Грузии. Однажды утром просыпаемся – по телевизору показывают «Лебединое озеро». Это было 19 августа 1991 года. Путч. 21 августа я вылетел в Москву. 14 сентября вернулся в Тбилиси, где уже шли антиправительственные митинги. До возвращения в Грузию Шеварднадзе оставалось полгода.
- Какие отношения были у вас с Эдуардом Шеварднадзе?
- Мы были в очень хороших отношениях вплоть до того, как он уехал в Москву, став министром иностранных дел СССР. В январе 1990 года я в течение двух часов высказывал ему все претензии. Его супруга присутствовала при этом разговоре, но не выдержала, ушла. Не могу вам рассказать, о чем мы говорили, - это был разговор с глазу на глаз. Потом я с ним встретился на последнем съезде компартии в Москве, в июле 1990 года, и сказал – мне нужно 5 минут, никаких просьб нет, только несколько вопросов. «О, обязательно!» Но встреча не состоялась. Шеварднадзе окончательно ушел с поста министра в начале декабря 91-го. В середине января мне позвонил мой друг Гурам Мгенадзе, попросил, чтобы я с ним встретился… То, что я сейчас вам расскажу, говорю впервые. Приезд Шеварднадзе в марте 1992 года наметил и подготовил я – и время, и дату, и самолет, и список пассажиров. Я за ним заехал на ЗИЛе, привез в аэропорт и посадил в самолет. В самолете сидели мои друзья из прокуратуры и МВД. Правительство Грузии узнало об этом за день. Хотя еще в феврале я поставил вопрос перед главой правительства Тенгизом Сигуа и министром обороны Тенгизом Китовани о приезде Шеварднадзе. Они хотели предложить Шеварднадзе место министра. Я Китовани сказал: «Как ты себе это представляешь? Эдуард Шеварднадзе с папкой в руках сидит и ждет в твоей приемной?» В Тбилиси мы с Шеварднадзе прилетели вместе, но я с самолета вместе с ним не сошел. Меня ждала машина, и я уехал. А на второй день Тенгизу Сигуа принесли несколько телеграмм – от бывшего госсекретаря Бейкера и других известных политиков: «Поздравляем грузинский народ с возвращением президента Шеварднадзе». Подстроено было, конечно… 10 марта 1992 года он был назначен председателем Государственного Совета Грузии, сменившего Военный совет, и стал главой государства. В то время я готовил все встречи и мероприятия с его участием. Решались многие вопросы, о которых я пока не хочу говорить. Во всяком случае, Шеварднадзе говорил: «Запомните, все, что скажет Чхеидзе, согласовано со мной».
- А как вы стали послом Грузии в США?
- Шеварднадзе мне сказал: «Я хочу, чтобы ты стал первым послом Грузии. Но не хочу, чтоб первое посольство Грузии было в России. Поезжай в США». Около 7 месяцев я противился – первый раз он мне это предложил в августе 1992 года, а согласие я дал в феврале 1993 года. В мае 1993 года в качестве посла Грузии я уехал в Вашингтон.
- С чего началась ваша деятельность в качестве посла?
- Я ведь одновременно работал и в Нью-Йорке – в качестве постоянного представителя Грузии при ООН. Два года мотался между Вашингтоном и Нью-Йорком. Спал в машине. Это было невозможно, и спустя два года попросил разделить эти два поста и остался в Нью-Йорке… 13 июня 1993 года первый раз встретился с президентом Клинтоном и его супругой. В течение года я встречался с Клинтоном 11 раз. Несколько раз, без предварительной договоренности, я приводил к Эдуарду Амбросиевичу госсекретаря США Мадлен Олбрайт, и они беседовали по несколько часов, я переводил. Конечно, это был интерес не ко мне, а к Шеварднадзе. Я представлял маленькую страну, которая не платит взносы в ООН. В этом случае 19 статья автоматически снимает право голоса, а у меня право голоса был постоянно. Я дружил со всеми послами. В год посылал в Грузию 700-800 писем. С Шеварднадзе по телефону говорил 2-3 раза в неделю. Министром иностранных дел России тогда был мой старинный друг Евгений Примаков. Сергей Лавров был моим коллегой в Нью-Йорке. Я и тогда говорил, и сейчас повторю: я предлагал Шеварднадзе создать треугольник Вашингтон-Тбилиси-Москва и сформировать группу по особым вопросам. Дело так и не сдвинулось с места. Вообще, много чего не было решено… В 2002 году я уехал послом Грузии в Афганистан. Параллельно работал в Туркменистане. А потом меня сняли.
- За что сняли, если не секрет?
- Какие секреты! Это было в июне 2004 года. Президентом Грузии уже был Саакашвили, министром иностранных дел – Саломэ Зурабишвили. Мы с ней познакомились в 1979 году в Нью-Йорке в пятом комитете, она пригласила к себе Зураба Церетели, Ило Бараташвили и меня. Потом встречались еще несколько раз. Она заменила всех послов Грузии. О том, что меня освободили, я узнал по телевидению. На второй день пошел попрощаться к президенту Карзаю, затем к Туркменбаши. Когда я стал послом в Туркменистане, у нас был долг в 500 с лишним миллионов. А через два года остался долг в 50-60 миллионов.
- С Михаилом Саакашвили вы знакомы давно?
- Он со мной познакомился сам во время моего приезда из Нью-Йорка в Тбилиси – я тогда был послом в США. Подошел и сказал – здравствуйте, я Миша Саакашвили, племянник Темура Аласания. Потом мне предложили взять его в Нью-Йорк сотрудником, по этому поводу несколько десятков членов Госсовета обратились с просьбой к президенту. У меня это письмо хранится. Там 37 подписей и резолюция Шеварднадзе: «Чикваидзе, Чхеидзе – прошу рассмотреть и доложить». Я отказался брать Саакашвили. Не захотел, потому что он кляузник и не дал бы нормально работать. Мне его дядя в 1998 году сказал: «Поддержи его, Зура (у Петра Петровича в Грузии есть и второе имя – Зураб – Н.Ш.). Он станет президентом». Я отмахнулся: «Конец придет Грузии, если такого, как твой племянник, выберут президентом».
- ?!
- Все так и было. Можете публиковать. Вообще, я вам рассказываю то, что можно опубликовать.
- Правильно ли себя вел Шеварднадзе?
- Так, как американцы впоследствии помогали Саакашвили, ему не помогали. И ему было реально тяжело – поднять страну очень, очень трудно. Например, в 1992 году выделили 100 миллионов долларов Украине, а Грузии, Армении, Молдове и Азербайджану – 100 миллионов на всех. Я не хочу критиковать Эдуарда Шеварднадзе. Он сыграл огромную роль в истории страны. Но в какой-то период сдал. С 1997 года не был похож на себя. Его стали раздражать вопросы... Иногда я думаю, может, было бы лучше, если бы мы дошли до самого дна и оттуда начали подниматься? У меня нет ответа… Самое важное – это экономика и самосознание. Надо думать о своих проблемах, о том, что нужно Грузии. Народ должен осознать, куда он идет. У нас великая история. У нас были великие физики, математики, химики, горные инженеры… Но в какой-то момент оказалось, что все это неважно, что мы – общество-сервис, которое должно работать в курортных гостиницах. Не должно быть ни Академии наук, ни некоторых факультетов – мы же шли к этому. Консерваторию собирались закрыть, от Академии художеств избавиться. Мы не знаем, что нам надо. Поэтому и работаем неправильно.
- А как должны строиться отношения Грузии с Россией?
- Если произошел конфликт, необходимы переговоры. Уже не важно, кто прав, кто виноват. Главное – начать разговор. Для Грузии дружба с Россией необходима и естественна. Мы очень близки. У нас общая культура. Нам необходимо общаться. Мы маленькая страна. Что будет с нами? Мы должны молиться и каждый день свечку ставить, чтобы в России все было хорошо. Думаю, Грузии необходимо наладить отношения с Россией. Мне обидно – то, что сохранили наши предки на протяжении веков и передали нам, мы теряем. Не знаю, как можно решать проблемы с врагом. Это возможно только с другом. Наши проблемы не решатся без России, поэтому нам надо дружить.
- Вы понимаете, что у вас довольно маргинальные взгляды? Прежде всего, для грузинской молодежи.
- Что поделаешь? Я этого никогда не боялся. Не уважаю политиков, которые говорят народу только то, что народу нравится. Ненавижу, если честно. Ты должен выражать свое мнение. Говорить кому-то в угоду – нет, никогда. Я не говорю, что мое мнение – это истина. Нет. Но так думаю я.
- Как вы оцениваете сегодняшнее положение в Грузии?
- Бидзина Иванишвили нас спас. Я не денежный человек, но я бы нашел деньги, чтобы построить ему памятник за то, что он освободил нас от Саакашвили и его клана. Но Бидзина Иванишвили должен или остаться в политике (думаю, это было бы хорошо), или отойти от всего. Иначе ни у кого не будет чувства настоящей ответственности. Никто не вырастет. Пусть партии работают, борются, пусть избиратели выберут одного, через четыре года – другого, потом третьего. Именно в этом процессе воспитываются политики. Поднять государство, повторяю, - сложнейшая вещь. Не в том дело, чтобы уважать Россию или Америку – надо прежде всего уважать свою страну.
- Чем вы сейчас занимаетесь?
- У меня есть лошадь. Каждый день езжу верхом. В Москве создаю Фонд. Пока не хочу говорить об этом подробно. В свое время мне в Америке дважды предлагали получить на семью американские паспорта. Но мне было немало лет, и я знал, что бесплатных обедов не бывает. Я много думал и отказался. Потому что считаю это ниже своего достоинства.
- Петр Петрович, когда вы напишете книгу о том, что пережили, что знаете?
- Я собирался. У меня огромный архив. Только моих выступлений в Совете Безопасности по вопросам Абхазии – тома четыре, не меньше… А потом прочитал те книги, которые написали мои друзья, живущие в Грузии, и решил ничего не писать. Слишком много получается о себе. Как-то неловко.
- Я не могла не заметить – вы часто произносите словосочетание «прекраснейший человек»…
- Мне в жизни очень везет на интересных, замечательных людей. И еще – я уважаю тех, кто не меняется. Это прекраснейшие люди.
Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ-ШАДУРИ |
|
Последний классик
Ни о ком не говорили так много противоречивого, как о гениальном немецком композиторе Рихарде Штраусе, которому в этом месяце исполнится 150 лет. Характер у него действительно был, мягко говоря, непростой. Великий итальянский дирижер Артуро Тосканини как-то о нем гневно сказал, что перед композитором Рихардом Штраусом он снимает шляпу, а перед человеком – надевает десять. К тому же во времена нацистов он вполне был почитаем и благоденствовал, что вызывало гнев современников. Штраус даже занимал должность президента Имперской музыкальной палаты. За что впоследствие предстал перед судом, но был оправдан. Его считают последним представителем позднего немецкого романтизма и, по выражению критиков, последним классиком... Он родился в строгой семье валторниста Придворного оперного театра Мюнхена, где даже оперы Вагнера считались музыкой низкого сорта. Способности у Рихарда проявились еще в детстве. А в 21 год он уже встал за дирижерский пульт, заменив самого Ганса фон Бюлова. Тогда же Штраус стал сочинять свои симфонические поэмы. И сразу же, и на всю жизнь стал очень знаменитым, популярным... и неоднозначным – одна половина публики рукоплескала, другая шикала. В Америке его оперу «Саломея» даже пришлось прервать из-за протестов. Но Штраус продолжал писать много разнообразной музыки, не сдаваясь и не пытаясь кому-то угодить. Он даже перед самой войной написал вызывающе пацифистскую драму «День мира», что вызвало гнев фашистских бонз. Что касается его якобы антисемитизма, то эта напраслина преследовала Штрауса всю жизнь. Ведь невестка маэстро была еврейкой, внуки полуевреями, евреем был и ближайший друг – выдающийся писатель Стефан Цвейг. И коллегам из оркестра он помогал скрываться, выделяя немалые личные средства на побег от гестапо...
Непросто складывалась жизнь у этого «баловня судьбы и любимца муз». О нем говорили, что в 24 года он достиг своего пика в гениальном «Дон Жуане», а потом всю жизнь плавно снижался, впрочем, никогда не опускаясь ниже уровня музыки выдающейся. О себе он как-то сказал: «Может быть, я не являюсь первосортным композитором, но я – первоклассный второсортный композитор!» А повсеместно известным Рихарда Штрауса сделали звонкие трубы из его «Заратустры». Их мы знаем из фильма «Космическая одиссея 2000» и музыкальной заставки к телеигре «Что? Где? Когда?»
Он тоже помнил «чудное мгновенье»...
А вы знаете, что великий русский композитор Михаил Иванович Глинка свой прекрасный романс «Я помню чудное мгновенье» тоже посвятил мадам Керн? Нет, не пушкинской музе, а ее дочери – Катеньке Керн. Они встречались больше десяти лет, но так и не поженились – помехой стал его талант, его поглощенность творчеством и невероятная работоспособность. Как и многие гении, Михаил Иванович не был счастлив в семейной жизни. Он и в прежнем браке не встречал понимания. Когда после Девятой симфонии Бетховена Глинка потрясенный и в слезах возвращался домой, его простоватая жена Марья Петровна щебетала о свиных котлетках, которыми их дома попотчуют... Этот выходец из обрусевших смоленских поляков прожил чуть больше пятидесяти лет, но, как говорил перед смертью: «Хоть всю жизнь беспрестанно работал – всего задуманного не успел». Но кое-что он все-таки успел – Глинка стал создателем русского национального симфонизма и автором прекрасных опер «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила», симфонической фантазии «Комаринская», немалого числа камерно-инструментальных произведений и десятков русских романсов. А еще он сочинил «Арагонскую хоту» - ставшую национальным гимном испанской провинции. Талантом Глинки восхищались европейкие знаменитости Гектор Берлиоз, Беллини, Доницетти. А знаменитый Франц Лист переложил его «Марш Черномора» на фортепиано и часто исполнял в своих концертах. Михаила Ивановича удостаивали своей дружбой Пушкин, Жуковский, Дельвиг, Одоевский. На пирушке по поводу премьеры оперы «Жизнь за царя» они ему посвятили торжественный шутливый канон:
«Пой в восторге, русский хор!
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! Наш Глинка –
Уж не глинка, а фарфор!»
А еще его гувернером был пушкинский друг детства и будущий декабрист Вильгельм Кюхельбекер. Михаилу Ивановичу Глинке 1 июня исполнилось 210 лет.
Генератор реформ из Тифлиса
В нашем прекрасном южном городе 29 июня 1849 года родился, наверное, один из самых успешных российских государственных деятелей – Сергей Юльевич Витте. Его отец был крупным губернским чиновником из курляндских дворян, а мать – русской аристократкой из рода Долгоруковых. Сергей плохо учился в гимназии, плюс была единица по поведению. Для получения приличного аттестата пришлось доучиваться в кишиневской гимназии – там требования были меньше. А потом был физико-математический факультет одесского Новороссийского университета, диплом с отличием и кандидатская диссертация. Будущий премьер Российской империи был по складу абсолютным «технарем» и не жаловал гуманитариев. Но профессорская кафедра, на которую нацелилось юное дарование, от него ускользнула – после смерти отца и деда нужно было кормить семью. Мать использовала свои связи, и Сергей получил место на «чугунке» - железной дороге. Молодой Витте начал с «низов», а через пять лет уже возглавил службу эксплуатации Одесской железной дороги. Во время Русско-турецкой войны он с таким блеском организовал сверхплотный график прохождения военных эшелонов, что его забрали в столицу. А позднее дали назначение в Киев, где вдали от завистливых глаз он сделал потрясающую карьеру – за десять лет Юго-Западные железные дороги увеличили прибыль в 30 раз! Но карьре Витте помог случай – император Александр III спешил на юг. И у Сергея Юльевича потребовали для максимальной скорости дополнительный паровоз. Но получили ответ, что он не позволит Государю «свернуть себе шею». Император рассердился, но через год после ужасной катастрофы, когда едва остался жив, вспомнил смелого железнодорожника и назначил его сначала начальником Департамента железнодорожных дел, затем министром железнодорожного транспорта, а затем и министром финансов. Так началась одна из самых блестящих карьер. Витте оказался гениальным и циничным менеджером, с потрясающей деловой хваткой, умением просчитывать ситуации, разбираться в людях и выбирать сотрудников, а также не лишенным умения интриговать, что сделало его сверхуспешным. А еще он был подлинным государственником, за что его уважал и отмечал своей дружбой Александр III, которого Витте наедине называл просто по имени-отчеству. Вот основные достижения Витте: при нем бюджет страны вырос на полмиллиарда, выросла добыча угля – в 3 раза, нефти – в 2 раза, выплавка стали – в 2,5 раза, железные дороги строились по десять тысяч верст в год, началось строительство Транссиба и КВЖД, введен золотой империал, основывались политехнические институты и училища, начато освоение Северного морского пути и, наконец, именно он написал знаменитый царский Манифест об учреждении Государственной Думы. Хотя, со следующим царем – Николаем II у него были неважные отношения. Витте относился к Ники с нескрываемым презрением, а молодой государь его попросту ненавидел, но обойтись без него не мог. В итоге, реформы строптивого министра, хоть и туго, но шли. Кстати, большевики продолжили многие из них – в наркомате финансов у Сокольникова работало немало птенцов гнезда великого российского премьер-министра Сергея Витте – уроженца тифлисского района Сололаки...
Просто жизнь моя манеж...
Так пел знаменитый и, пожалуй, самый обаятельный российский бард Юрий Визбор. 20 июня ему бы исполнилось 80 лет. Журналист, поэт, писатель, киноактер, путешественник и альпинист – и во всех этих областях он оставил свой след. Но прежде всего, Визбор стал основателем движения авторской песни, он написал более 300 песен. Сейчас это трудно представить, но он начал раньше, чем Окуджава, Галич или Высоцкий. Кассеты с его песнями пошли по стране первыми – сказывалась журналистская хватка и умение «подать материал». Но не организацией «магнитофонного самиздата» запомнился Юрий Иосифович, прежде всего мы помним его песни, его неповторимую доверительную интонацию, приятные мелодии и доходчивые стихи. А еще все запомнили его кинороли в фильмах Марлена Хуциева, Ларисы Шепитько и, конечно же, роль партайгеноссе Бормана из «Семнадцати мгновений весны»...
170 лет Василию Поленову
Великий русский художник Василий Дмитриевич Поленов родился 1 июня 1844 года. Этот удивительно тонкий, лиричный и дружелюбный художник любим почти всеми почитателями живописи. И хотя он родился в Петербурге, его своеобразной «визитной карточкой» стала картина «Московский дворик», которую Поленов написал с натуры в арбатских переулках. Он родился в семье ученого археолога и детской писательницы, но руководила его образованием бабушка – Вера Николаева Воейкова, очень глубокий и эрудированный человек. Она же первая заметила его художнический дар. По окончании гимназии молодой Поленов поступил на физмат университета, параллельно посещая занятия в академии живописи. Но со временем, тяга к рисованию перевесила, и Василий оставил университет. Его первые живописные работы сразу привлекли внимание взыскательной публики, и молодой художник получил возможность пройти стажировку в Европе. Затем Поленов перебрался в Москву, где стал преподавать и помогать организовывать передвижные выставки. Как «передвижник», Поленов стал очень популярен, особенно, когда создал свой особый жанр «интимного пейзажа». А публике нравились его картины на евангельские темы. Он много путешествовал по России и разным странам, пока не осел в своем имении Борок на Оке почти напротив знаменитой Тарусы. Там он все обустроил по своему вкусу, и дом, и сад, и парк. Во все периоды жизни Поленов был человеком неконфликтным, хотя и не поступался никогда своими принципами. Но лучше всего о нем говорят его прекрасные и добрые картины. |
|
