click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт

Позиция

ПИСАТЕЛЬ МЕЖДУ НАРОДАМИ, ЛИТЕРАТУРАМИ, ЭПОХАМИ

https://lh3.googleusercontent.com/VaOk-2CHTMJ7PxCi9468rNvAuJVOJRqUF0ICLZI-NVDXHl3zxE5bn_18Y46L6Eufj347GQ_owFMZoxVRzBNnhZ-4it1aRTXVAlB3fHeOY8dNASPX6cUGIdH3fSKiC3D46lPjWm1Yk1NbXlleWrF-7IveiZ0A9Ad0WDPsS8Clpx4764vuHI61F8AZYL4-5YDq100sG2WICQhmgElA4DEft0MN0htFzu-BD64YUMQdocDE5891cDH6ih8z9lLm35v-hTCzTQUxIPSWzP8YOXplcKs-aY45ouGwtsj6FU8I3wAQv1lkT_t2F10CYjWp_TnesmsruNmGgFsw9hxQRFnxhbHlGdrMANqJ9-rLowArmAok7z_nT_Vr8wVbxJnD0jnTZkUs0fMm5kmHF4ge0zCrGlq5qIDQfBb1PEU1mRV_ey-Rygi4zusTqRybqKgtGXgLjUXxFXrtFtu-vfIqJqIcR7Oy8hdPrFASPp5LLtN2iMbcTuHDmevpN2_9bTMadoO2kWgmk7FJLbVEhz2sx_ZJkYa3NCecU4Km7XeGW0rohKxec_rFHVEcaSDAs6nt7AI3nzrIGwhv3-FGG7iU3wpZwCa7jds4nOZ7airKRkFy3qbPzwBZRj7YXZJEwPcEpAw=s125-no

Интервью Елены Чхаидзе с писателем и переводчиком Александром Эбаноидзе

Окончание
Не могу не отметить в происшедшем достойнейшее поведение моего дорогого Отии. Казалось, он первым должен был броситься в драку, тем более что всей Грузии был знаком его полемический азарт и острый язык, не уступающий астафьевскому. Но Отии было не до скандала. Он заканчивал большой роман «Черная и голубая река», в котором есть эпизоды, написанные на уровне Фолкнера и Достоевского, и не собирался отвлекаться по пустякам. Только поставив точку в многолетней работе, он написал зачинщику бучи умное, взвешенное письмо, главным в тональности которого было сожаление о случившемся и досада. Жаль, что письмо не удалось обнародовать. Отиа прислал мне его вместе с русским переводом и попросил похлопотать о публикации. Я посоветовал ему приехать самому в Москву, повод того заслуживал. Но Отиа и тут остался верен себе. Уточнив перевод (важно было не исказить его тон), я сходил сперва в «Наш современник», затем в «Дружбу народов». Оба главных редактора – Сергей Викулов и Сергей Баруздин – сказали, что руководство не советует возвращаться к тягостной истории. Викулов добавил, что предложил Астафьеву извиниться перед Иоселиани в личном письме и тот якобы пообещал, присовокупив: «Чего вы взъелись на меня из-за этих «Пескарей», там, рядом, напечатан рассказ, в котором моим родным сибирякам досталось куда круче, чем грузинам... И вообще, когда я пишу, у меня от пера только брызги летят во все стороны».
Погодя я спросил Отию по телефону, получил ли он письмо с извинениями? В ответ он только хмыкнул: «Как же, как же».
Через некоторое время мы пересеклись с Виктором Петровичем на каком-то торжественном приеме. Я сказал ему, что собираюсь в Грузию, и спросил: «Что передать Отии?» Ответ тронул меня: «Передай ему, что я его очень люблю». И вслед за этим с заботливой, почти нежной интонацией: «Как его Манана?» Манана – дочь Иоселиани, которую он видел маленькой девочкой; рано вышедшая замуж, ко времени нашего разговора она стала бабушкой. Когда я сказал об этом Виктору, он засмеялся и сокрушенно покачал головой.
Закончу эту историю словами посвящения, которые Отиа Иоселиани предпослал своей замечательной повести «Звездопад», давно включенной в хрестоматии и школьные программы:
«Мой дорогой Виктор Петрович! В наших беседах ты не раз говаривал:
– Вы, грузины, не видели войны.
– Возможно, – соглашался я. – Не видели.
– Вы, наверное, даже немецкого самолета не видели.
– И то. Я, например, не видел.
Вот уже несколько лет мы не встречались. Я соскучился по твоему раскатистому смеху и открытой прямой беседе. Дома никого, с кем можно было бы перекинуться словом. За окном прошел дождь, и выходить не стоит. Я сижу один и пишу. Пишу тебе, пишу, что запомнилось мне со времен войны.
С любовью, Отиа Иоселиани».
Два больших таланта и ярких, самобытных человека, они были в чем-то очень похожи. Выросшие в нищете и сиротстве, выпестованные мудрыми, сильными старухами – хранительницами очага и традиций, они посвятили своим бабушкам слова искренней и глубокой любви. Оба своими руками выстроили свои судьбы и завоевали признание народа.

Е. Ч.: Я согласна с вами в оценке двух замечательных писателей, и все-таки мне кажется, что с этого рассказа и событий вокруг него началось развенчивание формулы «дружбы народов». Потому все, связанное с этим, очень интересно.
А. Э.: Чувствуя ваш интерес, я был подробен, может быть, даже слишком. Но вот что я думаю по существу проблемы. С начала перестройки, как только было снято табу с высказываний на национальную тему, определяющим стал уровень культуры высказывающегося. В отсутствие культуры табу необходимо. Не помню, кому принадлежит мудрая мысль: культура, в сущности, и есть система табу. Нам, людям советской эпохи, интернационализм был привит с детства. Государству удалось это. При интернационализме не было нужды в табуировании. В юности я входил в сборную команду Грузии, где рядом были представители десятка национальностей. Возникавшие между нами конфликты никогда не были национальными. Не уверен, что в отсутствие большой объединяющей идеи к этому удастся вернуться. Тогда все стояло на прочном фундаменте.

Е. Ч.: Может быть, вы не обращали внимания на какие-то сигналы или намеки?
А. Э.: Возможно. Я склонен к сглаживанию углов, но я вовсе не кот Леопольд. Я исхожу из опыта своей жизни. Вот интересный и красноречивый факт: в моем архиве хранится письмо от читателя Гаглоева, осетина, живущего в Казахстане. Он пишет по-грузински и просит прислать ему мои книги на грузинском языке, потому что тоскует по стране, в которой вырос и где остались его друзья. Письмо продиктовано ностальгией. Это очень сильное свидетельство: ностальгия точней и объективней любви. В любви можно увлечься, обмануться, а ностальгия – безошибочный показатель. Невозможно тосковать по стране, где тебя унижали, нельзя мечтать о книгах на ненавистном языке.
Такого рода примеров немало, но нам нельзя утешаться подобными фактами. Еще раз повторю сказанное в начале нашей беседы: в целом мы – грузины – не справились с ситуацией и не вписались в крутой исторический вираж. В результате у нас отторгли пятую часть территории – так выглядит ситуация по факту. Чтобы восстановить территориальную целостность и обрести подлинную, а не декларативную независимость, недостаточно «грузинской мечты», нужна упорная многоцелевая работа всего народа, нужно экономическое чудо. Вроде того, которое совершили после Второй мировой войны японцы. Разгромленные и униженные, они 10 лет все – вся страна! – жили на горстке риса с кружочком томатного соуса в серединке – копили средства. И совершили чудо. Нужно терпение, упорство и самоотверженность. А мы хотим вкусно есть, сладко пить и заодно мечтать о чуде. Это, конечно, не возбраняется. Но, размечтавшись, можно потерять страну. Кое-кто уже пытается внушить нам, что Грузия вообще выдумка жуликоватого картографа.
Не думаю, что японский подвиг нам по зубам. Мы народ легковесный. Мягкий и легковесный. Что ж, может быть, наше предназначение – оставаться такими, какими нас создал Господь. Может, это и есть наш подвиг: не подлаживаться под меняющиеся обстоятельства. Андрей Битов в своем эссе о Грузии писал: «Какая же это стойкость: вымереть таким, каким ты рожден!» Удивительно, но даже в этом достаточно горестном наблюдении проницательного друга я склонен расслышать комплиментарный оттенок.

Е. Ч.: А вам не помешали 1992-1994 годы, абхазские и осетинские события?
А. Э.: Я не совсем понимаю, в каком смысле они могли помешать. Именно в эти годы я активизировался как политический полемист, отстаивая позиции Грузии. При этом порой прибегал к доводам столь нелицеприятным, что доброжелатели советовали мне не лезть на рожон. Тогда я тщательно следил за происходящим на родине, был, что называется, в материале. К тому же мне повезло. Моим соседом по дому оказался ближайший сотрудник Шеварднадзе, мой давний приятель Темо Мамаладзе-Степанов. Я многое узнавал достоверно, из первоисточника, а не из ангажированной прессы. Тогда что только не появлялось в московских газетах! Помню «шапку» на первой странице «Труда»: «След бен Ладена в Грузии» – и заметку, сообщающую, что, по данным спецслужб, бен Ладен руководил «Аль-Каидой» из Грузии. Подобные «утки» пугали простодушного читателя и, конечно же, настраивали против Грузии. Неслучайно по опросам общественного мнения Грузия в те годы была признана чуть ли не самым злостным врагом России.

Е. Ч.: Как на вас отразились события 2006 года, когда из России начали депортировать грузин, и 2008 года, после Пятидневной войны в Южной Осетии? Какая ситуация была?
А. Э.: Лично на мне эти события никак не отразились, разве что активизировали как публициста не только в прессе, но и на радио, в частности на «Свободе», в программе Кара-Мурзы. Я, как мог, пытался выправить кривду московской прессы.

Е. Ч.: А помните что-нибудь, связанное с абхазскими событиями?
А. Э.: Уже упомянутый Темо Мамаладзе говорил мне, что Шеварднадзе долго искал способ мирного возращения беженцев в Абхазию. Это было его главной заботой. Ради облегчения участи сотен тысяч людей, изгнанных из своих домов, со своей земли, он готов был пойти на уступки, в том числе продлить пребывание в Грузии российских военных баз. Но Черномырдин, с которым он говорил об этом в присутствии Мамаладзе, отвечал, что это не его уровень, не его «компетенция». А «компетентный» Ельцин додумался до того, что предложил разделить Грузию по Сурамскому хребту, то есть, по существу, вернуться в XVIII век. Был еще красноречивый факт с земляками, работавшими на маршрутных такси: им предлагали подготовительные лагеря на территории Абхазии, чтобы в случае неких событий принять в них участие. По-видимому, планировалась какая-то операция, но впоследствии события пошли иным путем.

Е. Ч.: Вернусь вновь к области литературы, точнее, вашей деятельности в качестве редактора. Скажите, как вы стали редактором «Дружбы народов»? Ведь в начале 1990-х русско-грузинское политическое противостояние набирало обороты?
А. Э.: В журнале я с 1995 года. Знаю определенно: то, что главный редактор такого рода издания – грузин, ценилось в «кругах», это демонстрировало Содружеству и всему постсоветскому окружению нынешнюю идеологическую раскованность.
С «Дружбой народов» я связан давно. Здесь были напечатаны все пять моих романов и наиболее значительные переводы. Но редакторство сложилось спонтанно. Журнал переживал серьезнейший кризис. Выходили сдвоенные номера (а это плохой признак), в сентябре ждали февральского номера, московская пресса острила по поводу того, что «Дружба народов» скрывает свои шедевры в запасниках. А я в ту пору издал русско-грузинский альманах «Золотое руно», чрезвычайно доброжелательно встреченный московской прессой, то есть проявил себя как организатор литературного дела. В итоге неожиданно, экспромтом меня позвали в журнал как кризисного менеджера – кажется, так это теперь называется. К концу того же 95-го года нам удалось войти в график, а еще через некоторое время на горизонте объявился Джордж Сорос; наряду с другими проектами финансист и филантроп решил поддержать «толстые» журналы. Не знаю, как в иных начинаниях, но в работе с нами Сорос был безупречен. Мы стабильно получали финансирование по гениально простой схеме: Фонд «Открытое общество» не выдавал нам деньги, а подписывал на журналы десятки тысяч библиотек в России и СНГ. Это позволяло интеллектуально поддержать обнищавшую интеллигенцию и заодно выплачивать авторам журнала пристойные гонорары. Что касается специфики «Дружбы народов», то нам был выделен ряд грантов, на которые мы провели три серьезные региональные конференции по теме «Традиционное сознание и вызовы современности», дважды организовали мастер-классы для переводчиков нового поколения и, что самое ценное, с помощью Сороса нам удалось собрать единственную в постсоветский период представительную встречу писателей Содружества и Балтии. Встречу мы назвали «Диалог после паузы». Ей предшествовал спецномер, во вступлении к которому я отметил богатство заброшенного литературного Клондайка. Фонд «Открытое общество» сделал так много для поддержания культурных контактов на постсоветском пространстве, словно американский филантроп был заинтересован в них больше, чем кто-либо другой.

Е. Ч.: Давайте поговорим о судьбе «Дружбы народов»». Что происходит сейчас, после СССР? Востребован ли он? Есть ли какая- то господдержка его существования?
А. Э.: В конце 1980-х у меня был любопытный разговор с Баруздиным, тогдашним главным редактором: я спросил, почему при колоссальном росте тиража («Дружба народов» тогда печатала почти 2 миллиона экземпляров) не увеличиваются гонорары. Сергей Алексеевич объяснил, что журнал расходует на себя меньше 20% подписных средств, остальные уходят в Госбюджет. То есть тогда не государство поддерживало нас, а мы поддерживали государство. Нынче же, загубив непродуманными реформами литературное дело, государство и не думает спасать журналы. Из «толстяков» мы давно превратились в дистрофиков, но это никого не волнует. Понятие «гонорар» практически ушло из обихода, зато возрождается жанр витиеватых благодарностей спонсорам-покровителям.
Кто-то из коллег вывел математическую формулу: «Раньше в нашем деле за месяц можно было заработать на год, а теперь за год на месяц не заработаешь». Другой коллега, знающий положение дел в переводческом цехе, тоже был лапидарен: «Прошлое наше прекрасно, настоящее ужасно, а будущее неопределенно».
Помню в советской прессе статью, в которой было сказано, что на социальной шкале Америки место писателя между мойщиком машин на бензоколонке и проституткой. Можем быть довольны: в этом вопросе мы вписались в семью цивилизованных народов.
Поделюсь и личным опытом. Целеполагание журнала «Дружба народов» я считаю государственно важным и потому с самого начала был нацелен на решение его проблем в государственном масштабе. Отсюда встречи с президентами государств СНГ и национальных автономий РФ, руководителями верхней и нижней палат парламента, исполнительными секретарями СНГ. Однако создать работающую структуру не удалось. Не исключаю, что косвенным образом мои усилия способствовали возникновению Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества СНГ. Кстати, на первом этапе мы успешно сотрудничали с этим фондом, но потом что-то разладилось. А нынче бюджет страны реально оскудел.
Так или иначе КПД моих усилий оказался низким. Что же касается финансовой подпитки Агентства по печати, ее едва хватает на полтора номера, а журнал должен выходить ежемесячно, и выходит, причем интересный, содержательный журнал высокого литературного качества.

Е. Ч.: В некоторых издательствах считают, что автор вообще должен быть рад тому, что его напечатали.
А. Э.: Превращение литературы в хобби – грубейшая ошибка. Выражусь резче: симптом деградации и энтропии. Государство вроде бы ищет новую национальную идею и даже скликает на Валдай умников для ее вырабатывания. Но ведь литература и есть та нива, на которой взрастают идеи.
Мне непонятно, для чего нужен Валдай, когда русская национальная идея существует? Ее обдумывали глубочайшие мыслители, от Чаадаева до Бердяева, и пестовали одареннейшие художники, от Карамзина до Булгакова. Она слишком крупна, чтобы ее не видеть, она никуда не девалась и не девальвировала, поскольку является плодом усилий, совершенно исключительных как по интеллектуальным, так и по нравственным параметрам. Это совокупный опыт и смысл, целеполагание и силовое поле русской классической литературы. Нынешние идеологи не слышат своих предшественников только потому, что реализуемый под шумок «новый проект для России» расходится с проектом Пушкина и Гоголя, Лермонтова и Герцена, Достоевского и Толстого, Щедрина и Островского, Платонова и Маяковского, более того – противоречит ему. Русская классика наперед отвергла идеал нынешних либералов – общество потребления. Она давно разоблачила ценности социодарвинизма: право сильного, культ успеха, фетишизацию денег, пренебрежение моралью. А что есть классика, как не выявление глубинной сути и чаяний народа!

Е. Ч.: Как появилась инициатива подготовки тематических номеров журнала по национальным литературам бывших советских республик?
А. Э.: Начиная с 1991 года стал мелеть и сужаться канал информации о литературной жизни в сопредельных странах. К концу 1990-х этот процесс привел к ощутимому оскудению и, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, мы решили выпустить ряд национальных номеров. Солидный объем журнала – около 25 авторских листов – позволял представить их достаточно объемно. Начали с грузинского номера. За ним последовали армянский и азербайджанский. С прибалтами оказалось сложнее, их мы представили большими блоками – журнал в журнале. При подготовке казахского номера открыли в Казахстане несколько превосходных русских писателей и молодых русскоязычных поэтов-казахов. Исключительно содержательным оказался проект «Многоликий Кавказ», реализованный при поддержке Фонда «Русский мир».

Е. Ч.: Каким вы видите будущее журнала, будет ли он развиваться? С уходом советского поколения не канет ли он в Лету?
А. Э.: Несмотря на врожденный оптимизм, перспектива литературных журналов видится печальной, в том числе и перспектива «Дружбы народов». У меня такое чувство, что в национальном организме России нет прежней духовной и интеллектуальной энергии, притягивающей сопредельное пространство и вовлекающей в единое культурное движение.
Но, быть может, самое прискорбное то, что на моих глазах разрушилась школа художественного перевода с языков сопредельных стран. Это был большой вклад Советского государства в культуру. Мы не смогли его сберечь и теперь будем узнавать о наших соседях не по талантливой литературе, а из судебных протоколов, торговых соглашений и зарисовок борзописцев в желтой прессе.

Е. Ч.: Заканчивая наш разговор, хочу спросить: как вы думаете, есть ли шанс нормализации отношений между Россией и Грузией?
А. Э.: В этом вопросе я ненамного оптимистичней, чем в вопросе выживания журналов. Пройдет много времени, прежде чем «…народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». По убеждениям я социалист, и социальный эксперимент, породивший СССР, близок и дорог мне. Как и Маяковский, я хотел бы,
«чтобы в мире
без Россий,
без Латвий,
жить единым
человечьим общежитьем».
И, конечно, я хотел бы, чтобы отношения между Грузией и Россией урегулировались. Помню, как мне приходилось летать в Тбилиси по экзотическим маршрутам – через Киев, Ереван и даже Стамбул. Лет пять назад авиасообщение восстановили, но без решения вопроса об оккупированных территориях мы дальше не сдвинемся.
Под конец нашей беседы припомню метафору о русско-грузинской коллизии, спонтанно родившуюся в одном из моих памфлетов: «В пылу схватки Грузии кажется, что, подобно шекспировскому Меркуцио, она заколота из-под руки друга. Но в этом ремейке у Ромео другая роль: он не прочь поживиться тем, что останется от беспечного и задиристого собутыльника». К лицу ли России такая роль?
Е. Ч.: Спасибо вам за наш разговор!

Россия-Грузия после империи: Сборник статей – М.: Новое литературное обозрение, 2018

 
ПИСАТЕЛЬ МЕЖДУ НАРОДАМИ, ЛИТЕРАТУРАМИ, ЭПОХАМИ

https://lh3.googleusercontent.com/byiBUNknM6Fa4HDEy9VQaCMs-n5ehaCu_itZS0lMDt6msyL6uBIVTo9-uU8ZyQ4M4C27f_a09ypFFQiSxLxy4PBQh2Yn3QgdMvhiJknMbZSPtMZjLv2eRyDx38Alj69mp5Ht3D66T5SnXzW_9FyxntHw5e9M1AxGpi33m0BerbkExKAcFCFCc5PDIYZ3pilzcLTEGSh8H8ngAcWhu6yFpje-wlCEJjdBczDj4f1ZJlhQU6-exepE1TATIIT2HC33LXrcLV67X4f306iXcTcCQLkr_JDIr3ILPBz7Tn7TWHpERh-shKvTBpkn0OPmmm4a0vlmij8cYW3GEBLe6WGh-iMInbJKBQRxHFjRoYnvuF7K1BcJ6GzGmnjS7Y8jdorTI00wP9XVwL1rzC36l9HJWL40SauZNvUL5aag-IKiG_pMYNlGY0n9Jq8Lb-L584KOoaHcLc0n_K_JkNce1uZ6He5cARvW0x_uogFb1vI5hV4_QDcHaxwcJHximHhh1DYjIuxoHyUNOkX-wThcUxC4_RiRqJ1GmZAspcIZfLifEorU_TnsYgQzmWmhtKTjb4DVmUxXZRPHHPkheuXi99geOtsaFlC68wiowkqyYFk=w125-h124-no

Интервью Елены Чхаидзе с писателем и переводчиком Александром Эбаноидзе
Елена Чхаидзе: Александр Луарсабович, в своей жизни вы играете три роли: переводчика, писателя, редактора журнала «Дружба народов» (На момент интервью А. Л. Эбаноидзе занимал должность главного редактора журнала). Наблюдая за вашей профессиональной деятельностью, я прихожу к выводу, что главной вашей задачей всегда являлось донести знания о других культурах и литературах бывшего советского пространства до российского читателя. Наибольший ваш вклад связан с грузинской литературой. Как переводчик грузинской прозы вы публикуетесь с 1960 года, но проблемы перевода – отдельная широкая область, а сегодня я хочу сконцентрироваться на двух других областях вашей деятельности: Александр Эбаноидзе как писатель и как редактор. Это особенно интересно, так как вам выпало работать в очень сложный исторический и политический период: крах СССР и формирование новых государств. На смену советской литературе пришла постсоветская, на смену популяризации межнациональных связей – межнациональные распри. Вы тот человек, который оказался, скажем так, в точке пересечения – сначала культур (грузинской и русской), в силу разных личных обстоятельств, а затем – в точке пересечения эпох (советской и постсоветской). Интересно узнать, как человек, сформировавшийся и ставший успешным в советский период, к тому же не на своей этнической родине, а в центре советской «империи», жил и работал тогда? Как он адаптировался к новым временам? И как он, взяв на себя руководство редакцией одного из самых популярных и значимых советских журналов, видит судьбу этого журнала уже в постсоветские времена? Начну с вашего литературного творчества. Вы прославились как русский писатель грузинского происхождения, и писали вы, находясь в России. Расскажите, как менялись ваши приоритеты в обращении к грузинской теме, начиная с первого романа советских времен, получившего широкую известность не только в СССР, «Два месяца в деревне, или Брак по-имеретински» и продолжая первым романом постсоветских времен – «Ныне отпущаеши»? Ведь, как мне кажется, они антиподы по цели и по общей тональности содержания.
Александр Эбаноидзе: В одной из своих книг я объединил под обложкой романы «Брак по-имеретински» и «Ныне отпущаеши...»; через некоторое время издал в том же составе книгу на грузинском. Для меня их объединение принципиально. Романы разделены двадцатью пятью годами, за которые в Грузии произошли кардинальные изменения. Визуально перемены отображены в оформлении грузинского издания – большой формат книги предоставил такую возможность: светлая сторона обложки воспроизводит идиллическую картинку, красивый имеретинский дом-ода, куст зреющей ежевики, тоненькая девчонка в белом ситце. На темной стороне обложки приметы Тбилиси – телевышка на Мтацминде, храм Метехи с Горгасалом, а на переднем плане тело убитого мужчины, распластанное на булыжниках развороченной мостовой. Аннотация также подчеркивает контрастность романов: «Юмор сменился сарказмом, простота патриархального уклада – абсурдом националистической вакханалии, лирическое волнение – скептическим раздумьем». Судя по откликам, «двойной портрет» сработал; вот что я прочитал в одной из рецензий: «Мы узнали Грузию грез, сладостную, как пир, и Грузию горя, горькую, как похмелье». Собственно, ради обоюдного усиления я и свел воедино романы, разделенные четвертью столетия.
Чтобы сформулировать, что двигало мной в процессе работы над «Браком по-имеретински», я сошлюсь на слова мудрого Фазиля Искандера, сказанные в телепередаче «Книжная лавка»: «Пружина, которая держит рассказанную историю, – это любовь: любовь к родной земле, к людям, живущим на ней, к обычаям и традициям».
С годами убедился в правоте слов Фазиля: любовь, соединенная с энергией молодости, помогла создать книгу, полную народного оптимизма.
Е. Ч.: Постепенное увеличение количества общественных коллизий не было ли реакцией на романтически-прекрасную историю жизни и приключений героя в грузинском селе, описанную в первом романе? Не захотелось ли показать и другую жизнь в Грузии?
А. Э.: При написании «Ныне отпущаеши» я не меньше любил Родину, но общественные катаклизмы разрушили былую гармонию, показали оборотную сторону многих явлений и качеств. В моей прозе (а между «Браком...» и «Ныне отпущаеши» были еще и «Где отчий дом», и «Вниз и вверх») все отчетливей проступал элемент политизированности, т. е. «главная мысль» не выявлялась через самодвижение материала, а как бы навязывалась рождающемуся сочинению. Безыдейный «Брак...» походя отобразил и социальную тематику, и даже классовую борьбу на селе. Но меня подхватил общественный водоворот 1980-х, я даже ударился в публицистику – опубликовал два десятка статей. Словом, удержаться над схваткой не удалось... Или во времена счастливого «Брака...» никакой схватки не было?
Отмечу еще одну особенность моих писаний: в них мало Тбилиси; хоть я там родился и люблю этот город, эмоционально меня наполняет Имеретия, дом на горе, куда мечтаю вернуться на склоне лет.
Е. Ч.: Выходит, несмотря на годы жизни вдали от Грузии, ваши чувства и связь с ней сублимируются в текст? А дистанция, какую роль играет она?
А. Э.: Я давно живу далеко от родины, но крепко связан с ней и остро переживаю все, что там происходит. Дистанция в моем случае дает двойной эффект: вроде бы все видно спокойнее и объективнее, но не хватает конкретной вовлеченности в происходящее, осязаемой информации, необходимой беллетристу. В советские времена я месяцами жил в Грузии, а сейчас бываю там от случая к случаю. Я физически осязал, как грузинский материал последнего, трагического периода истаивал у меня в руках, и благодарен Отару Чиладзе за его «Годори», который позволил мне прикоснуться и обжечься.
Мой пятый по счету роман, «Предчувствие октября», совершенно русский, одно время я даже собирался «запсевдонимить» его – для большей органичности подписать русской фамилией.
Е. Ч.: Скажите, а вы никогда не задумывались о понятии «гибридности» и нахождении в межкультурном пространстве по отношению к себе? Например, современная наука наполнена примерами успешных ученых и писателей, выходцев из арабских или индийских стран, которые сделали прекрасную карьеру в США или Великобритании. Как и кем вы ощущаете себя в Москве?
А. Э.: Это хороший вопрос. Помню, в одном интервью тбилисской газете я сам задался вопросом: «Интересно, как себя чувствует индус в Лондоне?» В советские годы такое не могло прийти в голову, все было слишком органично, я всюду был дома. Теперь же происходит нечто противоположное: помню, как мне было тягостно поселиться в гостинице неподалеку от дома, в котором я вырос.
В России, в Москве я не чувствовал себя искусственно вдвинутым в русскую среду, тем более в русскую литературу. Я был выпестован ею: в студенческие годы мне приснился Лев Толстой – старик спал на кушетке, на балконе нашего деревенского дома.
Думаю, известную роль в «натурализации грузина» сыграло и то, что мой дебют в Москве прошел на редкость успешно. За считаные годы «Брак...» был переведен на пятнадцать языков, неоднократно экранизирован, инсценирован для театра и на радио; московскую шестисерийную радиоинсценировку озвучивали звезды московских театров; по роману был создан даже мюзикл, музыку которого написал замечательный композитор Георгий Цабадзе. К тому же в 1970-х годах Грузия еще оставалась в общественном сознании несколько привилегированной республикой, а место Грузии в русской культуре всегда было особенное.
Е. Ч.: Я читала у Андрея Битова об особой атмосфере, царившей в Литинституте, связанной с дружбой с Грантом Матевосяном, Резо Габриадзе и всеми другими представителями блестящей плеяды шестидесятников. Например, когда я разговаривала с Эльдаром Шенгелая, он мне сказал: «у нас была дружба профессионалов». По вашему мнению, какая там была атмосфера? Это была дружба профессионалов? Не было ли межнационального напряжения?
А. Э.: Абсолютно нет! Наверное, у кого-то была и дружба профессионалов, т. е. людей, поддерживающих друг друга в работе, но прежде всего – была дружба людей. Скажу больше – мы любовались национальной особенностью другого, каждый как бы даже слегка педалировал свою этническую особость: латыш Скуениекс, аварец Адалло, украинец Мовчан, эстонец Траат, таджик Зульфикаров, казах Сулейменов, русский Белов, азербайджанец Айлисли... Были и общие увлечения. Так, через меня мои однокурсники полюбили тбилисское «Динамо», уникальную футбольную команду шестидесятых. Тбилисские друзья попросили меня купить абонементы в Лужники ради единственного матча с испанцами, который по какой-то причине сорвался. У меня на руках осталось шесть абонементов. Сплоченной ватагой мы шагали за могучим Шота Нишнианидзе, разрезавшим для нас стотысячную толпу на подступах к главной арене. Нет, мы любили друг друга, и любили Месхи, Стрельцова, Лобановского!.. (Знаменитые футболисты 1960-х гг.)
Е. Ч.: Как вы считаете, что стояло за писателями, которые писали не на родном языке, а по-русски? Что ими двигало?
А. Э.: У меня есть статья на эту тему, вернее, публикация доклада, сделанного в фонде Карнеги. Там, правда, немного другой аспект, сугубо творческий, скорее даже стилистический. Но есть несколько мыслей, впрямую связанных с нашим разговором. Если отвечать на вопрос в той форме, в какой он поставлен, писателями, пишущими на неродном языке, двигала беда. У полнокровного литературного творчества один язык: даже Пушкин и Тютчев писали по-французски заурядные вирши. Каждый писатель знает, что существует некий сокровенный опыт, на другом языке невыразимый. Поэтому творчество на другом языке – всегда аномалия и связано с биографическим сломом, в лучшем случае – с драмой. Для подтверждения назову имена: Дж. Конрада, Набокова, Труайя, Робакидзе, Бродского. Такого рода творческие драмы, порой весьма плодотворные, разыгрывались преимущественно в империях: Риме, Византии, Порте, Австро-Венгрии, дореволюционной России.
Но нигде эта проблема не выявлялась так наглядно и ярко, как в Советском Союзе. Коммунистическая империя пережила бурную историю, отразившуюся на судьбах ее граждан. На огромных пространствах происходили смешения народов и языков, миграции, ассимиляции, переселения. К тому же коммунистическая империя не только наследовала Российскую империю, она в известном смысле наследовала и великую литературу, созданную на русском языке. Таким образом, становление литературно одаренной личности во всех регионах Союза проходило под воздействием неотразимо обаятельного поля, излучаемого Пушкиным и Лермонтовым, Гоголем и Тургеневым, Достоевским и Толстым, Гончаровым и Чеховым... Откуда же с первых слов в моем ответе возникло слово «драма»? Ведь язык – всего-навсего инструмент писателя. Почему бы армянскому, чувашскому, казахскому писателю без всяких проблем и драм не оснаститься таким ладным, отточенным, совершенным инструментом, как русский язык, и не работать в меру своего дарования?
Такой подход к творчеству возможен и, что называется, имеет место. Но если говорить о творчестве значительного писателя, если говорить о призвании, то здесь дело обстоит не так просто и однозначно.
Прежде всего, родной язык впитывается одаренной личностью с младенчества, буквально с молоком матери. Как сказано у Георгия Леонидзе: «Язык грузинский, жадно и легко я пил тебя, как дети молоко!» Почти никогда другой язык не может быть усвоен и освоен с такой естественностью и свободой. Редчайшие исключения только подтверждают правило. Я уже отметил, что даже Пушкин и Тютчев писали по-французски заурядно. Есть примеры попроще и совсем рядом: читающая публика еще помнит, с каким удовольствием критик В. Бушин «вылавливал блох» в прозе Чингиза Айтматова, и надо признать, что не все его придирки были безосновательны.
Чрезвычайно интересен и другой аспект темы: как инонациональный писатель ищет и находит в русском языке новые краски для адекватного самовыражения, тем самым обогащая палитру русского языка.
Е. Ч.: Вы можете вспомнить какой-нибудь случай, когда о вас отзывались как о негрузинском писателе?
А. Э.: Увы, такое было. В Тбилиси приехали два переводчика, переведшие «Брак по-имеретински» на чешский и словацкий, два моих друга – Милан Токар и Владимир Михна. Нас пригласил к себе на дачу Нодар Думбадзе, в ту пору возглавлявший Союз писателей Грузии. Не помню, что помешало мне поехать к Нодару, а Михна с Токаром после беседы с ним не без досады поведали: выслушав их рассказ о том, какой успех имела в Чехословакии моя книга, Думбадзе с кислой миной заметил: «Он хороший парень и, может быть, хороший писатель, но не грузинский писатель». В ответ на азартные возражения, дескать, через эту книгу у нас в стране полюбили Грузию, Нодар пояснил: «Если я приеду к вам в Чехословакию, а потом напишу о ней хорошую книгу, разве я стану чешским или словацким писателем?» Тут Нодар определенно перегнул. «Брак...» беспримесно грузинская вещь, а не зарисовка туриста. Я горжусь тем, что, благодаря огромному тиражу и многочисленным переводам, донес до самых дальних берегов обаяние родной Имеретии.
Е. Ч.: Как вам кажется, что изменилось в восприятии грузин в России начиная с 1990-х годов?
А. Э.: Зураб Авалишвили – был такой дипломат в меньшевистской Грузии – писал в своих исторических исследованиях: «Грузины – нация, избалованная романтическими комплиментами». Необычное самоощущение, льющее воду на присущий нам нарциссизм. В Империи, под чужими знаменами, мы были хоть куда! Легендарный гусарский полк, возглавляемый князем Амилахвари, славный герой Бородина Петр Багратион и, конечно, главная фигура – Сталин!.. Но собственный инстинкт самостояния, мускулы государственности ослабли за 200 лет. На нынешнем историческом отрезке мы явно сплоховали! Мы не вписались в крутой поворот, нежданно возникший на пути, и озадачили друзей, по-прежнему склонных любоваться Грузией и грузинами.
Е. Ч.: А что вы имеете в виду, уточните?
А. Э.: Помню сюжет, прошедший в конце 1980-х по ЦТ, вроде тех, что любят обсуждать в программе «Пусть говорят». Батумский юноша влюбился в русскую курортницу и женился на ней. Родители юноши узнали о легкомысленных похождениях избранницы их сына и отказали молодым от дома. Юноша взбунтовался, случился скандал. История попала на перо борзописцев. Какова реакция грузинской общественности? Из Тбилиси в Москву прибывает делегация – видный театральный деятель и известный поэт, они организуют полемику в телеэфире, в которой, как им кажется, отстаивают честь Грузии и ее традиции. Все это выглядело провинциально, мелко, неврастенично, не соответствовало образу Грузии, созданному за десятилетия русскими поэтами от Маяковского и Пастернака до Евтушенко и Ахмадулиной.
Е. Ч.: Выходит, что к концу 1980-х ситуация по-постмодернистски вывернулась?
А. Э.: Выходит, что так. Для этого много причин. И наша вина, вина грузин, в случившемся велика. Повторю: мы не сумели вписаться в крутой вираж перемен. Однако эту метафору необходимо уточнить: все эти годы, все 25 лет на опаснейшем вираже нашу хрупкую малолитражку бесцеремонно теснит гигантский трейлер; полагаясь на свои размеры и мощность двигателя, он нарушает все правила дорожного движения, мы же вынуждены думать только о том, как бы не расшибиться в лепешку.
Когда-то Мераб Мамардашвили предрекал: если Россия успешно справится со своими проблемами и сумеет преобразиться в подлинно демократическое, социально справедливое государство, это станет примером для всего сопредельного пространства. Покамест Россия даже не ставит такой задачи, а ее действия по отношению к Грузии особенно бесцеремонны.
Е. Ч.: А были ли в литературе примеры вроде той телепередачи, которую вы упомянули? Помните ли вы публикацию, задевшую национальные чувства грузин?
А. Э.: Этот вопрос показывает, как вы молоды, Елена, во всяком случае насколько моложе меня.
Дело в том, что в середине 1980-х в литературной жизни случилось событие, привлекшее всеобщее внимание. Обычно в таких выражениях говорится о самых ярких публикациях и книгах. В нашем случае тоже была публикация, однако реакция на нее никак не соответствовала художественным достоинствам. Журнал «Наш современник» напечатал рассказ Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии» – опус non-fiction, описывающий пребывание автора в писательском Доме творчества в Гагре и его краткую поездку к приятелю в Цхалтубо.
Случилось так, что я оказался близко к событию, описанному в злополучных «Пескарях», а позже даже вовлечен в продолжение. В свое время кураторы советской идеологии из ЦК не советовали возвращаться к этой истории, их можно понять. Но я все-таки поделюсь моими воспоминаниями и соображениями, не только потому, что в центре скандала оказались два выдающихся писателя и касающиеся их подробности ценны как биографический материал, но и потому, что само событие обозначило трещину в межнациональных отношениях, в которую хлынули скопившиеся претензии, счеты и обиды. Надеюсь, что за 30 лет страсти поутихли и наш разговор не раздует угасший пожар.
Два писателя – это Виктор Астафьев, автор рассказа, и Отиа Иоселиани, его главный герой, прозрачно закамуфлированный под Отара Свана.
Сегодня их нет с нами, что обязывает меня быть предельно точным.
Итак, в начале 1960-х в Гагру приехал писатель Астафьев. Администрация Дома творчества поселила неизвестного провинциала в скверном номере и крайне неудобно посадила в столовой. В ту пору Астафьев – автор заурядных повестей «Перевал», «Стародуб» и др., но в глубине души писатель с его потенциалом не может не сознавать не реализованную до поры мощь. Виктор задет обхождением. Тут в Доме творчества появляется оповещенный открыткой сокурсник по ВЛК Отиа Иоселиани. Он приехал на новенькой «Волге» со сверкающим оленем на капоте, походя пожурил администрацию, посмеялся над местным вином, которое простодушно пил его «непосвященный» друг, усадил его в свою «Волгу» и увез в Цхалтубо. Скорее всего, в машине разговор коснулся съемок фильма по роману Иоселиани и предложения Серго Закариадзе, будущего «Отца солдата», написать пьесу для театра «Руставели». Вряд ли эти подробности развеяли увезенную из Гагры досаду. В Цхалтубо Виктор увидел двухэтажный дом с арочной колоннадой и десятью комнатами (в скобках замечу, собственноручно выстроенный Отией от фундамента до кровли). В этом доме гость прожил несколько дней, выезжая на экскурсии по историческим местам и ловлю рыбы, в том числе злополучных пескарей.
Не удивительно ли – зерно рассказа было заронено в начале 1960-х, рассказ же появился в середине 1980-х. К этому времени Астафьев – знаменитость, большой писатель, перу которого принадлежат лучшие страницы русской прозы второй половины ХХ века – «Царь-рыба», «Последний поклон», «Пастух и пастушка»... Но именно к середине 1980-х в творчестве Астафьева намечается этап, смутивший многих его почитателей: оптика мастера словно разъедается катарактой или затягивается черной линзой; при этом самородное слово не слабеет, а даже наливается силушкой. Этапным, в означенном русле, видится «Печальный детектив», дальше пошло по нарастающей. В результате оробевшему читателю явился удручающий симбиоз: на страницы последних произведений писателя словно бы выступил мучимый изжогой, угрюмый мужик, яростно гвоздящий многочисленную родню, всех без разбора, налево и направо. От его гневного ока и отравленного слова не укрыться никому. Не чурается он и зуботычины.
Вот в такую пору, на беду нам – грузинам, из зерна, зароненного 25 лет назад, пророс рассказ – невзрачный куст, усыпанный ядовитыми ягодами. Все, что в Грузии попадается на глаза рассказчику, вызывает у него неприязнь, негодование, омерзение. Доходит до того, что рубиновые зерна граната, прекрасного библейского плода, напоминают ему цингозные десна (это ли не болезнь оптики!), а безобидный хохолок поверх индюшачьего клюва свисает как гнилое мясо. Коровы на имеретинских взгорках отвратительно безроги и до неприличия мелкопородны, а редкие цхалтубские пальмы чахоточно чахлы. Искаженная оптика, вкупе с отсутствием такта, подводит писателя и в более существенном. Он, конечно, не знал, что мать Отии, овдовевшая задолго до войны, оставила осиротевших сыновей и вышла замуж и лишь на склоне лет, больная и беспомощная, постучалась в дом к старшему сыну. Поведение старой женщины объяснялось неуверенностью и смущением, и рассказчику в его мотивациях следовало бы проявить больше деликатности и такта, но эти качества чужды автору «Пескарей». Не щадит он даже своего сокурсника, проделавшего ради него неблизкий путь и принимающего в меру своего понимания; в гневном публицистическом отступлении он ставит этого непростого, но нравственно безупречного человека в один ряд с торгашами на российских рынках, нагло обирающими честных работяг!..
Не знаю, наловил ли в Грузии Виктор Петрович пескарей, но дров он наломал изрядно.
Грузинская общественность возмутилась пасквилем и завалила автора письмами. Помню, как при встрече в ЦДЛ Виктор раздраженно сетовал на мешки гневных посланий и допытывался: «Слушай, ты знаешь Терентия Убилаву, журналиста из Очамчира? Как бы его угомонить? Придурок чуть не каждую неделю шлет мне письма с угрозами и пугает мою Машу...»
Негодование грузинской общественности, огороженное цензурой, долго не выплескивалось в союзную прессу, но тут в конфликт вмешался Натан Эйдельман: московский интеллектуал, автор популярных исторических романов, обнародовал свою частную переписку с автором «Пескарей». «Самиздат» в считанные дни растиражировал переписку по всей стране. Неожиданно возникший еврейский вопрос придал русско-грузинской перепалке иной тон и масштаб. То, что еще можно было решить полюбовно, командировав на республиканскую конференцию милейшего Гаврилу Троепольского, выросло в скандал такого масштаба, что на писательском съезде, проходившем в Кремлевском дворце, грузинская делегация покинула зал.
Сегодня, на расстоянии, незначительность повода бросается в глаза. В творчестве Астафьева «Ловля пескарей в Грузии» не больше чем эпизод, мелочь. Но дело в том, что 30 лет назад причина происшествия гнездилась не столько в злокозненности текста, сколько в подспудных явлениях, назревавших в стране, в форшоках, предвещающих грядущие потрясения.

Продолжение следует

Из сборника статей «Россия-Грузия. После империи»
Москва. Новое литературное   обозрение. 2018

 
ПОПЕЧИТЕЛИ РОДИНЫ

https://lh4.googleusercontent.com/-qOVyhu5zXTY/VMIhM3TqSeI/AAAAAAAAFZ4/jEoh8aWW9pA/w125-h128-no/R.jpg

«Амагдари» - благотворительное общество для всех возрастов. Забота о здоровье, спорт, культура и религия, наука и издательская деятельность – вот неполный список сфер и интересов этого замечательного общества.
Вдохновителем этой разносторонней работы является Вахтанг Кизикурашвили – академик Национальной академии наук, ветеран труда, изобретатель.  
Вахтанг Николаевич родился в живописном кахетинском городе Сигнахи, в монастыре Бодбе – усыпальнице Святой Нино, где в то время располагался роддом. Окончил технологический факультет Тбилисского сельскохозяйственного института по специальности инженера, технолога-винодела. Затем продолжил учебу в Московском союзном институте пищевой промышленности  на экономико-организационном факультете, который окончил по специальности экономиста-организатора изготовления продуктов сельского хозяйства. С тех пор ни один день в его жизни не прошел без работы и без заботы о своей стране. В разные годы он работал в «Самтресте», был директором Цителцкаройского головного сыро-масляного завода Министерства мясной и молочной промышленности, а позднее – завотделом соцсоревнований центра управления организации труда и производства того же Министерства. Работал заместителем заведующего отделом проектного технологического центра по разработке и внедрению прогрессивных методов работы, начальником сектора главного управления планирования социального и экономического планирования, начальником сектора управления усовершенствования аграрных и сельскохозяйственных реформ.
В 2012 году избран сопредседателем научно-консультационного совета по вопросам пожилых людей при комитете здравоохранения и социальной защиты Парламента Грузии. Директор фирм «Меркурий», «Кизики» и «Окрос Хванчкара +».
Действительный член Калифорнийской Международной академии науки, образования, индустрии и искусств. Действительный член Фазисской академии наук. Академик Национальной академии наук Грузии.
Сопредседатель Правления Научного центра грузинской патриархии.
Среди изобретений Вахтанга Кизикурашвили – молочная кислота для мацони «Кизики», композиция йодированного мороженного, биогазовая установка, теплица, культивационная постройка для зеленой пищевой массы для сельскохозяйственных животных и птиц, система для получения субстрата для производства червями биогумуса.
Как видим, Вахтанг Николаевич – натура очень деятельная. И все его заботы – государственного масштаба.
Например, он борется за внедрение в широкое пользование коллоидного серебра. Когда мы говорим о коллоидном серебре, это означает, что после прохождения через электронный заряд, серебро распадается на мельчайшие частицы, которые растворяются в воде. Т.е. получается растворимое в воде тонизированное серебро, которое полезно для человека.
В 1939 году Германия и СССР даже договорились изъять коллоидное серебро из употребления. Ведь это фактически был первый в мире антисептик. Оно обладает антибактериальными свойствами, действует как антибиотик. А спектр его применения более чем широк – от вирусных инфекций и ОРВИ до сахарного диабета и онкозаболеваний. Его применяют в хирургии, урологии, гастроэнтерологии, дерматологии и даже педиатрии. Коллоидное серебро можно применять в двух видах – как раствор серебряных ионов, концентрация которых составляет 0,035 мкгр/л и как концентрат. В этом случает массовая доля ионов серебра в воде составляет 10  мкгр/л.
Каков же принцип действия? Когда мы принимаем коллоидное серебро – оно попадает в организм и убивает там все отрицательные микробы. Организм вырабатывает иммунитет, ведь структура положительных микробов и коллоидного серебра абсолютно идентична, поэтому при попадании в организм они приспосабливаются друг к другу и уничтожают отрицательные микробы. Любой врач, которого вы спросите или вообще не знает о коллоидном серебре, или в лучшем случае скажет, что все это ерунда.
«Поэтому я обратился в Министерство здравоохранения, пошел туда, объяснил и, в конце концов, мы получили письмо с разрешением на употребление коллоидного серебра. Сейчас нам предстоит последующая процедура. Вот парадокс – сегодня этот препарат продается в аптеках, но 100 граммов стоят 25 лари. Мы изготавливаем этот препарат, но нигде его не продаем. Члены «Амагдари» могут приобрести за 25 лари препарат, которого хватит на месяц, а это один курс лечения», - рассказывает Вахтанг Николаевич.
Еще один пример, продолжает он.
«Сегодня в Грузии население употребляет хлорированную воду. Она вредит человеку, вплоть до того, что вызывает онкологические заболевания. Это хорошо знают в Министерстве, но им выгоднее подавать хлорированную воду, так как она дешевле и поэтому, если в Грузии остались единомышленники нации и страны, то мы утверждаем и берем на себя ответственность, что очистим и дадим населению чистую воду».
Еще одна глобальная проблема – загрязнение  почвы. В нее сливают отходы, ядохимикаты, пестициды. На весь этот адский коктейль впоследствии высаживают овощи. И в результате мы получаем зараженные, вредоносные продукты.
«Мы предлагаем путь спасения, - говорит Вахтанг Николаевич. - Я досконально изучил поведение дождевых червей: у этих беспозвоночных есть данная Богом функция – перерабатывать и удобрять почву. Мы выступаем с заявлением, что сделаем землю экономически рентабельной и биологически чистой и получим на ней чистый продукт, который будет полезен. Ведь гумус – это чудо природы. Для этого нам выделяют три гектара земли в пригороде Тбилиси, где мы займемся разведением дождевых червей».
Три месяца назад по инициативе Католикоса-Патриарха Всея Грузии Илии II был создан Научный центр, учредителями которого являются сам Святейший и пять ведущих университетов. Патриарх хочет, чтобы в сознании людей утвердилось национальное самосознание. Задача научного центра – объяснить, что у каждого человека есть функции в его стране, и это нужно осознавать и следовать им.
Самым большим несчастьем для страны Вахтанг Кизикурашвили считает необразованность, особенно среди молодого поколения. Недавно был проведен соцопрос среди школьников, и к великому стыду, большая часть из них не смогла правильно ответить на вопрос, кем друг другу приходятся Нестан-Дареджан. А ведь это главная героиня поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» - национального достояния грузинской культуры. Кто-то ответил, что Нестан-Дареджан – сестры, подруги, мать и дочь. И только треть опрошенных ответила, что это имя одного и того же  персонажа. Комментарии тут, как говорится, излишни.
Поэтому все свои силы Вахтанг Николаевич и его единомышленники направляют на то, чтобы бороться с этими проблемами.
Одним словом, проблем много. Но самое главное, считает Вахтанг Кизикурашвили, это быть услышанными. «Ведь все те решения, которые мы предлагаем, очень просты и естественны. Но, сами понимаете, в этой простоте и заключается главная проблема – мы наступает на пятки тем, кто наживается на проблемах людей».
Ежемесячно общество выпускает одноименную газету, которая бесплатно распространяется среди членов «Амагдари» и не только. Здесь можно прочитать о новостях внутри «Амагдари», о достигнутых успехах и о новых вызовах, которые постоянно ставит перед собой эта замечательная организация.
Правда, несмотря на все сложности, прошедший год Вахтанг Николаевич считает удачным, равно как и то направление, которое выбрали «Амагдаровцы» - чтобы основные приоритеты были отданы биологически чистым продуктам и были созданы рабочие места.
А лично для себя большим подарком и честью он считает получение в конце декабря Диплома Чести и Славы, учрежденного Патриархом.

Нино ДЖАВАХЕЛИ

 
УВОЛЕН, НО НЕ СЛОМЛЕН

Роберт Стуруа

Вся общественность взбудоражена последними событиями, связанными с отстранением Роберта Стуруа от должности художественного руководителя театра имени Ш. Руставели. На пресс-конференции,  состоявшейся в тбилисском офисе РИА Новости,  режиссер казался несколько подавленным – по признанию режиссера, скандальная слава последнего времени стала его тяготить.  Было грустно, что  художник мирового масштаба вынужден вновь и вновь возвращаться к теме ксенофобии.   

Подробнее...
 
ДВА ДРУГА, ОДНА ЦЕЛЬ

Недавно я познакомился с двумя молодыми людьми. Они друзья и единомышленники. Сперва мне хочется сказать несколько слов об одном из них – Ираклии Тодуа. Ему тридцать пять лет. Он главный редактор газеты «Грузия и мир». Я немного знаю эту газету, ее основное направление. В ряде случаев она не уклоняется от критики власти, но при этом сохраняет определенную академичность, как заявил сам редактор, всячески избегает характерной лексики так называемой «желтой прессы» и старается представить читателю объективные картины происходящих в Грузии значительных процессов и явлений.

Подробнее...
 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 Следующая > Последняя >>

Страница 2 из 3
Среда, 06. Ноября 2024